Читать книгу "Две половинки - Татьяна Алюшина"

– Сдала анализы, – неохотно ответила она на вопросы.

– Когда результаты?

– Послезавтра.

Что-то было в ее тоне – отчуждение, раздражение, сомнение?

Степан не стал разбираться и выяснять – неинтересно. Для себя Больших уже все понял и решил: если у нее есть повод обижаться, значит, так тому и быть.

А назавтра его срочно вызвали на работу, на большую аварию на подмосковном заводе. Он вернулся домой глубокой ночью полуживой от усталости и завалился спать.

Рано утром следующего дня начальство отправило Больших на серию новых тренировок на полигон, в казарменный режим.

Весело.

Он все время помнил о Стаське! Думал о ней каждый день – с утра до вечера и ночью. Когда не работал, думал только о ней!

И надо же случиться такой засаде? А?

В тот момент, когда он понял все, решился, набрался смелости, как птица перед полетом, – и такая невезуха глобальная!

Он несколько раз пытался позвонить ей, набирал номер, но в последний момент нажимал «отбой».

Что он ей скажет по телефону?

Все, что Степан хотел, рвался ей сказать, можно говорить, только глядя в глаза! Сказать – и заграбастать ее всю и больше не отпускать от себя!

Вера холодно и отстраненно отчиталась ему, когда он позвонил, что результаты анализов получены, ей поставили диагноз пиелонефрит, назначили лечение и какие-то дополнительные обследования.

– Ничего страшного. Спасибо тебе за заботу и что настоял на посещении врача, – произнесла она чужим ровным тоном.

– Не расстраивайся, – подбодрил Степан, – пиелонефрит – это излечимо, и действительно не так страшно.

– Да, – согласилась тем же тоном она.

И первый раз в своей практике доктор Больших не довел дело до конца – не перезвонил врачу, лично узнать результаты обследования, не съездил и не посмотрел сам.

В конце концов, решил он, Вера взрослая, грамотная женщина, главный бухгалтер солидной фирмы и отдает себе отчет, что отвечает за свое здоровье, да к тому же одна поднимает ребенка.

Что это было?

Нежелание углубляться в ее проблемы, решение поскорей расстаться или оскорбленное «фи» на игнорирование его профессионализма и участия?

Или общий раздрай, непонятный, воцарившийся в его душе?

Что-то непонятное и неприятное происходило с ним и мучило. Он осознал, что прошло десять дней с того момента, когда он прилетел в Москву и готов был бежать, мчаться к Стаське, и не то, что не доехал, даже не позвонил, находя оправдание в невозможности такого разговора по телефону. Однажды, вернувшись с тренингов и стоя в своем доме у окна, Степан спросил самого себя:

– И в чем дело?

И, старавшийся быть честным с самим собой, Степан Больших ответил темноте за окном:

– Не звоню и не еду и оттягиваю этот момент!

А потому что страхи, от которых так легко и просто было очистить душу, как лук от шелухи, в том суровом горном пространстве, где важность и значение имели только настоящие чувства, дела, поступки, неведомым образом прочистившие мозги от неглавного, по возвращении в привычный мир, в общение с людьми с погружением в их проблемы, дела, поступки, незаметно вползли назад и удобно устроились на старом месте!

И так же незаметно вернулось осознание того, что Станислава – это некое неизвестное явление в его жизни, с которым он, Степан Больших, никогда не сталкивался. И никакие полунакалы, получувства с отстраненностью и закрытостью душевной в отношениях с ней не получатся, как ни старайся.

Да ничего из прошлого накопленного опыта общения, проживания с женщинами в отношениях со Стаськой не применимо и не работает. Это не Вера и не Надя, и ни одна из женщин, прошедших через его жизнь!

Если он придет к ней – то навсегда!

Придет, чтобы не расставаться!

И это вызывало чувства, схожие с теми, когда стоишь на краю бездны – страшно до жути и до жути хочется испытать этот полет!! И только чувство самосохранения останавливает от последнего шага…

И это пугало его до смерти – что никак по-другому у них не получится!

Доктора Больших пугало и останавливало от того самого последнего шага невозможность компромисса и привычной необремененности чувствами.

Все он понимал и имел смелость признаваться себе без поблажек, стоя у темного окна, а также то, что вариантов-то всего два – либо он с ней, весь, с потрохами и всерьез и навсегда, либо без нее, и тоже навсегда. И это как-то очень фатально.

Мужик в тридцать девять лет – это не мальчишка в двадцать три, и не юноша в тридцать!

Это мужчина, создавший, устроивший свой мир – удобный, комфортный, уютный и оттого безопасный – таким образом, который его устраивает больше всего, и ломать, внедряться в этот обустроенный мир он не позволит никому!

Но и жить без Стаськи теперь не получается!

Как-то исподволь и незаметно эта обыденная, каждодневная жизнь превратилась в серое, утратившее краски и радость бытие. И только воспоминания раскрашивали эту серость в цвета, заставляя мгновенно реагировать тело, когда перед глазами вставало, как у них все было, как она смотрела на него и кричала под ним от счастья!

Вот и выбирай!

Но он пока не выбрал.

Дав себе малоприятные характеристики, честно оценив свою трусость, все сказав себе мысленно – он так и не выбрал!

За него выбрало уставшее подсознание. Само.

А достал потому что!

А может, ангел какой помог…

Степан отвез родителей, сидевших с Дениской, пока Анька была в больнице у мужа, домой, посидел с ними, попил чайку, поговорил. Дела семьи, родных Больших неизменно держал на контроле всегда – помогал, устраивал, решал, созванивался каждый день, если не находился в дальней командировке.

Посещение и уход за Юрой в больнице родственники распределили между собой, согласовав график – его родители, Юрины и Анна. Степана в распорядок не внесли как участвующего в ином непростом рабочем графике. Он и так заезжал при любой возможности в больницу, проверял, как идет процесс восстановления, и развозил всех по домам.

Родители по обыкновению уговаривали остаться переночевать, но он отказался.

Услышав по «Авторадио» об ожидающей его впереди пробке, Степан свернул в объезд и, занятый своими мыслями, автоматически вел машину.

Когда Больших осознал и увидел, КУДА он приехал, холод пробежал у него по позвоночнику – не отдавая себе отчета, не думая о дороге, он оказался у Стаськиного подъезда!

Все возможные места парковки были заняты, в том числе и ее «фордиком». Стиснув зубы, Степан крутанул руль, вскарабкался на тротуар, остановил машину прямехонько под подъездом, выключил двигатель и остался сидеть на месте.