Читать книгу "Крымская война - Алексей Трубецкой"

После Ольмюца Франц-Иосиф занял нейтральную позицию в отношении растущих трений между Россией и франко-британским альянсом. Однако теперь у него зародились подозрения в искренности царя и недоверие к предложенной Россией балканской политике. Он не только отверг привезенные Орловым предложения, но и распорядился разместить в Трансильвании тридцатитысячную армию. Вопреки Мюнхенгрецкому соглашению Австрия собиралась теперь в одностороннем порядке защищать турецкие пограничные провинции. Орлов вернулся в Петербург с пустыми руками и объяснил императору, что события принимают печальный оборот. Разгневанный Николай взглянул на портрет Франца-Иосифа, висящий в личных покоях императора, затем в ярости повернул картину лицом к стене, а на задней стороне холста написал: «Du Undankbarer» («Неблагодарный»). В резком письме к своему молодому родственнику он назвал чудовищной нелепицей даже мимолетную мысль о том, что тот «мог поднять оружие против России, которая совсем недавно в Венгрии заплатила свой долг Австрии кровью».

Впрочем, письмо это, похоже, не возымело действия, ибо 22 февраля австрийский министр иностранных дел вызвал к себе французского посла в Вене барона де Буркене. Граф Буоль уведомил посла о том, что «если Британия и Франция назначат день освобождения Дунайских княжеств, истечение которого послужит сигналом к военной операции, правительство Австрии поддержит такой ультиматум». Это удивительное заявление было передано в Париж и Лондон. Кларендон немедленно запросил пояснений: означает ли «поддержка ультиматума» готовность Австрии вступить в войну с Россией? Ответ не дал более четкой формулировки и лишь еще раз подтвердил намерение Вены «поддержать ультиматум», предусматривающий вывод русских войск из княжеств.

Тем не менее заявление Австрии выглядело достаточно решительно. Не ожидая противодействия со стороны Вены, которая подталкивала их к действиям, Британия и Франция занялись непосредственно подготовкой шагов, неминуемо приводящих эти страны к войне с Россией.

Наполеон настаивал на предъявлении Николаю ультиматума с требованием вывести русские войска из Дунайских княжеств к определенному сроку. Общественное мнение Британии громко требовало объявления войны — с особой силой англичане жаждали морских побед. Все знали, что в Портсмуте стоит большая эскадра и только ждет приказа для отплытия в Балтийское море. «Ни дипломатические переговоры между двумя странами (Британией и Россией), ни переписка монархов более не могли привести стороны к взаимопониманию, — пишет русский историк профессор Сергей Горяинов. — Английская нация, которая наслаждалась мирной жизнью почти сорок лет, страдала от политической реакции. В стране преобладали воинственные настроения, и 27 февраля 1854 года правительство ее величества направило российскому императору ультиматум». Если в течение шести дней царь не отдаст приказ о выводе русских войск из Дунайских княжеств, Британия объявит России войну.

Идея такого ультиматума принадлежала Австрии, но дата объявления войны не была согласована с Веной. Идентичные ноты. Парижа и Лондона повез в Петербург специальный посланец, которому было предписано по пути остановиться в Вене и ознакомить с этими документами австрийский двор. Австрию надлежало уведомить, что, независимо от наличия или отсутствия у нее желания обеспечить свои интересы, Британия непреклонна в своем решении защищать их за нее. Вместо того чтобы потребовать от Австрии участия в каждом шаге, предпринимаемом в отношении России по ее же, Австрии, совету, британский посол в Вене лорд Уэстморленд просто выразил надежду, что направляемые царю требования получат одобрение австрийского правительства и что об этом оно уведомит Санкт-Петербург.

В результате посланец, ознакомив австрийцев с нотами, направился в Санкт-Петербург не только с изначальными документами, но и с инструкциями Вены ее послу в российской столице. Графу Эстерхази предписывалось поддержать британский ультиматум и возложить на Россию всю ответственность за грозящую войну. В то же время Вена не стала заявлять русскому императору, что его отказ уйти из Дунайских княжеств будет означать объявление Австрией войны России. В результате Россия окажется в состоянии войны с тремя крупными европейскими странами, к которым, весьма вероятно, присоединится и Пруссия.

Что Пруссия и не замедлила сделать. В послании, направленном в Санкт-Петербург и написанном в весьма решительных выражениях, российскому правительству предлагалось задуматься над грозной опасностью для мира, которую повлечет за собой его отказ выполнить требования об освобождении Молдавии и Валахии. «Ответственность за войну, которая может воспоследовать в случае такого отказа, ляжет на российского императора», — говорилось в прусской ноте.

Двадцать седьмого марта французский император выступил с обращением к сенату: «В стремлении избегнуть конфликт я сделал все, что допускала честь страны. Европе известно, что если Франция обнажает меч, то потому лишь, что ее к этому вынуждают. Европе известно, что Франция не стремится к расширению территории». С этой преамбулой Франция объявила войну России.

На следующий день ее величество королева Англии направила в парламент послание, в котором говорилось, что к ней взывает союзник, целостность и независимость которого неоценимы для мира в Европе: «Для спасения Европы от господства страны, поправшей договорные обязательства, для защиты султана… мы беремся за оружие в союзе с императором Франции». Таким образом, Англия также объявила войну России.

Николай I обратился к стране с манифестом: «Итак, против России, сражающейся за Православие, рядом с врагами христианства становятся Англия и Франция… Но Россия не изменит святому своему призванию… Господь наш! Избавитель наш! Кого убоимся? Да воскреснет Бог и да расточатся врази его!» Одиннадцатого апреля Россия официально объявила войну Франции и Британии.

Глава 10

Армия союзников и армия России

Объявление войны Англией и Францией явилось неожиданностью разве что для Николая. Во Франции с энтузиазмом к этому шагу отнеслись только люди с имперским мышлением из ближайшего окружения Наполеона и определенная доля военных. Французский народ проявлял безразличие. В мыслях Наполеона грядущая война не походила на колониальную экспедицию — она будет короткой и не повлечет больших потерь (как людских, так и материальных). «В этом отношении его оценки совпадали с большинством мнений, высказанных в начале 1854 года, — замечает профессор Гуч[85]. — Франция была подготовлена к иллюзиям. Однако экспедиционный корпус не ограничился десятью тысячами человек, вскоре эта цифра выросла до сорока, а затем — до семидесяти тысяч».

Напротив, в Британии воинственный дух расцвел пышным цветом — войны, казалось, хотели все. «Возникло поколение, которое ничего не знало о войне и жаждало проверить на практике свою отвагу, — пишет историк британской армии Джон Фортескью. — Начав с дипломатических шагов и все больше склоняясь к угрозам применить силу, правительство бодро двигалось к войне под одобрительные возгласы общества». На этом этапе развития событий англичане просто рвались в драку, чтобы покончить с этим делом. Кинглейк замечал по этому поводу: «Следует признать, что у нас нашлось немало людей, для которых война ради войны уже не казалась чем-то ужасным».