Читать книгу "Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914 - 1991 - Эрик Дж. Хобсбаум"

Франсиско Франко, пришедший к власти в Испанки,— не имели никакой определенной политической программы, кроме антикоммунизма и предрассудков, традиционных для их класса. Они могли оказаться союзниками гитлеровской Германии и фашистских движений в своих собственных странах, но только потому, что в сложившихся обстоятельствах этот альянс правых сил считался естественным. Конечно, национальные интересы могли противоречить этому союзу. Уинстон Черчилль, в этот период являвшийся убежденным крайним правым тори, хотя и в не совсем традиционном смысле, выражал некоторые симпатии к Италии Муссолини и не мог заставить себя помогать Испанской Республике против сил генерала Франко, но когда немецкая угроза нависла над Великобританией, он превратился в сторонника международного антифашистского союза. С другой стороны, подобные реакционеры-традиционалисты нередко противостояли фашистским движениям в своих собственных странах, зачастую имея при этом значительную поддержку народных масс.

Второе направление правых сил стремилось к созданию так называемого «органического этатизма» (Linz, 1975, Р- 277, зоб—з*3) — консервативных режимов, не столько защищавших традиционный порядок, сколько сознательно воссоздававших его принципы для противостояния как либеральному индивидуализму, так и притязаниям рабочего класса и социалистов. За ними стояла идеологическая ностальгия по воображаемому средневековому феодальному обществу, в котором признавалось существование классов и экономических групп, но не было угрозы классовой борьбы. Это достигалось благодаря сознательному принятию социальной иерархии и признанию того, что каждая социальная группа или сословие играют свою роль в состоящем из них органическом обществе, признанном коллективным организмом. В результате возникали всевозможные виды «корпоративистских» теорий, заменявших либеральную демократию на

объединения по экономическим и профессиональным интересам. Иногда они называли себя «органической» демократией, которая якобы лучше настоящей, но на самом деле были неизменно связаны с авторитарным режимом и сильным государством, управлявшимся, как правило, бюрократами и технократами. Выборная демократия ограничивалась или даже упразднялась, и имела место «демократия с корпоративными поправками», по выражению венгерского премьера, графа Бетле-на (Ranki, 1971)- Наиболее яркие примеры таких корпоративных государств являли собой некоторые католические страны, например Португалия времен профессора Оливейры Салазара (1927—1974), Австрия после уничтожения демократии и до вторжения Гитлера (1934— 1938) и, до некоторой степени, франкистская Испания.

И все-таки, даже если происхождение и идеи реакционных режимов такого типа были старше фашизма и иногда весьма отличались от него, их не раз-

128

«Эполга катастроф»

делила четкая грань, поскольку они имели одних и тех же врагов и в основном одни и те же цели. Так, Римско-католическая церковь, глубоко и непоколебимо реакционная в полном соответствии с духом Первого Ватиканского собора i8/o года, не являлась фашистской. В действительности, благодаря своей враждебности именно к светским государствам с тоталитарными притязаниями, она должна была быть оппозиционной фашизму. Однако именно доктрина «корпоративного государства», наиболее полно воплощенная в католических странах, была в значительной степени взята на вооружение и разработана итальянскими фашистами, хотя их, безусловно, помимо всего прочего, привлекала и католическая традиция. Действительно, эти режимы иногда называли «клерикальным фашизмом». В католических странах фашизм мог возникнуть прямо из консервативного направления католицизма, как в движении «рексистов» Леона Дегреля в Бельгии. Часто отмечалась двойственность отношения Церкви к гитлеровскому расизму, однако гораздо реже упоминалось о значительной помощи, которую после войны оказывали лица, принадлежавшие к Церкви и часто занимавшие в ней важные посты, беглым нацистам и фашистам различного толка, включая многих обвиняемых в тяжких военных преступлениях. Не только со старомодными реакционерами, но и с фашистами Католическую церковь связывала общая ненависть к Просвещению восемнадцатого века, французской революции и ко всему тому, что, по ее мнению, являлось их следствием: демократии, либерализму и, конечно, больше всего к «безбожному коммунизму».

Эпоха фашизма фактически стала поворотным пунктом в истории Католической церкви. В немалой степени это произошло потому, что отождествление этой Церкви с правыми силами, главными международными вождями которых являлись Гитлер и Муссолини, создавало серьезные моральные проблемы для социально ориентированных католиков, не говоря уже о значительных политических проблемах, возникших у недостаточно антифашистски настроенных иерархов после того, как фашизм устремился к своему неизбежному поражению. И наоборот, антифашизм или просто патриотическое сопротивление иностранным захватчикам впервые позволили демократическому католицизму (христианской демократии) обрести легитимность внутри Церкви. По прагматическим причинам возникали политические партии, поддерживаемые сторонниками Римско-католической церкви в странах, где католики составляли значительную, хотя и меньшую часть населения, как правило, для того, чтобы защищать интересы Церкви против светского государства, как в Германии и Нидерландах. В католических странах Церковь противилась таким уступкам политике демократии и либерализма, хотя озабоченность наступлением «безбожного социализма» заставила ее сформулировать в 1891 году свою социальную политику (что являлось радикальным

Отступление либерализма 12 9

новшеством), в которой подчеркивалась необходимость дать рабочим то, что им причитается, и в то же время поддерживались такие священные ценности, как семья и частная собственность, однако не капитализм как таковой *. Это создало первый плацдарм для демократически и социально ориентированных католиков, которые занимались организацией таких форм защиты рабочих, как католические профсоюзы. За исключением Италии, где Папа Бенедикт XV (1914— 1922) на короткое время разрешил массовую католическую Народную партию, возникшую после Первой мировой войны (и впоследствии разогнанную фашистами), демократически и социально ориентированные католики по-прежнему играли очень незначительную роль в политике. Именно наступление фашизма в 193о-е годы способствовало их выходу из тени. Несмотря на немногочисленность, их голос был слышен, как, например, голоса известных интеллектуалов, поддержавших Испанскую Республику. Однако в подавляющем большинстве католичество поддержало Франко. Только Сопротивление, которое они могли оправдать с точки зрения не идеологии, но патриотизма, дало им шанс, а победа позволила его осуществить. Но торжество политической христианской демократии в Европе, а через несколько десятилетий — в некоторых странах Латинской Америки, относится к более позднему периоду. Во время крушения либерализма Церковь, за редким исключением, приветствовала этот процесс.

II

Существовал еще ряд движений, которые с полным основанием можно назвать фашистскими. Первым из них было итальянское движение, давшее название этому явлению, детище бывшего социалиста, бывшего журналиста Бенито Муссолини, имя которого (он был назван в честь мексиканского антиклерикала, президента Бенито Хуареса) символизировало страстный антикатолицизм его родины—области Эмилия-Романья. Сам Адольф Гитлер признавал свой долг перед Муссолини и проявлял к нему уважение, несмотря на то что дуче и фашистская Италия во время Второй мировой войны продемонстрировали свою слабость и нежизнеспособность. В свою очередь Муссолини перенял у Гитлера (правда, с большим опозданием) антисемитизм, который