Читать книгу "Города вам на пользу. Гений мегаполиса - Лео Холлис"

По мнению Эрика Усланера, профессора политологии из Мэрилендского университета, доверие — не результат коммерческих сделок или социального взаимодействия: оно встроено в наше общественное «я» и основывается на простой вере в добрую волю других людей. Доверие появилось первым. Его источник — не те или иные взаимоотношения в определенный момент, то есть расчет на выгоду, а общая вера: не «А верит, что B сделает X», а просто «А верит». Таким образом, доверие связано с оптимизмом, уверенностью, терпимостью и благополучием, а не только со стратегическими выкладками.

Этот тип доверия, утверждает Усланер, ведет к социальным обязательствам, а не совместным действиям как результату переговоров. Укрепление сотрудничества, в свою очередь, способствует равенству, демократизации и вере в права человека. Доверчивые люди «счастливее в личной жизни и становятся хозяевами собственной судьбы. Они терпимы к людям, отличающимся от них самих, и считают, что контакты с незнакомцами несут в себе больше благоприятных возможностей, чем рисков»8.

Но встретить проявление доверия в нашей повседневной жизни, похоже, становится все труднее: по какой-то причине эта общая вера в людей за последние десятилетия резко ослабла. Чаще всего последствия этого не столь тяжки, как в случае с гибелью Трейвона Мартина, но они все равно негативны. Мы привыкли ожидать от людей эгоизма и потому сами ведем себя эгоистично. Результаты утраты доверия видны повсюду.

В 2011 году после массового банкротства банков из-за кредитного кризиса, разоблачений относительно расходов британских парламентариев, а также «телефонного скандала», когда News International пришлось признаться в незаконном прослушивании тысяч частных разговоров, социологическая служба Ipsos Mori по заданию Национального статистического управления провела социологический опрос, чтобы определить уровень доверия к представителям различных профессий. Как и ожидалось, результаты не внушали оптимизма. Вот как респонденты доверяют каждой категории, отвечая на вопрос: «Верите ли вы, что они в целом говорят правду?»:

Врачи — 88%

Учителя — 81%

Преподаватели вузов — 74%

Судьи — 72%

Ученые — 71%

Духовенство — 68%

Полиция — 63%

Теленовости — 62%

Обычные люди на улице — 55%

Государственные служащие — 47%

Социологи — 39%

Профсоюзные чиновники — 34%

Крупные бизнесмены — 29%

Журналисты — 19%

Министры — 17%

Политики — 14%9

В ходе аналогичного опроса, проведенного службой Gallup в США в 2009 году, выяснилось, что уровень доверия к политикам регионального масштаба снизился с 67 до 51%10. В 2011 году показатель доверия к Верховному суду снизился до 46%и, к исполнительной власти — колебался около 61%, к законодательной — на уровне 45%, а политикам в целом выразили доверие всего 47% опрошенных. В то же время примерно 73% американцев доверяют собственной способности все сделать как надо12. Эта поистине отрезвляющая статистика говорит о том, что отношения между улицей и мэрией и даже еще более далеким парламентом полностью подорваны и случилось это отнюдь не вчера.

Еще одно проявление краха доверия в наших городах можно увидеть на многих углах — над шумом и суетой повседневной жизни. Мы больше не доверяем властям, а они больше не доверяют нам. Использование государством технологий для наблюдения, слежения и фиксации каждого нашего шага вызывает озабоченность у многих людей, считающих, что наши гражданские свободы оказались под угрозой. Самый наглядный пример этого — вездесущие камеры видеонаблюдения. Сколько таких приборов установлено в Британии, неизвестно, но, по некоторым оценкам, только в Лондоне их около 500 тысяч — в среднем 68,7 штуки на тысячу жителей столицы. В результате человек, занимающийся своими делами в городе, попадает в их объективы как минимум «300 раз в день». И такое происходит не только в Лондоне: подсчитано, что на далеких Шетландских островах у северного побережья Шотландии камер наблюдения больше, чем установил во всем Сан-Франциско городской Департамент полиции13.

Композиция уличного художника Бэнкси «Единая страна — под наблюдением камер»

В континентальной Европе камеры наблюдения пользуются меньшей популярностью — возможно, из-за воспоминаний о фашизме и более жестких законов о неприкосновенности частной жизни. По некоторым оценкам, в отличие от Лондона, в 2004 году во всей Германии насчитывалось 15 уличных систем наблюдения, в Будапеште — 14, в Норвегии — одна, а в Вене и Копенгагене их вообще не было14.

В США ситуация несколько изменилась после терактов 11 сентября, когда спрос на системы слежения резко возрос, особенно в Нью-Йорке. В 2006 году, согласно докладу Нью-Йоркского союза за гражданские свободы, количество камер наблюдения в центре города с 1998 года увеличилось — в Финансовом районе и Трайбеке с 446 до 1306, в Гринвич-Виллидже со 142 до 2227, а в целом — с 769 до 446815. Как отмечает географ Стивен Грэм, сам город превратился в поле боя «войны с террором» и наблюдение — лишь один из способов, с помощью которого государство следит за «врагом внутри»: «Современная война идет не в открытом поле, джунглях или пустынях, а в супермаркетах, жилых домах, тоннелях метро и промышленных зонах»16.

Многие из этих новых методов, выработанных на полях сражений, в «зеленых зонах» Ирака и в ходе непрекращающегося конфликта между Израилем и палестинцами, были задействованы при подготовке к лондонской Олимпиаде 2012 года. Еще весной, задолго до начала Игр, в городе было введено положение повышенной боевой готовности — столь масштабной мобилизации войск и техники в Британии не было с 1945 года. Число солдат, размещенных в столице, превышало британский контингент в Афганистане, и обошлось все это в 553 миллиона фунтов. В воздухе кружили беспилотники, на Темзе пришвартовался авианосец, а в толпе шныряли вооруженные агенты ФБР в штатском: картина напоминала скорее государственный переворот, чем праздник спорта. В самом городе были установлены новые камеры видеонаблюдения, умеющие распознавать лица, и оборудован центр управления, где на 33 тысячах экранов круглосуточно отслеживались изображения. На крышах муниципальных домов близ Олимпийской деревни установили зенитные ракеты. В ходе самих Игр СМИ, отбросив обычный цинизм, с энтузиазмом рассказывали об Олимпиаде, забыв даже сообщить о многочисленных акциях протеста. Когда полиция в ходе церемонии открытия арестовала 130 участников общественного движения Critical Mass, на это почти никто не обратил внимания.

Полиция обещает нам «полную безопасность». Но даже если согласиться, что в ходе таких событий, как Олимпийские игры, необходимо исключить риск терактов или протестов, не стоит забывать о том, что после окончания праздника средства безопасности, скорее всего, не будут демонтированы. Как заметил один правительственный чиновник, «Олимпиада — это отличная возможность продемонстрировать, чего может достичь частный сектор в сфере безопасности»17. По сути, город был превращен в выставку-ярмарку охранной отрасли, и, хотя ее продукция не рекламировалась так же, как товары других спонсоров, этот «стенд» был одним из самых крупных. Кроме того, трудно поверить, что после гигантских инвестиций городских властей в новейшие технологии после окончания Игр все это оборудование было демонтировано.