Читать книгу "Замкнутый круг - Александр Рогинский"

— С этого нельзя было сразу начинать, вы ведь не на допросе, а в филармонии. А в филармониях я не допрашиваю своих клиентов.

— Значит, я у вас клиент? — рассмеялась Роза.

Ей стало весело. Этот следователь нашел правильный тон в разговоре с ней, и ей было даже интересно, насколько информирован, что он знает о ней?

Ей вдруг показалось, что он знает все. У него был запас мощности в голосе. Никаких упрашивающих интонаций, он явно знал больше, чем ему полагалось знать для первого знакомства, и голос его в этом выдавал. Роза была хорошей «слухачкой». Она с первого раза узнавала «личностные» голоса. Голос нес столько информации, что по его оттенкам можно было рассказать о жизни человека, нарисовать его психологический портрет.

Оркестр начал играть, и Роза почувствовала, как завибрировал балкон. Смирнов удивленно поднял голову к потолку, он смотрел на зазвеневшие люстры. Еще играя симфонию дома, Роза представляла, как она будет звучать в зале в исполнении увеличенного состава симфонического оркестра: восемь контрабасов, двойная медная и ударная группы. Но то, что она услышала, повергло ее в ужас.

Музыка расколола мир, он рассыпался на ее глазах. Илья усилил звучание инструментов тем, что давал их в разных регистрах. Самые низкие — басовые — самые высокие — флейты, скрипки и трубы. В картинах это называется объемом, когда лесной пейзаж заканчивается маленькой фигуркой идущей по тропинке девочки. Сразу вырастает перспектива и появляется объем. То же произошло сейчас и с оркестром. Он удвоил объем звучания, которое, похоже, попало на одну волну, отчего интенсивность звука еще более усилилась.

Сразу мелькнула паническая мысль, как бы не обвалился потолок. Все — таки филармония очень старое здание, а перекрытия деревянные. Похоже, Смирнова интересовал тот же вопрос. Только после того, как буря утихла, он перевел взгляд с дрожащих, словно в ознобе, люстр на сцену.

— Может, мы выйдем в парк? — дотронулся до локтя Розы Смирнов. — Вы эту симфонию хорошо знаете, а мне достаточно и того, что я услышал и увидел.

— Хорошо, идемте.

Они вышли, тихо прикрыв двери, словно оставляли покойника, и молча пошли по лестнице, устланной красным бархатным с белыми полосками ковром.

Солнце ударило по глазам, Роза зажмурилась. Смирнов поморщился и прикрыл рукой глаза.

— Такое впечатление, что мы выплыли из глубины океана на поверхность.

— Это от музыки. Она подавляет сознание, чтобы потом оно выпрямилось и начинало расти.

— Вы, музыканты, очень интересные люди.

— И вы, следователи, тоже очень интересные люди. Все мы интересные, если интересные.

— Браво! — сказал Смирнов, ища глазами скамейку, на которую можно было бы присесть.

Скамейки все были заняты, пришлось идти на летнюю эстраду, а там тоже было немало народа (удивительно, подумала Роза, сколько людей ничего не делает в разгар рабочего дня и не знает, что вот за этими стенами играют такую музыку).

Место они нашли только на самом верху.

— Мы снова очутились на галерке, — сказала Роза.

— Такова «се ля ви». Мы галерочные люди.

— В том смысле, что рабы?

— Глубоко копаете, Розалия Алексеевна. Мне приятно с вами разговаривать, вы умеете к себе располагать. Сразу чувствуется, что хороший педагог.

— А вы хороший милиционер.

— Я не милиционер, а следователь.

— Вы стыдитесь, что вас так называют?

— Во всем нужна точность. Мы страдаем именно потому, что неточны. Следователь — это человек, который идет по следу.

— Точно сказано. Я видела, как вы шли по следу Кошерина.

— А мы, — не смутился Смирнов, — видели, как вы видели.

— Так вы следили и за мной?

— Мы следим за теми, кто представляет для нас интерес. Вы представляете.

— И потому вы так долго меня не трогали?

— Мы вас не трогали, потому что в этом не было нужды. А теперь нужда появилась, потому что дело странным образом стало перемещаться в вашу сторону.

— Это каким же образом? Я не укрываю Виктора, я всего лишь…

Роза запнулась и посмотрела на капитана. Он сидел в полуобороте, облокотившись локтями о колени и поглаживая указательным пальцем правой руки ухо.

Она хотела сказать откровенно — любовница Кошерина, но теперь она так говорить не могла.

— Вы всего лишь учительница Ильи Измайлова. И не только, как я понимаю, в игре на фортепьяно.

Роза покраснела. Она больше всего боялась, что капитан сейчас посмотрит на нее, но он оказался деликатным и воспитанным человеком.

— Вы не почувствовали в поведении вашего ученика каких — либо серьезных изменений? — сухо спросил Смирнов.

И Роза поняла, что с этих слов и начался допрос. А все, что было до того, называлась проработкой…

— Почувствовала: он изменился в лучшую сторону. Впрочем, вы музыку ведь слышали. Это гениальная музыка, она будет иметь успех в мире, а Илья станет знаменитым.

— И вы вместе с ним. А как быть с отцом? Если он узнает о ваших отношениях, вам не поздоровится. Мужик он мстительный, физически крепкий?

— А тут вы уже должны помочь, ваша прямая обязанность. Мы все должны помогать гениям. Я, как правильно вы сказали, всего лишь учительница. А то, что вы имеете в виду, обычный жизненный процесс.

Если позволительно сказать, раньше в таком возрасте сыновей водили к девкам, чтобы из них сделать мужчину и чтобы они не получали на этой почве губительных стрессов.

К тому же, я люблю этого юношу… материнской любовью, если хотите.

— Да, ничего я не хочу, — зло сказал Смирнов. — Это ваше дело, хотя попахивает растлением малолетних, а это по закону…

— Знаете, — встала Роза. Все ее внутренние органы дрожали, она едва сдерживалась, чтобы не впасть в бабью скандальную риторику. — Если вы считаете, это развратом, то ваше преследование я считаю нарушением прав человека. Илья уже совершеннолетний, ему давно 16, так что больше не будем на эту тему.

А мне интересно было бы знать, откуда у вас такие сведения? Вы везде понаставили своих жучков? Мы что, живем в тоталитарной стране? Меня никто не ставит в известность, что я подследственная, и ведут за мной несанкционированное наблюдение.

С Розой частенько такое бывало, особенно в государственных чиновничьих конторах, когда ее доставали каким — то ненужными бумагами и претензиями, желая получить взятку. Она, дрожа от волнения и негодования, начинала вдруг говорить намеренно спокойно и языком хорошо знающего свои права и обязанности гражданина. И часто это помогало.

— Садитесь, Розалия Алексеевна. Мы так хорошо начали: послушали музыку, а потом, как мне показалось, друг друга слушали с интересом и уважением. И тут вы такое затеяли. Разве я дал вам повод так разговаривать со мной?