Читать книгу "История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа - Иван Прыжов"

Жиды, издавна поселившиеся в южной Руси, постоянно возбуждали против себя общее негодование и народа, и властей. Вислицкий статут Казимира IV (1397) говорил, что «лихва жидовская не имеет нигде насыщения». В статуте Владислава (1420–23) также заявлено было, что «превратность жидовская на то идет как бы христиан никто и не думал», и жиды получили возможность заарендовать всю Украину (исключая Запорожье) спокойно, безо всякого препятствия:

Властное наше добро в очах перед нами Арендуют, и в своём не вольни мы сами. (Драма, приписываемая Прокоповичу)[145]

Но жид-корчмарь, арендатор, нисколько не был созданием польского государства; жид ничем не был связан с польскими учреждениями, и в то же время он состоял в наитеснейшей связи с польскою шляхтой, был продуктом шляхетского разврата. В свободной Украине, которая доселе красовалась множеством городов и местечек, обогащаемых торговлей и промышленностью, теперь сельское народонаселение было доведено до нищеты. Хозяйство требовало от пана издержек, и пан принуждён был только и думать о том, как бы получить деньги, а для этого распространение откупного корчемства представляло самое лучшее средство. Но для пана и шляхтича немыслимо было спуститься до занятия каким бы то ни было промыслом, а тем паче корчемным. Женщина, занимавшаяся продажей напитков в шинке, по силе статута становилась якобы неблагородной, и лишалась вознаграждения за побои. Шляхтич, державший шинок, лишался шляхетского достоинства. В то самое время ничто, никакая нищета не могли заставить народ держать шинки, шинковать ради панского обогащения, и вот на помощь шляхте явилось жидовское племя. В 1594 году в Оршанске держит аренду жид Шиман Шлинич; в Речицке в 1596 году арендует жид панский Лазарь и так далее по всей Руси. Заключая условия с панами, жиды брали в аренду землю и народ. В 1517 году князь Александр Пронский и жена его милости, княжна Федора Сангушковна, выдали арендное условие благородному пану Бурнацкому и славному пану Абрамку Шмойловичу, жиду турийскому, по которому они получили в аренду город и замок Локачи (в повете Владимирском) на три года за двенадцать тысяч злотых, со всеми доходами, со всеми людьми тяглыми и нетяглыми, со всеми жидами и получаемыми от них доходами, с корчмами и с продажею всяких напитков, с правом судить крестьян и наказывать виновных и непокорных по мере вины, даже смертию. Григорий Сангушко Кошерский с женой отдают все свои имения, ничего себе не оставляя, славному пану Абраму Шмойловичу и жене его Рыкле Юдинне, и его потомкам со всеми доходами, с корчмами, шинками и продажей в них напитков, с данью медовою, деревом бортным и с правом наказывать непокорных денежною пенею и «горлом карати». Вольная славянская корчма обращалась повсюду в жидовскую корчму или жидовский шинок, принадлежавшие панам и даже паньям. О положении, которое тогда постигло Украину, свидетельствуют, во-первых, летописи. «В городах, — говорит летопись Самовидца,[146] — зась от жидов тая была кривда, же не волно козакове в доме своем жадного напитку на потребу свою держати: не тилко меду, горелки, пива, але и браги». Во-вторых, записки современников. Юрий Крижанич, неотступно преследуемый мерзким образом московского кабака, находил, что положение дел в Украине было ещё хуже. «Аще ся на Руси, — говорил он, — тяжки ся чинят корчемны откупы и самотерство (монополия) единого великого государя: у ляхов и в Литве обретают ся еще тяжа самотерства в градкех и селех болярских. Або везде или жиды откупщики седять, или болярин сам смердяще пиво раздает хлопам, кое они на гной вылевают, а еднако же платить торают (должны). Жиды по Ляшской земле и по Литве, взяша на откуп всия корчмы, и мыта, и мельницы, и многие отчины. Рассужай, каково там может быть житие бедным христианам! И Ляшское кралевство, яко рекохом, для ради людодерства есть пришло в конечную распусту, да и теперешнему погрому, коим есть разорена русская, ляшская и литовская земля една причина была людодерство, кое ся чиняше от ляхов и от жидов на поднепровской Украине, а второму злу тая же причина постановление проклятых кабаков. Проклятых мовлю кабаков: або ся на них ни от рода несть толико вина, колико ся есть для ради них крови пролияло».

Об этом положении, наконец, рассказывают украинские думы, помнят до сих пор народные песни. Взяли, говорит дума, в аренду жиды все козацкие дороги и на одной миле становили по три шинка. Становили они шинки по домам, ставили шесты по высоким курганам:

Як од Кумiвщини да до Хмелнищини, Як од Хмелнищини да до Брянщини, Як од Брянщини да й до сего ж то дня. Як у землi кролевскiй да добра не було: Як жиди-рандари Bci шляхи козацьки зарандовали, Що на однiй милi Да по три шинки становили. Становили шинки по долинах, Зводили щогли по високих могилах.[147]

Южнорусская песня, вчера только записанная, представляет это положение Украины так ясно, как будто это совершилось теперь:

Зайшов мужик до корчемки: Здоров, арендару! Напыймося ж хардаману, Пане арендару! Напывшися хардаману, Зхочу я гуляты; Капеллиста не захоче Мнi даремно граты. «Ой муй же ты, капеллиста, Заграй же мнi гарно! Я ци гарно заплачу, Тулько не дремаймо! Заграй же мнi о так дрiбно, Як то рiжуть сiчку; Нехай же потанцюю Гей по старовiцку!» На Волинi вiтep вie, На Полисьи тыхо, Щоб ты видав, пане брате, Що у нас за лыхо. Ой як булы стары паны, Добре на работу; Цiлый тiждень робыть coбi, Панщина в суботу. Як насталы молодые, То зле на работу — Цільш тіждень на панщины, Шарворок в суботу. Щоб не тыи окономы, Був бо мужик паном, Через тебе, вражій сыне, Що зовут Иваном. Дожидаем мы недиленьки, Як самого Бога, Хочь тежь мы в недиленьку Започинем дома. А в неділю ще раненько Во всі звоны звонять, Окономы и з вуйтамы На панщину гонять: Старых мущин молотыты, А жіночок прясты, Малых дітей до тютюну, А папуши класты. У нашого оконома Сыни ногавици; Всі паробки на панщины, Пойдуть й молодыці! У нашого оконома Шовковая хустка; Не одная в нашум селі Стоит хата пуста. У нашого оконома Хорошая борва, Чужим людям заплат дае Свои робят дармо.[148]

Польша приходила в конечную роспусту, шляхта проплясывала последние свои дни, и с рокового 1659 года она уже прямо шла к своей погибели. Минута эта столь видна в истории польско-русских отношений, что мы считаем за нужное остановиться здесь и указать на судьбы польского народа.