Читать книгу "Сципион Африканский. Победитель Ганнибала - Генри Лиддел Гарт"

В сравнении Сципиона с Наполеоном, если признать превосходство последнего в логистической стратегии, нужно противопоставить этому его неполноценность в тактике и большой стратегии. В большой стратегии притязания Наполеона омрачаются не только его неспособностью понять цель большой стратегии – процветающий и безопасный мир, – но и несколькими грубыми просчетами в оценке психологии противников, политического и экономического эффекта своих действий и экстравагантным использованием своих сил и ресурсов в поздние годы.

Наконец укажем, что если Александр имел, чтобы строить, военный фундамент, заложенный Филиппом, Ганнибал – Гамилькаром, Цезарь – Марием, Наполеон – Карно, то Сципиону пришлось строить заново на руинах катастрофы.

От сравнения полководческого искусства перейдем теперь к сравнению характеров. Здесь перечислять подробно качества, которые выделяют Сципиона как человека, было бы утомительно. Его умеренность, самоконтроль, человеческая симпатия, очарование его манер, магнетическое влияние на войска (разделяемое всеми величайшими военными вождями), возвышенность его духа – все эти качества ярко проявляются в каждом его поступке и речении. О его частной жизни мы знаем мало. Он женился на Эмилии, дочери консула Эмилия Павла, павшего при Каннах, – брак, очевидно, был заключен после возвращения из Испании и перед отбытием в Африку.

Из одного-двух анекдотов, которые сохранились, кажется, что брак был счастливым, и Сципион выказывал больше уважения к мнениям жены, чем было принято в то время. Несомненно, она имела слишком дорогие вкусы, чтобы нравиться Катону; она была, вероятно, одной из законодательниц римского дамского общества, против которых он нацеливал свои жалобы, – «нося разноцветные платья или разъезжая в конных экипажах», они подрывают устои общества и создают недовольство. Потворство желаниям жены и разрыв с традицией, требовавшей относиться к ней не лучше, чем к рабыне, были, несомненно, одним из факторов, разжигавших злобу в сердце Катона. Лучшее подтверждение морального влияния семейной жизни Сципиона – косвенное. Они выдали свою дочь Корнелию замуж за Тиберия Гракха – вероятно, после того, как он так великодушно защитил репутацию Сципиона, – и она стала матерью Гракхов. Образование, которое она им дала, и принципы, внушаемые ею будущим реформаторам, составляют одну из благороднейших страниц истории Рима.

За пределами домашней сферы влияние Сципиона на социальную историю связано с его любовью к греческой литературе и философии и введением их в римский культурный обиход. «Человек огромной интеллектуальной культуры», он мог говорить и писать по-гречески, как по-латыни – говорят, свои мемуары он написал по-гречески. Ясно, что своему знанию греческой культуры он обязан той философией жизни, которая пронизывает все его деяния и высказывания. Кажется, что он взял лучшие элементы культуры Греции и Рима и сплавил их, избавившись от грубости и узости раннего республиканского Рима, не уменьшив его мужественности.

Влияние его было столь заметным, что его можно, не без оснований, назвать основателем римской цивилизации. «Ему приписывают улучшение манер, приобретение вкуса к пристойному поведению и любви к литературе». Довольно трогательный пример его собственной любви к литературе сохранился в его дружбе и уважении к поэту Эннию – дружбе столь глубокой, что он завещал после смерти поэта поставить его бюст рядом со своим в семейной усыпальнице Сципионов.

Однако самое его влияние как апостола цивилизации и гуманности принесло ему жестокую, поскольку она стимулировалась страхом, вражду римлян старой школы. Катон и ему подобные еще могли простить ему военные успехи и уверенность в себе, – но ничто, кроме его падения, не могло искупить его преступления, состоявшего во введении греческих обычаев, философии и литературы. Не так уж невероятно, что это повредило ему и подорвало его влияние даже больше, чем его презрение к мелочным умам и умеренность в отношении побежденных врагов. Это единственные обвинения, которые его враги смогли выдвинуть против его характера, и в этом факте лежит, быть может, лучшее доказательство его высшего морального благородства. Ибо злоба врагов будет цепляться за любую мыслимую слабость, и обвинения, выдвигаемые против великого человека, образуют моральный стандарт, лучшую базу для сравнений.

Из этого испытания Сципион – единственный из великих военачальников древности – выходит чистым от любых обвинений, предполагающих моральное пятно. Правда, мы можем отбросить большинство обвинений, выдвинутых против Ганнибала, – нечестие, алчность, вероломство, жестокость, выходящие за рамки обычаев тех дней. Но Александр, как либерально ни относиться к другим обвинениям в его адрес, остается виновным в недостатке самоконтроля, в яростных вспышках темперамента и предрассудков, в жестокой несправедливости к Пармениду, в амбициозном эгоизме, граничащем с мегаломанией, и непотребном поведении в пьяном виде. Александр запятнан смоляной кистью Ахилла.

Подобным же образом многие великие качества Цезаря не могут затушевать его сексуальную распущенность, политическую коррумпированность и интриги, как и своекорыстные в основном мотивы, вдохновлявшие его труды и достижения. Между карьерами Цезаря и Сципиона имеются любопытные параллели. Сравним Цезаря, получающего Галлию как провинцию путем интриг и угроз, – и Сципиона, получающего Испанию по призыву страны в тяжелый час. Сравним Цезаря, набирающего и обучающего армию для завоевания Рима, – и Сципиона, делающего то же для спасения Рима от чужеземных врагов. Цезарь переходит Рубикон, Сципион – Баграду: сравните цели. Сравните Цезаря, получающего триумф за победу над соотечественниками-римлянами, и Сципиона – за победу над Ганнибалом и Сифаком. Наконец, если правда, что «человек познается по друзьям, которых имеет», сравните Катилину с Лелием и Эннием. Афоризм Наполеона: «Лавры – более не лавры, когда они покрыты кровью граждан» – курьезно звучит в его устах. Ибо амбиции Наполеона иссушали кровь Франции так же неустанно, как амбиции Цезаря лили кровь римлян. Достаточно состричь лавры с их чела и усилить контраст со Сципионом, всегда и в первую очередь экономившего кровь и силы в бескорыстной службе своей стране. Нетрудно предположить, почему Наполеон не включил его в свой список образцовых полководцев.

По любым моральным стандартам Сципион – уникальное явление среди великих военных вождей, будучи наделен чистотой и величием души, которых мы ожидаем, но не обязательно находим среди религиозных и философских лидеров, но едва ли среди величайших людей действия. Тот священник, который столетие назад был первым английским биографом Сципиона и работа которого страдает от краткости, исторических ошибок и игнорирования всей деятельности Сципиона как солдата, имел одну вспышку редкой проницательности и афористического гения, когда сказал, что Сципион «был более великим, чем величайшие из плохих людей, и лучшим из тех, кого называют лучшими из хороших».

В последнюю очередь мы обращаемся к Сципиону как к государственному деятелю – к той части его большой стратегии, которая безусловно относится к области мира. Аббат Серан де ла Тур, составивший в 1739 г. жизнеописание Сципиона, посвятил его Людовику XV и в своем посвящении написал: «Король должен только взять себе за образец величайшего человека в целой римской истории, Сципиона Африканского. Само Небо, кажется, сформировало черты этого героя, чтобы преподать правителям этого мира искусство управления с помощью справедливости». Урок, мы опасаемся, не пошел впрок Людовику XV – человеку, который за столом совета «открывал рот, говорил мало и не думал вовсе», жизнь которого столь же была полна вульгарных пороков, сколь лишена высоких целей. Мы подозреваем аббата в способности к тонкому сарказму…