Читать книгу "Прими день грядущий - Сьюзен Виггз"

У Женевьевы даже закружилась голова. Перед глазами встал образ Пиггота, ее кредитора и мучителя. Господи, неужели его действительно больше нет… Она глубоко и неровно вздохнула. Вот и наступило освобождение. Женевьева испытала такое облегчение, что ей даже стало стыдно за себя.

Женевьева с опаской смотрела вверх, на огромный орешник, который рос у нее во дворе. Рурк уже залез на первую большую развилку и теперь осторожно продвигался вперед, держась вытянутой рукой за ветку. Девушка прищурилась, прикрыв ладонью глаза: солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, ложились ей прямо на лицо.

– Рурк, держись двумя руками. Ты же упадешь! Он на минуту остановился и улыбнулся сверху, покачав головой. Эта улыбка показалась Женевьеве ослепительнее, чем солнце на небе.

– Если я буду дрожать за свою жизнь, то не смогу как следует завязать веревки.

– Ну, по крайней мере, будь осторожен, – попросила Женевьева.

Однако, глядя на Рурка, она прекрасно понимала, что волноваться незачем. Ловко оседлав ветку, он уже двумя руками закреплял веревки. При этом сквозь натянутую ткань брюк четко вырисовывались мускулы на его крепких ногах, которые без особых усилий удерживали тело. Закончив работу, Рурк посмотрел на Женевьеву.

Ее щеки окрасились горячим румянцем: забыв обо всем на свете, она с нескрываемым восхищением рассматривала своего друга. Широкая улыбка Рурка показала, что он заметил взгляд Женевьевы, чем еще больше смутил девушку.

Ухватившись за веревку, Рурк быстро съехал по ней вниз и упал на траву прямо перед Женевьевой. Затем он молча поднял доску, которую сам выпилил и отшлифовал песком, продел концы веревки сквозь два отверстия в доске и завязал их. После этого Рурк немного отступил назад, любуясь своей работой.

– Не было никакой необходимости делать это, – заметила Женевьева.

– Ерунда, девочка. Каждому ребенку нужны качели. Хэнсу, например, очень нравятся те, что я ему сделал.

– Но здесь же нет детей. Младшей дочери Джошуа уже двенадцать.

– Значит, – невозмутимо заявил Рурк, поднимая Женевьеву и сажая ее на качели, – придется старушкам наслаждаться этим удовольствием.

– Но, Рурк! – слабо запротестовала Женевьева, но он уже толкнул качели, послав ее высоко к небу.

Девушка охнула: никогда в жизни она не каталась на качелях и даже не мечтала об этом. Но пока мягкий осенний ветерок играл ее волосами, Женевьеве даже не пришло в голову возражать против подобного баловства – так по-детски развлекаться, когда ждет работа!

Рурк стоял, восхищенный и очарованный этой картиной. Казалось, Женевьева сбросила, наконец, свою защитную маску и теперь безоглядно предавалась безудержному веселью и удовольствию, что было такой редкостью. Кудри ее развевались, глаза сверкали от смеха, словно изумруды…

Неожиданно Рурк осознал, что ему хочется веселить Женевьеву каждый день, а не только во время этих нечастых визитов. Он почувствовал, что сейчас она готова выслушать его признание в любви. Господи, Рурк столько лет ждал этого часа!

Когда Женевьева снова прилетела к нему, он обхватил ее за талию и снял с качелей. Очевидно, на лице Рурка были написаны охватившие его чувства, потому что девушка перестала смеяться и внимательно смотрела, склонив набок голову.

Рурк обнял ее за плечи и так тесно прижал к себе, что она ясно слышала гулкое биение его сердца.

– Я люблю тебя, Дженни Калпепер, – проговорил он хриплым, срывающимся шепотом.

Женевьева затаила дыхание, настолько поразила ее серьезность этого признания. Девушка снизу вверх пристально посмотрела в лицо Рурка, такое родное и близкое. Господи, неужели уже прошло семь лет с тех пор, как она впервые увидела его в темной и дымной таверне отца? Ее насквозь пронзило теплое, ни с чем не сравнимое чувство, которое Женевьева так тщательно скрывала все эти годы от всех, даже от себя самой.

Девушка подняла руку и нежно погладила щеку Рурка. Впервые наедине с ним она не чувствовала ни малейшего напряжения. Наконец-то можно свободно прикоснуться к лицу, которое так часто стояло перед ее внутренним взором и так восхищало ее.

– Я тоже люблю тебя, Рурк, – тихо произнесла Женевьева.

Его глаза радостно вспыхнули, и он очень медленно коснулся губами ее губ. Поцелуй был таким теплым и всепоглощающим, что Женевьева, казалось, растаяла в этом долгом объятии.

– О боже, Дженни, как я люблю тебя! Мне просто необходимо каждое утро просыпаться рядом с тобой, обнимать тебя… Я так хочу, чтобы у нас родились дети… Пожалуйста, Дженни, выходи за меня замуж, – попросил Рурк, почти не отрывая от нее своих губ. – Пожалуйста.

Еще совсем недавно у Женевьевы были сотни причин, чтобы отказать ему, но сейчас почему-то ни одна из них не приходила на ум. Она знала только, что любит Рурка, желает его, и что ее жизнь без него никогда не будет полной.

– Да, Рурк, – словно издалека услышала Женевьева свой голос. – Да, да!

Она обняла Рурка за шею и дала волю охватившей ее головокружительной радости. В поцелуе Рурка было обещание грядущего счастья. И Женевьева знала совершенно определенно, что счастлива первый раз в жизни.

Мимси Гринлиф сама назначила себя портнихой невесты, взяв в свои умелые руки весь разнообразный набор кисеи, ситца, полушерстяных тканей. Особой ее любовью пользовался отрез зеленого хлопка с узором из веточек, который Женевьева выбрала для свадебного наряда. Глаз Мимси, безошибочный в отношении фасона и деталей, и ее умелые руки создали платье, краше которого Женевьева еще не видела.

Женевьева впервые примерила его утром, в конце сентября, стоя на полукруглой табуретке в ожидании, пока Мимси подошьет подол. Платье сидело безупречно. Плотный корсаж красиво обтягивал талию девушки, поднимаясь к открытому, отделанному кружевами вырезу; пышные рукава были собраны чуть ниже локтя. Роза, явно унаследовавшая от матери талант к рукоделию, зашнуровала корсаж лиловыми и зелеными лентами и из таких же лент смастерила широкий пояс.

Последнее время Женевьеве постоянно хотелось петь. Она и сейчас с трудом сдерживала себя, стараясь стоять спокойно.

– Еще несколько дюймов, – прошамкала Мимси, держа губами булавки. – Этот подол не меньше четырех ярдов в ширину.

– А я не запутаюсь в юбках? – забеспокоилась Женевьева.

– Когда ты в чем-нибудь путалась? – быстро парировала Мимси. – Похоже, ты всегда все делаешь правильно, девочка. Не представляю, как мы будем без тебя, когда ты уедешь отсюда…

Женевьева рассмеялась:

– Прояви же немного почтения к Джошуа, Мимси. Я не могла бы оставить ферму в более надежных руках.

– Ты уверена, что хочешь бросить ее?

Глаза девушки обратились к окну, к двум одинаковым холмам, которые возвышались за домом. Сейчас они казались серо-зелеными от зрелого табака. Каждый акр был полит ее слезами и потом. Женевьева любила эту землю и ненавидела ее, воспевала ей хвалу и кляла, но, в конце концов, заставила ее приносить урожай.