Читать книгу "Капитул Дюны - Фрэнк Герберт"

Свита Одраде спустилась на первый уровень и вышла на главную аллею Централа. Сестры называли его «Путем». Во время тренировок бегающие здесь Сестры в шутку именовали эту аллею «Дорогой Бене Гессерит».

Путь вел от подножия башни Одраде до пригородных районов — прямой, как луч лазерного ружья. По обочинам стояли двенадцать кварталов высоких и низких строений. Низкие строения были практически одинаковы. Главное заключалось в том, что они строились на таком прочном фундаменте, что при необходимости их можно было без опаски надстроить.

Одраде махнула рукой, и возле них остановился маленький вагончик, куда они и вошли, чтобы спокойно побеседовать. Вид Пути был необыкновенно притягательным, подумала Одраде. Высокие здания с вытянутыми прямоугольными окнами обрамляли «Пути» Бене Гессерит на бесчисленном множестве планет с незапамятных времен. На этих зданиях вили гнезда птицы, и какая радость была видеть на фоне стен красноватые силуэты перелетающих с места на место чижей и иволг.

Не слишком ли опасно для нас постоянно придерживаться одного и того же рисунка поселений?

Одраде вывела всех из вагончика на Пьяной Тропке, думая о том, как в этих названиях проявляется юмор Бене Гессерит. Уличный фольклор. Пьяная Тропка возникла потому, что фундамент одного из домов осел и дорожка тоже просела, приняв какой-то действительно пьяный вид. Так и одна из Преподобных Матерей отступила от общей линии.

Как и Верховная Мать. Только они еще не знают об этом.

Как только они вступили на Башенную Дорогу, раздался зуммер ушного микрофона Одраде.

— Верховная Мать? — Это была Стрегги. Не останавливаясь, Одраде включила сигнал, что она на линии связи. — Вы просили доложить о Мурбелле. Доктор Сукк говорит, что она вполне готова к переводу в назначенный для нее класс.

— Вот и переводите, — приказала Одраде, продолжая идти по Башенной Дороге, застроенной одноэтажными домами.

Одраде взглянула на обе стороны улицы, застроенной низенькими домами. Два из них только что надстроили. Кто знает, может быть, со временем эта улица действительно станет Башенным Проездом, и шутка утратит свой смысл.

Многие спорили о том, что наименования делаются просто ради удобства, и, возможно, Сестры правильно воспримут новую идею Одраде.

Она резко остановилась и обернулась к своим спутницам.

— Что вы скажете, если я предложу именовать улицы и площади в память ушедших от нас Сестер?

— Из тебя сегодня так и прет всякая чушь! — взорвалась Беллонда.

— Они никуда не ушли от нас, — добавила Тамалейн.

Одраде снова двинулась вперед. Она ожидала такой реакции. Мысли Беллонды по этому поводу были совершенно прозрачны. Мы несем память об «ушедших» в своей Другой Памяти!

Одраде не хотела спорить с ними здесь, на открытом месте, но считала, что ее мысль заслуживает внимания. Некоторые Сестры умерли, не успев передать свою память. Главные линии памяти имели дубликаты, но нить терялась, а это уничтожало преемственность. Так умерла Швандью с Гамму, убитая Досточтимыми Матронами. Сколько было хорошего в ее памяти… и сколько сложностей. Трудно сказать, что было более поучительным — ее успехи или ошибки.

Беллонда ускорила шаг и поравнялась с Одраде.

— Я хочу поговорить об Айдахо. Он ментат, да, но у него множественная память. Это в высшей степени опасно!

Они прошли мимо морга, откуда даже на улицу просачивался резкий запах антисептиков. Сводчатая дверь была открыта.

— Кто умер? — спросила Одраде, игнорируя нетерпение Беллонды.

— Проктор из четвертой секции и мужчина-садовник, — ответила Тамалейн. Эта женщина всегда все знала.

Беллонда пришла в ярость от такого пренебрежения и не стала этого скрывать.

— Вы обе можете меня послушать? Это очень важный пункт?

— Какой пункт? — мягко и вкрадчиво спросила Одраде.

Они вышли на южную террасу и встали у каменного парапета, откуда были хорошо видны плантации — виноградники и сады. В утреннем воздухе висела пыльная пелена, так непохожая на водяной туман.

— Вы знаете, в чем он заключается! — не унималась Беллонда.

Облокотившись на камни, Одраде всматривалась в пейзаж. Перила были холодны. Этот туман имеет очень своеобразный вид, подумала она. Лучи солнца преломлялись, проходя сквозь висевшую на горизонте пыль, придавая картине необычайную резкость и яркость. Пыль поглощала свет иначе, чем вода. Ореол был плотнее. Пыль и песок, как и вода, проникали в каждую трещинку, но скрип и потрескивание песка выдавали разницу. То же самое можно сказать и о Беллонде — она скрипит, словно старый несмазанный механизм.

— Это свет Пустыни, — сказала Одраде, указывая рукой в сторону горизонта.

— Перестань уклоняться от ответа, — зло произнесла Беллонда.

Одраде предпочла не отвечать. Туманный свет — это классическая вещь, но он не придает уверенности, как свет туманного утра на полотнах старых живописцев.

Тамалейн тоже подошла к Одраде.

— Этот свет своеобразен, но не менее прекрасен от этого, — отчужденный тон сказал Одраде, что в Тамалейн сейчас тоже бушуют Другие Памяти.

Так мы приучены оценивать прекрасное. Но какой-то внутренний голос говорил Одраде, что это не та красота, к которой стремится ее душа.

Внизу, под их ногами простирались мелкие низины, некогда поросшие обильной зеленью болота, а теперь высушенные надвигающейся Пустыней. Возникало чувство, что у земли удалили внутренности, подобно тому, как древние египтяне извлекали кишки из своих мертвых, готовя их к погребению, — их высушивали до сухого остатка, до сокровенной сущности, которая одна могла воспринять Вечность. Пустыня — мастер мертвых, пеленает землю в нитрон, обрамляет нашу милую планету в алмазы, которые таились в ней до поры.

Беллонда стояла рядом, ворча и качая головой, отказываясь видеть, во что в скором будущем превратится Капитул.

Одраде едва не вздрогнула от параллельного потока мыслей. Ее захлестнула память: она почувствовала, что непроизвольно ищет глазами руины Сиетча Табра, набальзамированные самой Пустыней тела контрабандистов — торговцев Пряностью, убитых и брошенных в Пустыне.

Где теперь Сиетч Табр? Расплавленные развалины, спекшиеся в непробиваемую плотную массу, в которой не осталось ничего от его гордой истории. Досточтимые Матроны — убийцы истории.

— Если вы не ликвидируете Айдахо, я буду вынуждена протестовать против его использования в качестве ментата.

До чего же она суетлива! Одраде вдруг обратила внимание на то, что сейчас возраст Белл обозначился очень резко, более, чем всегда. Она даже сейчас была в очках для чтения. Увеличенные стеклами глаза придавали Преподобной Матери вид огромной рыбы. Использование линз, а не более современных протезов кое о чем говорило красноречивее всяких слов. В Беллонде было какое-то извращенное тщеславие, которое во весь голос кричало: «Я превосхожу своим величием те приспособления, которыми мне приходится пользоваться для того, чтобы заменить утраченные органы чувств!»