Читать книгу "Массажист - Дарья Плещеева"

Пальцы ощутили сквозь кожу металл – но металл прямо под ними истончался, бледнел, разбегался пылинками. Н. понял: более верного признака смерти и придумать трудно – нечего металлу больше защищать. И он взялся за дело непривычное – как раньше он разгонял эти пылинки, мешая им сцепиться заново, так теперь легкими движениями пытался согнать их вместе, восстановить броню. Он звал металл к своим пальцам, он вытягивал его поближе к коже. И сам не заметил, как руки подобрались к краям раны.

Хозяин дышал мелко-мелко, глаза его закатились. Это было по-своему хорошо – он не мешал.

Хлопнула дверь, в музей ворвались охранники и остановились в дверях спальни, глядя, как Н. стоит на коленях перед телом их босса.

– «Скорая» уже едет, – доложил Руслан. – Ты чего это?

– Не мешай…

Н. впал в странное состояние – когда плохо слышишь и видишь окружающий мир, зато прекрасно слышен шум крови в собственных артериях, хлюпанье и чавканье своего сердца. Ему пришлось совершить усилие, чтобы опустить руки ладонями на окровавленную кожу, – они, утратив вес, норовили взмыть под самый потолок.

Металлические частицы все никак не могли понять, что нужно держать оборону. Но из раны ударил крошечный кровяной фонтанчик, струя поползла по груди на пол, на дорогое покрывало. Пальцы сомкнулись, образуя вокруг раны живое кольцо. И в этом кольце показался бугорок, который тело словно выталкивало из себя.

Это была пуля. Окровавленная рыжеватая горошина. Отозвалась на зов и вышла…

Н. смотрел на нее в недоумении. Потом смахнул на пол. Пуля покатилась по ткани, оставляя тонкий след, потом по паркету.

– Вот, – сказал Н. – Надо же…

Он не понимал, как это произошло. И смотрел на руки, которые, как ему сейчас казалось, еще минуту назад ему не принадлежали – кто-то иной присвоил их, чтобы совершить чудо.

– Ты чего это? – шепотом спросил Геныч, напарник Руслана.

– Сейчас попробую еще… – и Н. положил руки хозяину на виски. Что-то такое показывал Сэнсей, нахватавшийся от своих японцев. Но Н. не помнил подробностей. Пальцы просто блуждали, а чего искали – он и сам не знал.

Когда приехала «скорая», хозяин был жив. Ему сделали уколы, забинтовали грудь, в шесть рук перенесли на носилки. Фельдшер, седой усатый мужичок в застиранном халате, принял на ладонь пулю, найденную за комодом.

– Ты экстрасенс, что ли? – спросил он Н.

– Вроде того.

– Впервые вижу, чтобы экстрасенс сделал что-то путное.

Хозяин вдруг приподнялся на носилках.

– Эй, мужики, чего это я?..

Он требовал свободы, но его все равно повезли в больницу.

Потом приехал следователь, приятель хозяина, расспросил Н. о подробностях. Н. впервые узнал, что у хозяина есть какие-то враги и охрану он держит не из баловства. Следователь никак не мог понять, откуда Н. взялся и чем в особняке все время занимался. Он потребовал объяснений, но Н. даже не знал фамилии той Светы, что устроила его работать кавалером-гидом. В «Драконьей крови» фамилии были не в ходу. Они расстались, не слишком довольные друг другом.

Охранники, Руслан и Геныч, настолько были ошарашены этим покушением, что скинулись на бутылку и командировали Н. в ближайший круглосуточный маркет. Потом все трое сидели в закутке за стеклянной будкой вахты, пили и говорили о вещах, недоступных пониманию, – о летающих тарелках, зеленых человечках, картинках в пустыне Наска и проклятии фараонов. Наутро Н. помнил только, что чья-то бабушка видела привидение, но где и когда – восстановить не смог, да и незачем было.

Ему было о чем подумать и кроме чужой бабушки. Он наконец попытался осознать, что делают его пальцы с подкожным металлом и как это у них получается.

Строить технические предположения он не мог – по физике, химии и математике имел сплошные двойки, откуда бралась тройка за четверть и за год, сам не понимал. Интуитивно он знал, как договориться с любой несложной техникой, но подвести под свои эксперименты с утюгом теоретическую базу не умел.

Вышедшая из тела хозяина пуля не просто вывалилась наружу и укатилась. Судя по всему, раневой канал вслед за ней стал зарастать, сцепились и спаялись кровеносные сосуды. Уж больно быстро хозяин выкарабкался из агонии. Буянил на носилках он, когда его несли в машину, совсем как здоровый.

Пальцы, значит, не просто выманили пулю, было что-то еще.

Получился выстрел наоборот. На пятачке, ограниченном колечком из пальцев Н., время потекло вспять – и человеческая плоть вернулась к тому состоянию, в котором была за секунду до выстрела. Вот что пришло в голову Н., мысль была неожиданная и какая-то чужая – в этой голове она зародиться и сформулироваться не могла. Но, если продолжать дальше в том же духе, получалось, что и частицы металла под его пальцами живут задом наперед – куда-то улетучиваются, оставляя подкожное пространство чистым, как у младенца.

Н. читал, разумеется, всякую ахинею про машины времени, темпоральных путешественников и прочие штуки. Но он прекрасно понимал, что к реальной жизни они отношения не имеют. Это было как с играми: главное – не заиграться и не стать эльфом навеки. Н. видывал «эльфийских девочек», по которым палата с мягкими стенками плачет. Они даже его, равнодушного к быту, приводили в изумление. Ибо эльфы не моются и не готовят пищу – все это как-то само у них образуется.

Поэтому он выкинул из головы вздор и стал собирать рюкзак. Сколько хозяин пробудет в больнице – неизвестно, а нужно быть готовым к тому, что явится, и укажет на дверь.

Но явился хозяин именно так, как положено правильному мужику, – с бутылкой. Поразив наповал всех врачей (рентгеновские снимки показывали след от раневого канала, значит, выстрел никому не померещился, но след был странный, научно никак не объяснимый), хозяин покинул больницу и приехал не домой, а прямо в свой офисный особняк.

– С меня причитается, экстрасенс! – сказал он и сразу послал кого-то в ближайший ресторан за контейнером закуси.

Одной бутылки оказалось мало, отправили гонца за второй и третьей. Н. мог пить, почти не пьянея, хозяин – тоже, они заперлись в фонвизинском музее и допились до полного братства и взаимопонимания.

В итоге Н. рассказал хозяину всю историю с Соледад, со всеми скверными подробностями. Он объяснил, что сам дурак, применил к себе и иные нехорошие слова, растолковал, что уже не может жить так, как жилось раньше. И пообещал, через каждые три слова пытаясь зарыдать, что вот теперь уйдет по трассе и будет идти, пока не свалится и не замерзнет в какой-нибудь канаве. В голове у него осень уже сменилась зимой, и картина смертного сна (тело, заносимое снегом, и запрокинутое собственное лицо – белое, ледяное, – и шум, и полосы света от фар проезжающих мимо тяжелых машин) представилась очень даже явственно.

– Идиот! – сказал ему хозяин. – Вот за что я тебя люблю, так это за твой идиотизм. Не пишет, говоришь? И на звонки не отвечает?