Читать книгу "Бывших ведьмаков не бывает! - Галина Львовна Романова"

Забросив повод на спину, старик молодецки крякнул и вдруг одним прыжком, как кот, очутился на спине жеребца. Лясота попробовал взбрыкнуть, но колдун так резко дернул за повод, разрывая губы железом, с такой силой и злостью ударил по бокам, что он только заржал от боли.

— Вперед! Н-но!

Сопротивляться не было сил. Неловко, путаясь в ногах, Лясота вынес колдуна из конюшни. На дворе он пошатнулся, едва не свалившись и чудом устояв — на крыльце стояла княжна Владислава. Прижав руки к груди, она во все глаза смотрела на невесть откуда взявшегося коня.

— Пошла в дом! — как дворовой девке, крикнул ей колдун, а сам замахнулся возникшей в руке плетью.

Было больно. Завизжав, Лясота запрыгал по двору. Новый удар заставил его ринуться прочь, не разбирая дороги.

— Ага! Хорош! Ай да молодец! Ай да жеребец! — покрикивал колдун, время от времени нахлестывая его плетью. — А ну быстрее! Что плетешься! Вихрем несись! Ввысь! Ну-ка ввысь!

Лясота мчался, не разбирая дороги, не чуя под собой ног. Ему было так страшно, что он подчинялся слепо, не думая ни о чем — только бы убежать от боли, от того, что хозяин делает с ним. «Этого не может быть! Я не верю! — билась в голове мысль. — Я сплю. Это сон. Так не бывает! Так не…»

Впереди встал овраг. Оттолкнувшись от земли, Лясота взвился в воздух — и неожиданно сообразил, что летит. Овраг мелькнул внизу, за ним — поляна. Потом пошли деревья. А он все летел по воздуху, как пущенный из пращи камень. Испугавшись возможного падения, закричал — получилось ржание, — забил по воздуху ногами, и тут же его опять принялись стегать плетью.

— Чего буянишь, травяной мешок? Не старайся, не скинешь!

А было бы неплохо! Ринуться оземь, разбиться вместе с проклятым колдуном! Мысль об этом была столь сладка, что Лясота всем телом устремился вниз. Ветер засвистел в ушах, на глазах навернулись слезы…

И копыта грянули оземь.

От досады он заржал. Трус! Слабак! Не смог! Ну почему все не так? Удар плети заставил его снова пуститься вскачь.

Было уже поздно, когда шатаясь, роняя с порванных губ пену пополам с кровью, Лясота подвез хозяина к дому. Ноги с непривычки дрожали, перед глазами стоял туман. Легкие горели, и каждый вздох отзывался болью где-то под ребрами. Колдун спешился, потянул за узду, и он с трудом сделал несколько шагов.

Его привели к стене конюшни. Где-то в глубине души у Лясоты затеплилась надежда, что сейчас с него снимут уздечку, позволив принять человеческий облик, но она угасла, когда колдун прикрутил повод к вбитому в стену крюку так, что коню пришлось задрать голову. Скосив глаз, он увидел, что старик принес откуда-то кнут.

— Что, понял? — усмехнулся он. — Это впредь тебе наука! Чтоб не смел хозяину перечить!

Он размахнулся, и Лясота еле успел закрыть глаза, чтобы по ним не попало кнутом.

Удары сыпались один за другим. Старый колдун только на первый взгляд казался немощным. Кнут свистел в его руке, то рассекая кожу до мяса, то просто обжигая как огнем. Когда-то его, перед отправкой на каторгу, били батогами вместе с другими мятежниками, кто избежал плахи и виселицы, но такого Лясота не испытывал. Тогда палач делал свою работу, стараясь лишь отсчитать нужное число ударов и следя, чтобы не перешибить хребта или не покалечить. А старый колдун упивался чужой болью. Испуганное ржание и визг только радовали его.

— Я здесь хозяин! Я, — повторял он, хлеща по спине, бокам, по ногам и шее. — Будешь еще своевольничать? Будешь норов выказывать?

Свистел кнут, звенела уздечка, и ее звон напоминал издевательский смех, сводивший с ума. Лясота ничего не соображал. Им владели только гнев и страх — за что? Почему?

— Не смейте!

Отчаянный пронзительный крик раздался внезапно. Колдун сбился. Новый замах сорвался, и удар пришелся о землю. Княжна Владислава, подлетев, повисла на его занесенной руке, цепляясь за запястье.

— Не надо! Прекратите!

— Не твое дело! Пошла вон!

— Да как вы смеете? — У девушки на глаза навернулись слезы от обиды, но она не отступила. — Кто вам дал право…

— Я! Я тут закон! Что хочу, то и делаю!

— Но ему же больно!

Не ожидавший отпора со стороны девушки, колдун все-таки опустил кнут, и Владислава попятилась, вставая между человеком и конем. Дрожавший всей шкурой Лясота, вывернув шею, не сводил с нее глаз. Он словно увидел ее в первый раз и не верил тому, что видел.

— Больно? — рассмеялся старик. — Поболит и перестанет. Впредь наука! Потом мне в ноги поклонится, благодарить станет за то, что ума всыпал… Эй, ты! Станешь благодарить?

Лясота молчал. Его всего трясло. И что он мог сказать? Что, если откроет рот, раздастся лишь лошадиное ржание?

— Гордый, — усмехнулся колдун. — Ничего, и не таких ломали. Авось постоишь — присмиреешь. Впредь наука!

Отбросив кнут, он шаркающей стариковской походкой направился к дому. Задержался на крыльце.

— Идите в дом, барышня.

Девушка заколебалась:

— Я не пойду. Я боюсь…

— За себя небось боитесь, барышня? — В устах старика это обращение звучало издевательски. — Вам не за себя, а за него бояться надо. Не пойдете в дом — ему же хуже сделаете.

Владислава бросила на привязанного коня быстрый взгляд и, опустив голову, мышкой шмыгнула на крыльцо. Хлопнула дверь. В маленьком окошке загорелся слабый огонек. Лясота остался один. Короткий повод уздечки не позволял ему опустить голову. А после бешеной скачки так хотелось пить и есть! Но даже если бы ему предоставили больше свободы, все равно поблизости не было ни ведра воды. А трава… мало того что росла далеко, за покосившейся оградой, так еще было трудно представить, как он возьмет ее в рот. За Каменным Поясом, когда бродил по тамошней тайге, с голодухи что только не приходилось есть. Даже сосновую хвою, случалось, жевал. Но чтобы траву… Впрочем, если хозяину вздумается надолго оставить его в облике жеребца, придется жевать овес и сено.

Вечер спустился быстро, словно только и ждал, когда колдун уйдет в дом. Сизые сумерки наползали, как туман, как вода в половодье — исподволь. Где-то в стороне догорал закат. Первые комары завели свою гнусавую песню, привлеченные запахом его крови и пота. Машинально шлепнув хвостом по бокам, Лясота попал жесткими конскими волосами по едва заветревшимся ранам и взвизгнул от боли. В овраге послышался какой-то шум, неразборчивое бормотание и повизгивание. Лошадиным острым слухом Лясота различал малейшие звуки, но отнюдь не радовался своему дару.

Он встрепенулся, когда тихо скрипнула дверь. Неясный силуэт показался на крыльце. Княжна Владислава? Она-то что здесь делает?

Подойдя ближе, она остановилась, рассматривая коня. Лясота тихо переступил с ноги на ногу.

— Не бойтесь, он уснул, — прошептала она. — Я вам хлеба принесла. Вы будете хлеб?