Читать книгу "К чему снились яблоки Марине - Алёна Жукова"

Сегодня опять пойдем к морю гулять. В прошлый раз возле яхт-клуба нашли безлюдное местечко, только на куртку присели, как дружинник тут как тут. Интересно, что же такое Андрей сказал парню, отчего тот смутился и ушел безо всяких разбирательств? Целовались как умалишенные. Губы до сих пор болят. Обещал книгу принести перефотографированную из какого-то зарубежного издания, но писатель русский. Фамилию называл. Как же могла забыть? Позор! Рядом с ним – дурочка необразованная. Интересно, а он тоже это понимает? Конечно, надо больше читать, только все равно он читает другое – журналы, названия которых никогда не слышала, стихи, которые звучат совсем не так, как те, что в учебнике. Ведь она, между прочим, с отличием десятый кончила, даже до медали чуть не дотянула, теперь вот на филфак пошла, а он, хоть и физик-теоретик, а знает литературу в сто раз лучше. Часто, правда, они спорят. Недавно вот разревелась от обиды за Максима Горького. Он испугался, прижал к себе и зашептал горячо на ухо, что готов признать его великим писателем, только чтобы не видеть ее горьких слез. Как же вспомнить, о ком он вчера говорил? Название книги такое короткое, вроде «Они». Нет, кажется, «Мы», а вот фамилия писателя начисто вылетела. Он всегда говорит: «Прочла и тут же забудь, эти книги у нас не продаются, и за них можно в тюрьму сесть». Конечно, поверить в то, что у нас за книги сажают, невозможно, но ему пообещала молчать. А сколько он стихов помнит, и странных таких! Не всегда понятно, о чем они, но когда вслух читает – очень красиво. Почему мы этих поэтов не проходим, может, из-за их непонятности? Хорошо, когда в стихах про природу и любовь все ясно, как у Пушкина. Похвасталась, что может «Евгения Онегина» почти всего наизусть прочесть, так он погладил по головке, как маленькую, и сказал, что это обнадеживает. А что, собственно, имел в виду, что она со временем поумнеет, что ли?

Потянулась и перевернулась на живот, потом опять свернулась калачиком и сложила лодочкой руки в паху. Там было горячо и влажно. Мысли потекли сверху вниз, наполнив жидкостью полость, которая со вчера уже не хотела оставаться незаполненной и теперь сладко болела и пульсировала под руками. Сегодня все произойдет. Родители наконец уехали, а бабушка осталась. Но она подольет ей в чай мамино снотворное. Ничего плохого не будет. Андрей обязательно станет ее мужем, почему нет? Поймет, что он у нее первый. Ей уже скоро восемнадцать. Он, конечно, старше и опытнее. Про девушек своих не рассказывает, но наверняка было их немало, он же красавец и умница, а с ней так осторожен, никогда не настаивает, а ведь мучается, я вижу. В первый же день глаза отвел, когда она в своих брючках-дудочках перед ним вертелась. Потом долго встречались без поцелуев, а коснувшись губами, до дрожи задохнулся. А вдруг он испугается? Про план с бабушкой она, конечно, не расскажет. Лучше всего вообще не говорить, что бабушка дома. Когда снотворное подействует, надо запереть дверь в ее комнату и сказать, что бабушка ушла ночевать к подруге. А вдруг проснется? Надо побольше дать, чтоб наверняка. Ох, ей бы самой сейчас снотворное не помешало или валерьянка какая-нибудь, колотит всю. Оказаться бы с ним рядом, чтобы руками своими жилистыми обхватил и сжал сильно! Дрожать бы перестала, успокоилась, заснула на его плече, а потом бы проснулась…

* * *

Проснулась быстро, судорожно, как от испуга. Он рядом. Тихо. Дети еще спят. Во сне бабушка яблоки рассыпала. Они стучали, подпрыгивая и раскатываясь по полу в разные стороны. Бабушка нагнулась, чтобы собрать, и упала.

Совсем недавно бабушку похоронили. Сердце у нее пошаливало, может, после того снотворного? Вряд ли, давно это было. Просто годы взяли свое. Опять вспомнила ту ночь с Андреем, с тем аспирантом-физиком. Страшно было, больно, но так хорошо, как никогда больше в жизни. Любовью были наполнены тела, слова, дыхание. Простыни тоже были пропитаны любовью. Их можно было выжимать, из них сочилась любовь. Оказалась эта ночь первой и последней. Андрея взяли, и он получил срок за распространение самиздата. Стукнул его научный руководитель, жена которого накатала телегу в партком, застав мужа с аспиранткой-любовницей в постели. В доносе фигурировала книжка «Архипелаг ГУЛАГ», которую она нашла под кроватью после прихода аспиранточки. Руководителя сразу на ковер, а он – поди и скажи, что книжечку эту дал им почитать младший научный сотрудник Андрей Бирман. У Андрея обыск – и на всю катушку. Теперь, говорят, реабилитировали, через восемь лет. А может, он уже вернулся, поэтому опять во сне яблоки и бабушка?

Рядом на тумбочке журнал «Знамя», а в нем все то, что Андрюшка тогда фотографировал, перепечатывал. За что так несправедливо с ним и с нею судьба обошлась? А может, оно и к лучшему. Борис – муж хороший и человек деловой. Скоро уедут они далеко. Будут жить в Канаде. Детей вырастят в нормальной стране. Что же так неспокойно на сердце сегодня? Если бы они вдруг с Андреем встретились, неужели бы все началось сначала? Наверное, нет. Все проходит… Или не все?

Бешеная была после него, все не то и не так. Борька самый терпеливый оказался. Хоть и не доктор, а точно, любил, как лечил, настойчиво и упорно, по капле в день. Сутками не отходил и никого не подпускал, и так до самого излечения, пока в ней не забилась новая жизнь и не шарахнуло по ушам свадебным маршем.

Она потянулась, перевернулась на спину, а потом опять скрутилась клубочком. Хорошо ей, уютно. У Бори даже во сне брови сдвинуты. Тяжело идет их новое дело, постоянно нервничает. Везде бандиты и бюрократы, всем плати. А все для нас. Ничего ему не надо, только процесс игры и поиска. Правда, становится все азартнее и прижимистее. Саньке велосипед какой-то навороченный не купил, тот расстроился, сказал, что папа жмот. У мальчишек должен быть перед глазами положительный образ отца, а Боря все реже дома бывает. Она, конечно, старается правильно их воспитывать, но без него тяжело. Ничего, вот уедем, новая жизнь начнется.

Надо постараться опять заснуть. Дождь, что ли, на улице? В окне небо темное, тяжелое. Соседнюю многоэтажку туманом размыло, сквозь который несколько желтых пятен светится. Господи, это в такую рань кто-то уже встал, наверное, завтракает, на работу собирается. А ей уже никуда не надо спешить. Хорошо, только внутренний будильник всегда на семь.

Последнее время просто с ума сходила на работе. Что ни день – потрясения, то газету закрывают, то перепродают, а после дефолта вообще кисло стало. Хорошо, Борька их деньги вовремя из страны увел на будущее место жительства. Через неделю она уже будет просыпаться в другом доме, под другим небом. Как оно там будет? Закрыла глаза и постаралась представить их дом за океаном, который еще не видела, но Боря плохого не купит. Фотографии впечатляли, особенно большие елки вокруг и трогательная березка на бекярде, по-нашему, заднем дворике. Еще он говорил, что где-то поблизости парк, в котором целая аллея яблонь, но яблоки никто не срывает, они падают в траву, и только иногда под деревьями можно увидеть одинокую фигуру пожилой женщины, собирающей паданки. Наверняка из наших, утверждает Боря. Какая-нибудь воронежская старушка не может перенести, что добро пропадает, вот и собирает на вареньице для внучат. Они, конечно, жрать не будут, как и все, что им приготовит бабуля, поскольку дети в той стране очень быстро привыкают к местному фастфуду, и Боря уже сейчас предупреждает, чтобы я с первого дня взяла этот процесс под контроль. Возьму, куда денусь, то есть из кухни буквально не выйду. Ну и ладно, пора осваивать профессию домохозяйки. К черту газету, планерки, скандалы, расследования. И небезопасно становится. Жизнь дороже. Страшно в подъезд собственного дома зайти. Время пришло всерьез детьми заняться. Ради них и едем. А может, там еще девочку родить и назвать ее как-нибудь странно-иностранно, вроде Ребекки. Нет, ужас, какой, почти как Дебора! Лучше уж Джесика или Мэгги. Ладно, там разберемся…