Читать книгу "Глубокое бурение - Алексей Лукьянов"

— Итак, дорогой товарищ, поведайте нам, что вы узнали от мятежного астронома… Можно не вставать.

— Ныб-твырб! — выпалил Эм-Си.

— Развяжите ему рот, — поморщился Папа.

— Аааа! — завопил Кафка, ибо вспомнил, как ему развязывали рот вчера. — Все рассказывать… во всем сознаваться… — Тут он понял, что конвоиры всего-навсего сняли пластырь с губ и вынули кляп, поэтому смолк, отдышался и повторил то, что пытался сказать с завязанным ртом:

— Небо твердое.

Верховный Совет жадно внимал. Молчание нарушалось цоканьем шпор министра обороны. Наконец вопрос осмелился задать Брал Чуток, министр денег:

— Что за мудистика?

Грянули аплодисменты.

— Нет, правда! — заорал Кафка. — По агентурным данным, в Сэшеа был произведен запуск летательного аппарата класса «Шатал». Аппарат взлетел, а потом взорвался. Это косвенно подтверждает…

Впавшего в истерику котовца увезли прочь.

— Нет оснований не доверять товарищу Кафке, — прервал Папа расшумевшихся членов Президиума. — Хоть он и бывший наш товарищ, но свое дело знает… знал… досконально. И в свете открывшихся обстоятельств нам предстоит принять грамотное и своевременное решение. Ваши соображения?

— Чертовски запутанное дело… — Министр денег подпер кулаком нижнюю губу.

— Совершенно справедливо, Брал Берухович, — поддержал Хэдэншолдэрс.

— Что же из этого следует?

— Следует купить все права на твердое небо.

— Преждевременно и неэкономно, — пожурил Папа. — Думайте еще!

— Искать их надо! — отчеканил министр обороны.

— Правильно! — обрадовался Вальдемар Некрасович. — А как?

— В наикратчайшие сроки!

Гениальный создатель единого государства поджал губы: Че Пай откровенно над ним издевался.

— Это само собой разумеется, — холодно процедил Хэдэншолдэрс. — Но я спрашивал не о сроках, а о методах поиска. Чтобы вам было понятнее — меня интересует тактика.

— Нужен специалист!

— Специалист! — рассердился Папа. — Какой специалист? Был с нами один специалист, и где он сейчас?!

Все посмотрели на двери, за которыми скрылась коляска с Кафкой.

— Единственный местный специалист! Кого мы отправим? Может, вас, уважаемый Че Бадан Пай? Или Распута — он ведь, кажется, один среди нас чукчанин?

Народный шаман, услыхав свое имя, на секунду вернулся из мира духов и тут же вознесся обратно — не любил скандалов. Все остальные, не вооруженные курительной трубкой и сушеными грибами, постарались слиться с интерьером.

— Да я, собственно… — растерялся Че Пай.

— Вас я уже слышал, — махнул рукой Хэдэншолдэрс, — теперь вы меня послушайте. Здесь нужен не специалист, а профессионал. Профи экстракласса! И я знаю, где его найти.

Кроме национальных символов Соседского Союза — курицы мусорной голой и глисты обутой розовой — на просторах Архипелага обитают и другие виды-эндемики, в частности — реактивный заяц. Никто зайца не видел, ибо скорость зверя чересчур высока и единственным свидетельством его существования остается инверсионный след, который заяц оставляет за собой на жизненном пути. Все тропы реактивных зайцев давным-давно известны и огорожены для безопасности высокой бетонной стеной.

Разумеется, зайцем животное называется весьма условно, и для всеобщего удобства так поименовать неведомую тварь предложил известный биолог Абрам Хрен. Конечно, не обошлось без научной дискуссии: многим ученым не понравился «заяц», они устроили форменный скандал: мол, почему заяц, а не черепаха, например, или ежик? Встречные предложения очень быстро превысили лимит, и спор этот продолжался бы и по сей день, если бы Хрен на очередной коллегии не разрешил все споры простым и эффектным способом. Он выложил на кафедру энциклопедию животного мира островов Гулак и предложил коллегам назвать любую цифру от трех до тысячи сорока двух. После трех часов ожесточенных дебатов биологи сошлись на двухстах восьмидесяти четырех. Хрен распахнул книгу на названной странице — и ему не понадобилось даже просить ученых мужей выбрать строку сверху или снизу, так как весь книжный разворот был посвящен зайцам — от зайца-анархосиндикалиста до зайца ультрарадикального. На том и порешили.

Впрочем, вернемся к предмету нашего разговора. Ареал обитания зайца стал излюбленным местом паломничества секты экстремалов.

Это религиозное течение проповедовало самоочищение через смертельную опасность. То ли жизнь в Соседском Союзе не казалась им смертельно опасной, то ли они считали, что вершить свои таинства лучше на лоне природы, но собирались экстремалы не в суете городов и потоках машин, а здесь, в многокилометровых бетонных джунглях, где обитала популяция реактивных зайцев. За глухими пятиметровыми стенами слышался зловещий гул, то нарастающий, то удаляющийся, — звери жили своей ни на что не похожей жизнью, вряд ли понимая, что являются для сектантов олицетворением божьего промысла. Бога экстремалов звали Дью.

Суть богослужения была проста и смертельна в своей простоте: пытающий божьей милости апологет экстремизма взбирался по приставной лестнице на стену и, при помощи обычных подтяжек низвергаясь в бетонное ущелье вниз головой, ждал откровения свыше. Если подтяжки выдерживали владельца и успевали выдернуть его обратно еще до того, как невидимое животное врежется в беззащитное перед волей божьей человеческое существо, считалось, что экстремал «сделал Дью», то есть достиг просветления. После ритуала оставшиеся в живых сектанты пили угольную кислоту со вкусом лайма и восхваляли Дью. Примерно двое из десяти искателей бога навсегда исчезали в недрах лабиринта, тем не менее религия с каждым днем находила все больше и больше приверженцев и даже проникла на материк. Несмотря на преследования котовцев апологеты экстремизма шатались по городам и весям, раздавали бесплатную углекислоту в стандартных зеленоватых жестянках и призывали: «Сделай Дью».

В этот день экстремал из Ацетонии Донт Факми, «сделавший Дью» никак не меньше двадцати пяти раз, получил откровение еще до того, как влез на отвесную бетонную стену. Точнее, по лестнице он подняться еще успел, но едва левая рука Донта легла на шершавый, покрытый серой пылью бетон, опора под ним исчезла, и Факми полетел вниз.

По сравнению с тем, что испытал он в краткие секунды своего падения, жалкие острые ощущения прочих экстремалов не шли ни в какое сравнение — это был подлинный экстаз, момент единения с богом в самом прямом смысле слова: Факми видел бога, пока летел вверх тормашками.

Бог был молод и даже более того — походил на отрока лет двенадцати.

Да чего уж греха таить — ничего не выдавало его божественной сути.

Ничего, кроме исполинского роста. Донт успел прикинуть, что стена едва прикрывает щиколотку Дью. Немудрено, что экстремалы не заметили Господа: он стоял по ту сторону лабиринта, и, как бы высоко сектанты не задирали головы, они бы вряд ли разглядели в смоге фигуру своего божества. Факми разглядел на Дью мокрые брюки, рубашку с расширяющимися у запястий рукавами, а также свою лестницу в его руках, и перекладины ее казались тоньше спичек.