Читать книгу "Рецепт предательства - Марина Серова"

Вернувшись домой, я снова заварила кофе и засела думать.

Итак, на чем мы остановились? Точнее, к чему вернулись? Да практически к тому же, с чего начали.

Всеславин имел у себя рисунок Дюрера. Подлинный. Это – без сомнений. В благодарность за спасение сына он подарил другу рисунок Дюрера же. Подлинный, по уверениям Тамары. Будем считать, что это – с сомнениями. Конечно, мошенничать, благодаря за спасение фактически от смерти единственного сына, – верх цинизма, но… Кроме утверждения Тамары, других свидетельств мы не имеем, поэтому оставим под сомнением.

Едем дальше. Предположительно, Леонид, хотя уже не удивлюсь, если и это мое предположение в итоге окажется несостоятельным, так вот, предположительно, Леонид принес на продажу Васе опять же рисунок Дюрера. Но уже копию.

Вопрос: откуда она у него взялась?

Кроме варианта, что так его отблагодарил лучший друг, возможностей еще две – заказ и покупка. Первая сразу отпадает, поскольку, во-первых, Вася признал в копии свою работу, а с Леонидом до момента предложения о продаже знаком не был, а во-вторых, для чего ему заказывать копию, когда у него есть подлинник? Что касается покупки, в целом возможно. Хотя цель тоже не совсем понятна.

Между прочим, вот еще интересный вопрос. Если копию подсунул действительно Всеславин, сам-то он откуда ее взял? Заказал Васе?

И тут меня как обухом по голове ударили. Я вдруг вспомнила, как изменился, стал серьезным и пронзительным взгляд слегка осоловевшего уже Васи, когда, рассказывая мне, что ему предложили продать собственную копию, он с нажимом произнес: «Из тех еще… Понимаешь?»

Ах ты, черт его побери! Да ведь копия-то эта – работа студенческих лет для московского музея!

Несколько минут сидела я как парализованная, не в силах удержать и осмыслить информационный поток, лавиной катившийся сквозь мою измученную тщетными думами голову. Казалось, прорвалась какая-то плотина и все, что до сих пор стояло в тупике без движения, наконец-таки сдвинулось и пошло, даже побежало так быстро, что и не угнаться за ним.

Музей, Вася, Леня, Всеславин, рисунки, картины – все это мелькало в каком-то калейдоскопе, а в душе наконец-то водворялась спокойная и невыразимо приятная уверенность, что, помелькав и покрутившись в воображении, все очень скоро расставится по своим местам и я наконец-то распутаю этот заколдованный клубок с постоянно обрывающимися нитями.

Когда виртуальный поток мыслей несколько схлынул и ко мне вернулась способность соображать и анализировать, я приготовила еще чашечку кофе и бодро приступила.

Итак, копия Дюрера, несомненно, копия из московского музея. И попасть в Тарасов она могла только одним путем.

Никакой уважающий себя музей не будет выставлять в экспозицию копии, тем более такой солидный, как тот, для которого их делал Вася. Следовательно, музейные работники до последнего дня были уверены, что имеют дело с подлинником, и рисунок – одна из тех необнаруженных подмен, о которых упоминал Сеня, рассказывая Игорю Владленовичу ту давнюю историю. Никто не сомневался, что рисунок подлинный, и, когда в рамках культурной акции экспонаты передавались в Тарасов, он был включен в число подарков.

Так рисунок попал в Тарасов, и если в этом я не ошибаюсь, то следующий пункт назначения – один из двух. Либо Всеславин, либо Мазурицкий.

Почувствовав, что опять тороплюсь и строю предположения, основываясь на предположениях же, я решила приостановить полет мысли и подумать над тем, как хоть какие-то предположения подтвердить.

И тут блестяще подтвердилось предположение костей насчет помощи и поддержки старого друга.

Киря! Старый добрый Киря. Вот кто поможет мне подтвердить или опровергнуть.

В материалах расследования музейной кражи, разумеется, есть список украденных экспонатов. Надеюсь, старый друг не откажет мне в просьбе почитать этот список. И если рисунок там окажется…

Но в этом деле было уже слишком много «если». Хватит догадок. Пора оперировать реальными фактами.

Я взяла трубку и набрала номер Кири.

– Владимир Сергеевич! Татьяна беспокоит. Не разбудила вас?

– Какой там! – Унылый голос в трубке выдавал крайнее утомление. – Хочешь верь, хочешь нет, а я еще на работе.

– Шутишь? Десятый час.

– А ты как думала? Это вы, вольные стрелки, работаете когда хотите. А у нас на первом месте дисциплина. Партия сказала «надо», значит, хоть тресни, а сделай.

– Ладно, не плачь, я тоже фактически еще на работе. У меня тут вопрос возник… по работе как раз.

– Валяй.

– Помнишь, где-то около года назад музей обчистили? Громкое дело было, во всех газетах писали.

– Как не помнить! Мне тогда ни вздохнуть, ни выдохнуть не давали с этим музеем. Ну и что в итоге? Раззвонили, растрепали повсюду, фигуранты-то и смекнули. Как в воздухе растворилось все, ни воров, ни мошенников не осталось в нашем городе. Одни праведники.

– Так ничем и закончилось?

– А чего было ждать? После такой рекламной кампании даже мелкая сошка рта не раскроет, а о том, кто посерьезнее, и разговор нечего начинать.

– Беда.

– А то. А ты чего про музей-то этот вспомнила?

Как бы мне хотелось рассказать! Просто язык чесался тут же, не отходя от кассы, выложить как на духу и про Всеславина, и про Мазурицкого, и про махинации их бессовестные, и про организованную кражу народного достояния.

Но увы! Кодекс чести есть кодекс чести. Я связана обязательствами перед клиентом и, как бы к этому клиенту ни относилась, должна держать язык за зубами.

– Про музей-то? – еще под властью внутренних борений, рассеянно ответила я. – Да вот… тут… информация кое-какая нужна. Там, в деле, списки украденного имеются?

– Само собой.

– Так вот, мне бы взглянуть. Одним глазком.

– Это конфиденциальная информация.

– Киря, ты перетрудился. Ночью вредно упражняться в остроумии. Можно отупеть.

– Я и не упражняюсь. Учреждение – государственное, предметы – ценные…

– …расследование – под грифом «секретно».

– Ну, не под грифом… Но все равно. Дело еще не закрыто… мало ли что.

– Киря, ты, похоже, и правда перегрелся. О чем это мы говорим сейчас? Ты что, отказываешь мне, что ли? Отказываешь в таком пустяке?

– Ничего себе пустяк! Уголовное дело почитать. Со всеми уликами, со всеми…

Старый друг говорил таким серьезным тоном, что я уже начинала беспокоиться, точно ли он в своем уме. Пустяковая справка, из-за которой никогда даже вопроса не возникало, и вдруг – на тебе.

«Совсем заездили мужика, – обуреваемая тревогой за Кирю, думала я. – Всего боится, везде перестраховывается. На пустом месте неразрешимую проблему сочинил. Как и говорить-то с ним теперь? С какой стороны заходить…»