Читать книгу "Горький инжир - Анна и Сергей Литвиновы"

– Вы, юноша, следуете изъезженной дорогой. Абсолютно те же вопросы – правда, в значительно более издевательском, по сути, тоне – мне задавали и в отделении милиции… Нет, нет, я вас, Павел, нисколько не виню – вы стараетесь исключить очевидное и не хотите обидеть ни меня, ни Сашу… Должна заявить вам, что не могу себе представить Сашу, где-то вне дома распивающим спиртные напитки… За все время нашей совместной жизни подобного не случалось, наверное, ни разу… Фронтовые сто граммов или трофейный шнапс я, конечно, не имею в виду… Нет, Павел! Саша мог выпить дома, в честь именин, Нового года или приезда детей, бокал – в крайнем случае два – хорошего вина… Но это все, что он себе позволял… Еще раз повторяю: я не могу представить себе его распивающим вне дома, с какими-нибудь мужичками…

– Кто наследует квартиру после вашей кончины? – быстро спросил я, надеясь сбить старушку с уверенного тона.

– Наша дочь, – с прежним невозмутимым достоинством отвечала старая дама. – Сейчас они вместе с мужем находятся в длительной заграничной командировке, во Вьетнаме. Я говорила с ней вчера по телефону.

– А не допускаете ли вы мысли, что у вашего мужа была… – я тщательно подбирал слова, – что он мог… уйти… к другой женщине?

– Саша?.. Мне, конечно, горько об этом даже подумать… Правда, говорят, жены все замечают последними… Но, молодой человек, я передумала за последние четыре дня о многом… Что только не придет в голову в подобной ситуации… Но я уверена: даже если бы вдруг мой Саша решил предпочесть меня кому-то (но у меня, конечно, нет ни малейших оснований подозревать его в измене!), он бы никогда не покинул меня настолько по-подлому, трусливо… Саша, знаете ли, настоящий мужчина – во всех своих проявлениях…

– Были ли у Александра Матвеевича враги? Чем он занимался до выхода на пенсию?

– Враги?.. Не думаю… Недоброжелатели – возможно… Но не настолько серьезные, чтобы желать ему или мне серьезных неприятностей… До выхода на пенсию он был строителем. Сперва прорабом, затем инженером… Враги, знаете ли, у него остались в прошлом – на фронте и в лагерях… И почему-то мне кажется, что он их всех пережил… И знаете, молодой человек, почему? Потому что Саша всегда был человеком очень жизнелюбивым. И совсем независтливым…

– А скажите, имелись у вашего супруга свои, независимые от вашего семейного бюджета, деньги? Мог он их взять с собой на прогулку?

– Собственная, как это говорят сейчас, заначка у Александра Матвеевича всегда имелась… И сейчас, наверно, тоже была… И он свои деньги носил, конечно, с собой… Помню, году в восемьдесят пятом его даже ограбили: вытащили из кармана в троллейбусе двести рублей. Большие деньги по тем временам!.. Ах, Сашенька, он такой доверчивый: таскал деньги в боковом кармане брюк – вы представляете, Паша?

* * *

Мне ничего не оставалось, кроме как вылететь в приморский город Н.

Дело мне представлялось совершенно тухлым. Шансов на его раскрытие было крайне мало. Прошло пять дней. Все возможные следы улетучились… Портовый город, море, восьмидесятилетний старик… Я почти не надеялся найти его живым либо мертвым… К тому же понимал, что, конечно, вряд ли мне удастся хотя бы покрыть свои затраты по данному делу…

Однако… Эти молящие глаза старой дамы… Внушающее уважение достоинство, с коим она держалась и несла свое горе… Ее чистая, ни Эросом, ни Мамоной не подхлестываемая любовь к исчезнувшему супругу… К тому же я почему-то очень понимаю советского поэта, который писал: «Простите меня: я жалею старушек, но это единственный мой недостаток…»

Словом, я взял билет на первый же рейс в Н.

* * *

Я остановился в гостинице рядом с набережной.

В первый же вечер я вышел на прогулку по маршруту, которым каждый день следовал старик.

Несмотря на ветреный июньский день, на набережной в предвечерний час было полно народу.

Прогуливались старички.

Поспешали подростки.

На лавочках, повернутых лицом к морю, устраивали симпозиумы старушки.

Из зарослей тамариска доносилось молодецкое ржание. Тройка парочек и три хачика зябли в открытом ресторане «Алые паруса» на палубе бригантины.

Лес удочек нависал над канализационным стоком.

Отдыхающие с обиженными на погоду лицами фотографировались на фоне якорей на постаменте.

Бухту бороздили буксиры и одинокий прогулочный катер. В доках и у причалов стояли суда. Над ними, несмотря на поздний час, трудились краны. В бухте плескались мелкие грязные волны.

Я последовательно обошел все заведения, имевшиеся на набережной.

Я побывал в кафе «Алые паруса». Затем поговорил с фотографом с «Полароидом» наперевес, скучающим близ якорей (главной, видимо, достопримечательности города Н.). После – с продавщицей кваса в пуховом платке. Потом – с разбитными продавщицами магазина «Дары моря». Затем – с рыболовами.

Всем опрашиваемым я предъявлял фото Александра Матвеевича, которым меня снабдила его жена. Дедуля на нем выглядел худым, бодрым, веселым, любимым и любящим. (Не знаю, как два последних обстоятельства могло передать обычное фото, но тем не менее он выглядел именно таким.)

Продавцы, официанты, разливальщица кваса и удильщики камбалы узнавали дедушку. Все ж таки он прохаживался одним и тем же маршрутом каждый вечер. Многие уже знали, что он исчез. Однако никто ничего толком не мог сказать о трагических (возможно) обстоятельствах его последней прогулки.

Пароходы в доках и буксирчики, бороздящие бухту, зажгли огни. Ветер усиливался. Набережная обезлюдела. Нехотя, вполнакала, на ней вспыхнули светильники.

Я решил слегка расширить круг поисков.

На пустынном бульваре, расположенном перпендикулярно набережной, первые этажи сталинских домов занимал ряд магазинчиков. В первом из них я увидел в витрине флаконы от «Кристиана Диора», «Шанели», «Кензо» и «Хьюго Босса». Второй магазин кичился вывеской «Эксклюзивная мебель из Испании». Рядом помещался парикмахерский и косметический салон «Жан Диманш». Наконец, четвертый магазин назывался просто: «Золотые изделия».

«Видимо, это местная Пиккадилли… Или – Столешников переулок, или – площадь Риволи…» – подумалось мне.

Ни единый посетитель не нарушал горделивое одиночество дорогих магазинов. Ни единого человека не наблюдалось в полутемной перспективе широченного бульвара. Где-то вверху шумели от морского ветра тополя в три обхвата, беленные по пояс. Под их кронами было совсем темно. Рядом с деревьями угрожающе темнели кусты тамариска.

Повинуясь неожиданной идее, я завернул в магазинчик «Золотые изделия». Он был пуст. Продавщица, перебиравшая что-то сверкающее в витрине, оторвалась и недовольно крикнула мне:

– Мы уже закрываем!

– Я на минуту.

Я подошел к прилавку. Продавщица воззрилась на меня с недовольной миной. Очевидно, из-за ее ледяного взгляда (способного, наверное, разрезать на кусочки бриллиант) я не стал предъявлять барышне фотографию исчезнувшего. Напротив, я приблизился к ней и произнес следующий текст: