Читать книгу "Станция Одиннадцать - Эмили Сент-Джон Мандел"

– В городе много преступности?

– Конечно, – ответил тощий и боязливый Абдул, накручивая на палец прядь длинных, до плеч, волос. – Анархия. Полиции нет. Чертовски страшно.

– Правда, не настолько уж много преступности, как можно подумать, – сказала Дженни. – Людей осталось совсем мало.

– Они ушли или?..

– Если заболеешь, – произнес Бен, – через сорок восемь часов тебя не станет.

Его девушка, родители и две сестры умерли еще в первую неделю. Бен не мог объяснить, почему его не постигла та же участь. Ему пришлось заботиться обо всех больных самому – больницы закрылись уже к третьему дню. Потом он выкопал пять могил на заднем дворе.

– Должно быть, ты невосприимчив к вирусу, – сказал Дживан.

– Да. – Бен неотрывно смотрел на огонь. – Я самый везучий человек на Земле, верно?

Они расстались лишь спустя неделю: настал момент, когда Дживан хотел продолжать двигаться вдоль озера, а остальные трое – свернуть на восток, к городу, где жила сестра Дженни. Несколько часов кипел спор. Дживан был уверен, что направляться в города опасно, другие возражали. Дженни боялась, что больше никогда не увидит сестру. В конце концов они пожелали друг другу удачи и разошлись. Дживан зашагал по берегу, чувствуя, как растворяется в окружающем пейзаже – маленькое, неприметное существо… Он никогда еще не ощущал в себе ни столько жизни, ни столько печали.

Ясным утром через несколько дней Дживан увидел на другой стороне озера Торонто, из-за расстояния похожий на мираж. Тонкое голубое острие небоскреба, пронзающее небо. Город из стекла.

Иногда Дживан встречал и других путешественников, однако их было очень мало. Почти все двигались на юг.

«Как фильм-катастрофа», сказал он Фрэнку уже больше двух месяцев назад, на третью или четвертую ночь в квартире. Тогда еще работало телевидение. Они были потрясены и напуганы, однако пока не осознали происходящее в полной мере, и той ночью им стало дурно. Данные свидетельствовали о том, что болезнь распространилась повсеместно. «Неужели это правда?» Впрочем, Дживан и Фрэнк запаслись едой и водой, они по крайней мере временно были здоровы и в безопасности.

«Знаешь, – сказал Дживан, – в кино обычно сперва случается апокалипсис, а потом…»

«С чего ты взял, что мы доживем до этого «потом»?»

Фрэнк всегда оставался чертовски спокоен.

Безмолвный пейзаж. Снег и замершие машины, в которых творится что-то ужасное. Необходимость перешагивать через трупы. Дживан старался подальше держаться от дорог, скрываясь в лесах. На дороге встречались люди с пустыми лицами, закутанные в одеяла поверх курток дети. Там могли убить ради содержимого рюкзака. Могли напасть голодные собаки. В поисках консервированной еды Дживан пробирался в загородные дома, чьи мертвые хозяева лежали в комнатах наверху.

Становилось все сложнее не забыть самого себя. Дживан мысленно перечислял одно за другим мгновения своей жизни. Меня зовут Дживан Чоудхари. Я был фотографом, а потом собирался стать парамедиком. Моими родителями были Джордж из Оттавы и Амала из Хайдарабада. Я родился в пригороде Торонто.

Но эти мысли распадались на части и ускользали. Наконец он дошел до того, что стал шептать лишь два слова: «Шагай вперед. Шагай вперед. Шагай вперед».

Дживан поднял голову и встретился глазами с совой, наблюдающей с заснеженной ветки.

37

ДИАЛЛО: Значит, выдвинувшись в путь, вы просто шли куда глаза глядят?

РЕЙМОНД: Насколько я знаю, да. Совершенно не помню тот год.

ДИАЛЛОН: Ни капли?

РЕЙМОНД: Ничего, абсолютно.

ДИАЛЛО: Должно быть, последствия ужасного шока.

РЕЙМОНД: Конечно. Потом мы наконец остановились в каком-то городе, и с тех пор я уже помню все. Люди привыкают ко всему. Думаю, детям вообще было легче.

ДИАЛЛО: Произошедшее травмировало и детей.

РЕЙМОНД: Поначалу, естественно. Но два года спустя? Пять лет? Десять? Мне вот было восемь. Уже девять, когда мы осели. Я не помню год, который мы провели в дороге. То есть, думаю, я забыла все самое плохое. Так вот, к чему я веду. Тебе не кажется, что в нынешней эре, неважно, как ее называть, в мире после грузинского гриппа хуже приходится именно тем, кто ясно помнит старый мир?

ДИАЛЛО: Не думал об этом.

РЕЙМОНД: То есть чем больше ты помнишь, тем больше ты утратил.

ДИАЛЛО: Но ты сама кое-что не забыла…

РЕЙМОНД: Мои воспоминания о жизни до катастрофы сейчас кажутся снами. Я помню, как смотрела из окна самолета вниз – наверное, это было за год-два до катастрофы – и видела Нью-Йорк. Море огней. От мысли о них по коже пробегают мурашки. Я не помню самих родителей, остались только ощущения. Помню, как зимой из вентиляции дул темный воздух. Аппараты, проигрывавшие музыку. Как выглядели компьютеры, их светящиеся экраны. Если открыть холодильник, там загорался свет, и веяло холодом. Или морозильник, еще холоднее, с кусочками льда в пластинах. Помнишь холодильники?

ДИАЛЛО: Конечно. Правда, уже давно пользуюсь ими как полками для хранения вещей.

РЕЙМОНД: И внутри было не только холодно, но и светло, верно? Я же не выдумываю?

ДИАЛЛО: Внутри горел свет.

Часть шестая

Самолеты

38

Покинув дом, Кирстен и Август вышли на дорогу и остановились. Август перекладывал сборники стихов и бутылки с водой из рюкзака в чемодан на колесиках, а Кирстен глядела на заросшую подъездную аллею. Если бы не материальные доказательства – чемоданы, заполненные полотенцами и шампунями, найденная на кухне упаковка соли, голубое шелковое платье на Кирстен, звездолет «Энтерпрайз», выпирающий из кармана жилета Августа, – она бы решила, что дом им привиделся.

– Неразграбленный дом, – произнес Август, когда они зашагали дальше. Кирстен не нравился звук, с которым жесткие колесики катились по дороге, но во всех прочих отношениях чемоданы были идеальны. – Не думал, что такой еще попадется.

– Невероятно. Мне почти хотелось снова запереть дверь.

Вот какой была жизнь в домах, вдруг осознала Кирстен. Ты уходишь и запираешь дверь, весь день у тебя с собой ключ. Наверное, Дитер и Саид помнят, как это – жить в домах и носить ключи. Все мысли возвращались к «Симфонии».

Август верил в теорию о множественных вселенных. Он заявлял, что это чистейшая физика. Может, не основное ее направление, а что-то связанное с квантовой механикой, однако ни в коем случае не бредовая идея самого Августа.

«Увы, понятия не имею», – сказал тубист, когда Кирстен несколько лет назад спросила, правда ли это. Как выяснилось, он был не одинок. Старшие участники «Симфонии» мало что знали о науке; поразительно, учитывая, сколько времени эти люди могли проводить в Интернете до конца света. Гил с сомнением вспомнил статью, которую однажды прочитал, о том, как субатомные частицы постоянно исчезают и появляются вновь. Исходя из этого, он предположил, что человек теоретически мог бы одновременно присутствовать и отсутствовать, проживать вторичную жизнь в одной или двух параллельных вселенных. «Но учти, – говорил Гил, – я никогда особо не ладил с наукой». Августу нравилась мысль о бесконечном числе вселенных, выстроившихся во всех направлениях. Кирстен представляла их похожими на последовательные плоскости, возникающие, если поставить напротив два зеркала. Когда с каждым повторением изображения становятся все бледнее, пока не исчезают в бесконечности. Кирстен однажды видела такое в магазине одежды в заброшенном торговом центре.