Читать книгу "Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны - Поль Фор"

Пастухи крупного рогатого скота

Должно быть, приятно было смотреть на белые стада коров и быков, посвященных Солнцу, — огромные, медленно движущиеся стада царей Адмета и Авгия — на этих великолепных животных с длинными рогами в форме лиры. Архивные документы ласково именуют коров Рыжухами, Чернушками, Пеструшками, Белоногими… «Коровы (в Элиде, возле Олимпа) тысячами идут друг за другом, словно тучи, готовые пролиться с неба дождем… Вся равнина, все дороги запружены бредущим скотом, тучные долины не вмещают их мычания…» Вот что, по мнению поэта Феокрита, пробудило алчность Геракла, убийцы льва.

Никто не заботился о пастухах, их помощниках, детях, собаках, мулах и переполненных повозках, сопровождавших стада с гор Ахайи и Аркадии. Но сколько жизнерадостных криков, дружеских потасовок, музыки было в этой живой толпе! Духовые инструменты, «флейты Пана» и рожки задавали ритм движению и предупреждали на перекрестках, что неплохо бы сделать привал. Ни в коем случае нельзя было допустить беспорядка в стадах — и так немалых трудов стоило собрать на пастбищах этих полудиких животных. А еще предстояло много других хлопот: отделить нескольких быков, загнать их в сеть, опутать, кастрировать и запрячь под ярмо. Подобные сцены древние художники запечатлели на золотых вазах, найденных в Вафио, недалеко от Спарты. Благодаря находке археологов мы познакомились с обширными, окруженными палисадом лагерями, где пастухи подогревали пищу и укладывались спать в шалашах, обтянутых шкурами животных. Здесь они не доили коров, а лишь помогали им телиться.

Пастухи следили за стадом, делали деревянные сосуды, луки и дубины. Собирали съедобные растения. Пели. А по возвращении в деревню они чистили хлев, таскали на поля навоз, наполняли фуражом кормушки. Главной их задачей оставалось поставлять жрецам как можно более тучные жертвы на заклание (часть которых перепадала и им самим), земледельцам — пары быков, а хозяевам стад — побольше приплода… И тогда на табличках Пилоса или Тиринфа отмечали, что таким-то пастухам выделили для посева чуть более крупный отрезок общинной земли (PY, An 830; TI, Ef 2).

Овцы и козы

В начале весны тысячи тонконогих животных покидали прибрежные равнины и карабкались по склонам на горные пастбища. Дороги и тропинки заполонял этот мелкий скот, который в Греции называют «существами, движущимися вперед», ta probata, или «движимым имуществом», probasis. Иногда — по отдельности, чаще — сбившись в стадо от 100 до 300 голов, овцы и козы брели среди камней, порой останавливаясь попастись и рассеиваясь по округе, более непредсказуемые и опасные в своем продвижении, чем огонь, бегущий по поверхности угольной пыли. Справа и слева галопом носились собаки, пытаясь удержать животных вместе. Два-три пастуха в остроконечных шапках, опираясь на посох, с котомкой на боку, босые, либо шли впереди, либо следовали за стадом. Некоторые несли на закорках или под мышкой новорожденного ягненка или козленка, еще слишком слабого, чтобы скакать весь день. Потерять нельзя было ни одного. Дворцовые чиновники, коих сегодня мы бы назвали инспекторами или счетоводами, переписывали всех старых самцов, дабы по истечении трех лет отделить их от стада, и каждую четвертую или пятую овцу — для поставки в город. Они скрупулезно вели учет поголовья в каждой деревне, отмечая возраст и пол животного, и решали, сколько молодых особей должны сменить старых в следующем сезоне. Малышей делили на три категории в зависимости от того, когда они родились: осенью, зимой или весной: zaweteyo, newo, kiriyote. На каждый десяток овец оставляли одного барана, а на десять коз — одного козла. Их называли «бойцами», amirewe. Лишних самцов кастрировали бронзовым лезвием. Этих именовали «жвачными», ekaraewe. «Жвачных» было во много раз больше, чем производителей, и именно они давали мясо и шерсть.

В тогдашних стадах скрещивались три великие породы, происходившие от диких баранов. Одна из них, аргали, напоминала диких муфлонов с толстым курдюком, длинной шерстью и бледными, круто загнутыми рогами. Вторая, уриалы, отдаленно родственная нашим мериносам, отличалась коротким хвостом, узкой головой, спиралевидными рогами и густой шерстью. Наконец, третья — европейский муфлон — была меньше и тонкошерстнее, с коротким хвостом и темными, концами торчащими наружу рогами. В среднем баран достигал в холке 60 сантиметров.

А козы, происшедшие от Capra prista, или Capra aegagrus, могли быть черными, белыми, рыжими, крапчатыми и гордо вскидывали рога в форме лука или турецкой сабли. Они добывали себе пропитание там, куда баранам и овцам путь был заказан.

Пастухи за работой

Пастуху надлежало быть всеведущим и вездесущим. Он знал пригодные в пищу растения: гречишник, что дарит овцам «золотые зубы», лядвенец, или рогатый клевер, смолистый астрагал, сочный молочайный осот. Он уводил животных подальше от тростника, многолетней пролески, тимьяна, ибо от них скудеет молоко, от ястребинки или мышьего ушка, и лютика, способных отравить все стадо, от кресс-салата, от которого в печени заводятся глисты. Если овцу, поевшую какого-нибудь вредоносного растения, начинало пучить, знобить или появлялась одышка, пастух умел вызвать у нее слюнотечение и рвоту, приготовив горький отвар. Если же овца теряла аппетит, дергала головой и принималась вертеться вокруг собственной оси, скрежеща зубами и посверкивая налитыми кровью глазами, пастух пробовал сделать кровопускание, но в случае неудачи без колебаний забивал ее. Когда отслаивались копыта, пастух соскребал поврежденную часть роговой поверхности, смазывал ранку маслом, а потом сушил, аккуратно присыпая известковым порошком. На переломанные конечности, совсем как на человеческие, накладывали лубок или тугую повязку, а вместо гипса использовали растопленную смолу. При выпадении шерсти животное стригли, а кожу обрабатывали жгучим раствором. Но главное, пастух всегда старательно отделял больных от здоровых, ведь насморк, парша, сап, глисты и вертячка так легко передаются другим! Пастух знал, какие мухи способны довести стадо до буйного помешательства, какие забираются в ноздри и откладывают там личинки, а какие портят молоко и сыр. В самое жаркое время дня он загонял своих подопечных под деревья, в тень скал или в плетеные загоны. Заботился он и о том, чтобы никогда не уходить слишком далеко от источника воды: колодца, поилки, специального хранилища, небольших луж или вечно бьющих родников. А еще приходилось тщательно избегать пропастей, куда овцы имеют обыкновение сыпаться одна за другой. Ну и, помимо прочих премудростей, надо было постичь искусство переходов по ужасающей крутизне, приобрести навыки охотника и музыканта, понимать язык животных и божественный ток звезд на небесах.

Тем, кто издали видит пастухов в горах, они кажутся мечтателями и праздными бродягами. Но никто не бывает столь подвижен и бдителен днем и ночью. Поскольку козы и овцы дают молоко до конца июля, утром и вечером их приходится доить в овчарне. Пастух садился на животное верхом, задом наперед, на критский манер, и давил на вымя спереди назад; затем он фильтровал и смешивал молоко в деревянном корыте, подогревал его, сквашивал каким-нибудь горьковатым соком (например, смоквы), переливал створоженную массу в ивовую плетенку, давал стечь сыворотке и, наконец, неусыпно наблюдал, как сыр зреет в полумраке хижины, ведь им жаждали полакомиться насекомые, крысы, мыши, собаки и двуногие «хищники». День за днем приходилось готовить еду, а для этого — искать пропитание. Ели пастухи в основном добытое на охоте мясо, сыр, мед и фрукты. Полагалось не только заботиться о животных, пасти их и поить, но и оберегать от слишком сильной жары и холода, а также от гроз. Мокрая шерсть мигом превращается в нечто вроде губки, и животное, не выдержав ее веса, падает на землю. Надо было лечить покалеченных и охромевших, разговаривать с беспокойными и пугливыми, любой ценой избегать гнева бога Пана, способного нагнать на стадо «панический страх», а начиная с августа — изолировать беременных самок. Ночью пастух дремал лишь вполглаза, прикорнув на ложе из листьев и дубленой кожи так, чтобы видеть всех своих подопечных. Положив рядом лук или дубинку, он постоянно прислушивался, не вздумал ли дикий зверь или грабитель проникнуть за изгородь. Перед господами из Кносса он должен был отчитываться за жизнь и смерть каждого животного.