Читать книгу "Екатерина Фурцева. Любимый министр - Феликс Медведев"

— А с кем вы общались в культурном истеблишменте?

— Ни с кем вообще. В 1973 году мы вместе с двумя другими ансамблями стали лауреатами студенческого фестиваля, и нам всем дали возможность записать гибкие пластинки. Для нас это был прорыв, мы сразу это почувствовали и готовились к записи очень серьезно.

— И все-таки, Стас, вы знали, что существует такая Екатерина Алексеевна Фурцева — министр культуры СССР?

— Фамилию, конечно, слышал. Но не более того. Как я говорил, к понятию «советская культура» я никакого отношения не имел. А то, чем я занимался, это была не «культура», это был мой личный кайф, который явно противоречил идеологическим установкам в стране… Ведь «Битлз» тоже к советскому пониманию культуры никакого отношения не имели. Это тоже был кайф… Мы тогда и представить не могли, что когда-нибудь и «Битлз», и нас, и миллионы других, начинающих тогда рок-музыкантов признают честной нормальной музыкой, которую будут слушать и любить даже президенты страны…

И когда мы уже выпустили несколько пластинок на «Мелодии», нас игнорировали и не воспринимали официальные худсоветы и критики. Мы фактически не существовали для центральных средств массовой информации до 80-го года, а потом, появившись на ТВ во время Олимпиады, опять попали под запрет после фестиваля в Ереване… Одну песню в 70-х однажды прокрутил Татарский, помните, была передача «Запишите на свой магнитофон». Потом, кажется, появилась статья в «Советской культуре» — «ругательная», но я ее не видел. В тот момент Министерство культуры и сказало свое веское слово: закрыло ансамбль «Цветы» и даже название запретили. А обвинили нас в «пропаганде западной идеологии и идей хиппи»… К тому времени у нас уже был конфликт с филармонией на другую тему. Нас заставляли работать по 3–4 концерта в день, а когда мы поставили ультиматум, то нас, музыкантов «Цветов»: меня, Костю Никольского и Сашу Слизунова — уволили, решив отобрать у нас название — «Цветы» и эксплуатировать его в концертах. Так закончились наши первые серьезные конфликты с властью — идеологический и коммерческий. Мне удалось восстановить группу только в 1986–1987 годах, но уже без запрещенного названия. Но музыка наша оставалась запрещенной до перестройки.

— Эти запрещения начались при Демичеве?

— Да, тогда, наверное, уже Демичев был. При Фурцевой мы были моложе и хулиганили больше, да и музыка была бескомпромиссной, но идеологически никто на нас не наезжал.

Ф. Медведев. История ненаписанной книги

История ненаписанной книги

Светлана произвела на меня не лучшее впечатление…

В начале 1995 года моя знакомая, жена главы одного творческого союза, неожиданно предложила: «У Екатерины Алексеевны Фурцевой есть дочь Светлана, которая давно уже пребывает за границей — то ли в Германии, то ли в Испании. От мамы у нее осталось какое-то наследство. Время нынче тяжелое, и Светлана хочет кое с чем расстаться. Поскольку вы коллекционер, давайте я вас сведу».

Дочь Фурцевой — это любопытно!

Я слышал, что Светлана известна в московской богемной среде как фигура одиозная. Вокруг ее имени роились слухи, сплетни, домыслы. У нее было несколько небезынтересных замужеств. Регулярно бывая за рубежом в официальных поездках, Екатерина Алексеевна брала с собой доченьку-школьницу. Светлана была знакома со многими деятелями культуры хрущевско-брежневской эпохи: актерами, режиссерами, художниками, литераторами. Одним словом, мне в руки шел уникальный материал. И мы встретились.

Скажу сразу: при знакомстве Светлана произвела на меня не лучшее впечатление. Из «шестерки» энергично выпорхнула по-европейски одетая дама с безразлично-высокомерным выражением лица и, не поздоровавшись, деловито-прагматично приступила к предмету нашей возможной сделки. Все это происходило на улице, среди толпы, суетливо и рыночно. Я был разочарован. Расставаясь, решил представиться подробнее и как журналист попросил о рандеву. «Меня интересует судьба вашей мамы, ведь она великая женщина, а о ней не издано пока ни одной книги. Я предлагаю вам сотрудничество», — выпалил я, но не получил ободряющего ответа. «Позвоните, посмотрим», — бросила Светлана и села в машину.

Когда я рассказал о свидании с дочкой министра советской эпохи своему приятелю, который был в курсе кремлевских нравов, он предостерег: «Имей в виду, Светлана еще та штучка. Считают, что на ней лежит немалая доля вины в смерти матери. Расспроси ее, может, расскажет. И еще: хоть ты и не самый ярый поклонник футбола, но об Эдуарде Стрельцове, конечно, знаешь. Так вот, к его драматичной судьбе, говорят, причастна и Екатерина Фурцева».

Стрельцову и Пеле не довелось встретиться на поле

«Королеве представили графа де Кастильо в тот момент, когда все ее помыслы были заняты дочерью на выданье. Летят весны и осени, а перезрелых девиц, да еще и не из красавиц, не ценят даже отставные гофмаршалы. Взглянув на кривоватую, рыхлую, со вспученной копной на голове, напомаженную куклу с длинным именем Матильда-Агнесса-Изольда де Бурбон, граф с трудом удержался от насмешливой гримасы. Но мамочка все поняла, и эта едва коснувшаяся его губ презрительная усмешка решила его судьбу. Через три месяца графа нашли мертвым в своей конюшне без видимых признаков насилия. Яды при дворе действовали безотказно».

(Из исторических хроник)

…Если бы кому-то пришло в голову выявить череду ста самых трагических фигур в русской истории ХХ века, то футболист Эдуард Стрельцов наверняка попал бы в этот скорбный реестр. Ведь и доныне, спустя много десятилетий после случившейся драмы, когда иные ее участники умерли, а другие здравствуют, когда страна пережила, как сказал поэт, «невиданные перемены и неслыханные мятежи», не исчезла память о талантливом российском пареньке, не зажила рана скорби и сожаления о банальном происшествии на станции Правда Ярославской железной дороги. Книги, фильмы, исследования, версии… Всех по-прежнему интересует, что же тогда произошло. Где ложь и где правда? Можно ли было, даже если Стрельцов и виноват, обойтись менее суровым наказанием?

Любопытно, жив ли, здоров ли тогдашний представитель государственного обвинения Выборнов, просивший суд дать «насильнику»… 15 лет?! Или следователь Э. Миронова, спроворившая летом 1958 года «дело об изнасиловании». Никакие попытки в течение долгого времени выйти с ней на связь через Генпрокуратуру не возымели успеха…

О великом русском футболисте я знал в основном лишь то, о чем твердила молва, — об «изнасиловании дочери французского посла на даче министра обороны», о его якобы скандальной натуре, о драках, им учиненных. Мало того, в своем архиве я нашел нашумевшую статью-фельетон «О звездной болезни», напечатанную аджубеевской «Комсомольской правдой» 22 июля 1958 года, в которой еще до суда Стрельцова назвали уголовным преступником.

В те годы это имя было одним из самых популярных. Еще не появились ни Окуджава, ни Высоцкий, ни Олег Даль. Еще не были оглушительно знаменитыми Михаил Таль и Евгений Евтушенко. Еще никто не знал имени Юрия Гагарина.

…Миллионы болельщиков устремлялись на стадионы, когда играло «Торпедо», и прилипали к экранам маленьких телевизоров, когда шла трансляция футбольного матча с участием любимого игрока. Стрельцов был мифом, надеждой советского футбола, ибо часы отсчитывали приближение мирового футбольного чемпионата. Карьера Стрельцова прервалась как раз перед чемпионатом мира в Швеции, где могла бы состояться дуэль двух звезд — Стрельцова и Пеле. Но футболистам так и не довелось встретиться на поле. Пожалуй, в истории советского футбола, да и российского тоже, не было игрока, более любимого народом, чем Эдуард Стрельцов. Олимпийский чемпион Мельбурна, центрфорвард сборной и «Торпедо», чего стоил один только пас пяткой «по-стрельцовски». Трибуны аплодировали ему стоя…