Читать книгу "Лев любит Екатерину - Ольга Игоревна Елисеева"

Что стало причиной смерти Бибикова? Яд ли? Простая ли простуда? Ведь в Оренбурге он пристрастился ходить по улице без шапки и даже без парика. Поблизости не оказалось доктора, чтобы определить источник болезни. «Если бы при мне был хоть один сведущий человек, он спас бы меня, – писал Александр Ильич в прощальном письме государыне. – Но я умираю, не увидев вас». Девятого апреля командующего не стало.

Глава 10

Возвращение Дерианура

Царь Соломон говорил, что возлюбленная должна доходить мужчине до сердца. Голова Като покоилась у Потемкина на середине груди, прорастая сквозь кожу корнями волос и мыслями. Их счастье не было безмятежным. Эта женщина думала в постели. В самый неподходящий момент вскакивала и бежала к письменному столу…

Он прощал ее. Как простил раз и навсегда все прошлые и будущие измены, сам не догадываясь об этом. К жизни во дворце трудно было привыкнуть. Раньше Григорий знал ее с гладкой, внешней стороны. Но одно дело камергер, другое – фаворит. Изнанка оказалась колючей. Успевай вжимать бока и шустро поворачиваться. Все тебя любят, все тебя ненавидят. Зависть – главное чувство. Гордыня – первый грех.

Казалось, они с Като не дети. Решили жить вместе, кому какое дело? Очень незрелые рассуждения. Явиться в обществе парой – нарушить этикет. Императрица вставала в пять и еще до истопников пробиралась по тихим коридорам к нему, как лазутчик по вражеской территории. Даже горластые бабы-поломойки с тряпками могли стать на ее пути непреодолимой преградой. Она пугалась дверного скрипа. А поселить возлюбленного поближе к своему боку не могла. Слишком скромный у него чин. Пока.

Като все силы положила, чтобы это изменить. Продвижение Потемкина шло стремительно. Ей везде нужен был верный человек: и в Военной коллегии, и в Совете, и в гвардии, и в столичном гарнизоне. Причем на ключевых постах. Прекрасная мысль – заткнуть Грицем все дыры! Познав неуемность нового возлюбленного, Екатерина поняла: его на все хватит. Он жаден до дел. Что ж, пусть наворотит глыбы.

Потемкин был назначен подполковником Преображенского полка, пожалован в генерал-аншефы, введен в Совет и занял должность вице-президента Военной коллегии. Крутой взлет возмутил многих. Ни один вельможа не хотел с ним знаться. Загорелый, насмешливый, со сверкающим оком циклопа и черной повязкой на мертвом глазу, он напоминал удачливого пирата, захватившего государыню в плен.

– Друг мой, вам не хватает попугая и деревянной ноги, – сказал как-то Кирилл Разумовский.

Бывший гетман один относился к Грицу с симпатией. Что было тому причиной? Потемкин не знал, но радовался удаче: в вопросе о мире ему нужны были союзники. Мир, мир, любой ценой и как можно скорее! Не стоит хвататься за выгоды на чужой земле, когда можно потерять свою. Панин был склонен поддержать такую позицию. Бучу на каждом заседании поднимал Орлов. Гри Гри болезненно переживал свою старую неудачу в Фокшанах и постоянно завышал требования русской стороны.

– На таких условиях нетрудно мир заключать! – ерепенился он. – Вы бы туркам еще Самару отдали. Тогда, конечно, они все подпишут.

В его словах была правда. После военных удач следовало вознаградить себя и землей, и контрибуцией. А статус-кво никого не радовал. Однако можно было еще играть.

– Милостивый государь, Григорий Григорьевич! – взвивался Панин. – Оставьте дипломатам делать свое дело. И вы увидите, как, требуя мало, мы получим больше, чем ожидали. Уж независимость Крыма я точно выторгую. И свободное плавание через Босфор. И денег. Не все сразу!

– Старый лис, – шептал Орлов так надрывно, что все слышали его неучтивую речь. – Что же твои дипломаты в Фокшанах молчали, когда меня турки с французами на куски драли? Или ты им такое распоряжение дал?

– Вы сами виноваты в своей неудаче…

Совет превращался в выяснение отношений. А дело не трогалось с места. Временный блок фаворита, Панина и Разумовского переломил ситуацию. Как-то раз они втроем громко закричали на Григория, мол, сколько можно волынить? Потом Никита Иванович положил очередной, восьмой беловик предварительных пунктов к договору и потребовал собравшихся подписать.

Обсуждали долго, а поставить закорючку никто не решался.

– Пишите, господа. – Потемкин навис над столом. – Самозванец под Уфой, а я ни одного корпуса с юга снять не могу.

– Чи бревна, чи люди? – Бывший гетман потянул на себя лист и первым размашисто начертал свои инициалы. А потом всучил бумагу Захару Чернышеву. – Твоя очередь.

Захар поколебался, но ставить подпись после гетмана было уже не так страшно. Дальше документ пришел в руки к братьям Голицыным, которые безропотно черканули где надо. Князь Вяземский повертел лист, перекрестился и ляпнул кляксу на свою фамилию.

Остался Орлов. Он молча сидел за столом, и в глазах его сверкали нехорошие огоньки. Когда документ, наконец, дошел до него, Гри Гри нарочито медленно пробежал его глазами, потом сложил пополам и картинно надорвал. Встал и удалился, не сказав ни слова.

– Один против шестерых, – невозмутимо констатировал Панин и достал из портфеля девятый беловик. – Подписывайте. Дело-то минутное.

В этот вечер Орлов напился, как свинья. Уже хмельной он разговаривал с Екатериной и успел обидеть ее, назвав дурой, которая во всем идет на поводу у очередного кобеля.

– Вижу я, что мои услуги больше не нужны Вашему Величеству, – заключил Гришан. – Позвольте просить увольнения из Совета. Поеду в деревню коз доить.

– Иди, проспись, – тихо потребовала Екатерина.

– Я-то просплюсь, – с натугой хмыкнул Орлов. – А вот ты когда протрезвеешь? Он ведь у тебя из когтей власть рвет! Все так и будешь за одним мужиком от другого прятаться?

Императрица отвесила ему пощечину. Ничем он не мог оскорбить ее больше. Даже когда после разрыва она попросила его вернуть свой портрет, усыпанный бриллиантами, а Орлов выколотил блестящие камешки и отправил их бывшей возлюбленной в кошельке, Като не почувствовала такого унижения.

– Не забывайтесь, князь. Вы все еще у меня на службе.

– Да? – Григорий поднял бровь. – Прикажите подниматься в спальню?

Екатерина вспыхнула и с силой хлопнула дверью. Хорошо, что разговор был во внутренних покоях и их никто не слышал.

Потом Орлов снова пил и домой добирался почти на ощупь. Как обычно в сенях никого не было. Его встретила Катюша с лампой в руках.

– Ты это… вот что… поди отсюда, – язык у Гришана заплетался. – Не смотри на меня.

Он начал подниматься, оскальзываясь на ступенях из желтоватого мрамора. Сблевал на мозаику площадки под собственным парадным портретом. Конный герой в звездах и пернатом кавалергардском шлеме взирал на него с презрительной ухмылкой. Рука Гришана зацепилась за перила и решительно отказывалась ползти дальше вверх.

Катюша поставила лампу на пол и подхватила брата подмышки. Ни ругани, ни упреков. Тихонько поскуливая от натуги, она отвела его в диванную, уронила в кресла. Принесла воды, кое-как оттерла лицо белым полотенцем и уже засыпающего поволокла в спальню. Орлов рухнул поперек кровати и чувствовал только, что его разувают.