Читать книгу "Черника в масле - Никита Максимов"

Дыши, дыши, полной грудью, до боли, чтобы убедиться наверняка, что ничто не мешает воздуху проникать в лёгкие, открой глаза, пойми, что ты можешь видеть, что ничто не прячет от тебя реальность – деревья, невысокую стену камыша неподалёку, землю под ногами, засыпанную тёмно-рыжей хвоёй. Всё это здесь, с тобой, сейчас. На самом деле. Не закрывай глаза. Всё, что отпечаталось на внутренней тёмной стороне век – безвольно качающаяся из стороны в сторону, залитая кровью голова командира экипажа, рассечённые на куски тела в хвостовом отсеке, привязанные ремнями к покорёженным креслам, оторванная часть детской ладони с тремя пальцами, лежащая на полу среди брызг болотной жижи – всё это уже закончилось. Осталось позади, до того, как кривой грязный сук выскользнул из-под ноги и ты, промахнувшись рукой мимо торчащей ветки, полетела навстречу тёмной, блестящей поверхности… прекрати!!!

Коби сидела, обхватив себя руками. Тело и голова отчаянно зудели под высохшей коркой болотной грязи, пропитавшей одежду и волосы. Колени грела глубокая тарелка, стоящая на них поверх пледа, в который кто-то закутал её ещё на берегу, когда раненых переложили на носилки. Пар от еды поднимался вверх, щекотал ноздри запахом чего-то простого, но немыслимо вкусного. В глазах щипало, позади них и в районе переносицы собиралась какая-то тяжесть. Коби разомкнула руки, выпростала их из-под пледа, взяла с края тарелки исцарапанную и потемневшую от времени ложку из нержавеющей стали, зачерпнула мягкой картошки с зелёными вкраплениями укропа и лука, кубиками тушёного мяса. Левой рукой отщипнула кусочек хлеба от неровного ломтя. Поднесла еду к губам, положила в рот. Тот отозвался взрывом слюны, тепла и облегчения. Сгусток позади переносицы лопнул, из него вырвались, побежали в глаза и нос щекочущие струйки. Взгляд замутился, расплылись деревья вокруг, невысокая стена камыша поодаль, тёмно-рыжая хвоя на земле, тарелка поверх пледа в сине-зелёную клетку. На ресницах повисли блестящие бисеринки, полились ручейки из уголков век, нос перестал дышать, на его кончик набежала капля. Задыхаясь, захлёбываясь слезами, Коби черпала и отправляла в рот всё новые порции самой вкусной на свете еды. Горячий густой бульон обжигал кончик языка и нёбо, в горле горело от перца. Она давилась, глотала вперемешку со слезами, не останавливаясь ни на минуту.

Снова чувствовала себя живой. Больной, измученной, надломленной. Но живой.

* * *

Андрей с Новиковым выбрали место, где их никто не мог услышать. Девушка, закутанная в одеяло и перемазанная с ног до головы засохшей грязью, не в счёт. Она настолько увлечена едой и слезами, что не обратила бы внимания на них, встань они прямо за её спиной. Сергей только глянул на неё коротко, покачал головой:

– Бедная девчонка! Видел бы ты, какие у неё были глаза, когда я выуживал её из болота. Как у щенка, который свалился за борт.

Смирнов согласно кивнул:

– Да уж, не позавидуешь. Только у нас с тобой теперь своей головной боли по самое не балуйся. Благодаря ей, всем остальным и нашей с тобой отзывчивости.

– М-да… Видать, у тебя было время поразмыслить по дороге к лагерю. Верно?

– Не без этого. Это наша с тобой прямая обязанность – думать о том, что будет потом, пока остальные заняты текущими делами.

– И я чую, что ничего хорошего ты в нашем будущем не увидел.

– Ну почему же? Совершенно точно, что мы с тобой не доживём до старости, с нашим-то везением. И это хорошо. Плохо то, что мы накрячили себе на шею почти сотню человек и теперь совершенно непонятно, что с ними делать дальше.

– Что ж непонятного? Сейчас мы их кормим, потом моем. Вон Рустам с пацанами уже палатку поставили, сейчас накидают туда разводку из пластиковых труб – будет большая душевая.

– Серёжа, вот это как раз из разряда – сейчас. Дальше что? Мы их куда потом пристроим?

– Знаешь что, шеф? У меня тоже было время подумать, только думали мы с тобой, похоже, о разном. Почему-то меня не покидает чувство, что ты теперь не очень рад тому, что развернул машины за самолётом. Может, давай вернём всё на место? Типа: «Мы вас покормили, напоили, а теперь шли бы вы обратно в своё болото, гости заграничные!». Так, что ли? И эту тоже обратно в болото сунем? Чё далеко-то ходить, давай, я её прям щас – за руки, за ноги, да и метну через камыш! Она лёгкая, я проверял. Ну и что, что там озеро, а не болото, главное, чтоб мы с тобой не видели, как она там будет бултыхаться и пузыри пускать. А?

– Серёга, не кипятись!

– Чего не кипятись? Андрей, ёлки-палки, ты о чём? Да мы с тобой корову полезли бы вытаскивать, лося там какого-нибудь. А тут – люди! Живые люди! Они ж не виноваты, что свалились к нам на голову. И мне сейчас откровенно по хрену, какие трудности это нам сулит в дальнейшем. Мы по-другому не поступаем, не умеем! Будь иначе, мы бы с тобой не нефть из трубы тырили, а людьми торговали. Как Волк. Нами бы бабы детей непослушных пугали, а мужики ссались бы при нашем виде, в ноги кланялись. Вот Гоша точно ни фига бы голову ломать не стал. Он бы всю эту несчастную братию из трясины выловил и сейчас бы не кормил, а уже по ямам и клеткам рассаживал. И уж он не стал бы разводить сомнения, а потёр бы руки, да и толканул их всех оптом и в розницу ещё до конца следующей недели – кого дагам, кого чеченцам, кого за Урал, а кого здесь ишачить. А девок помоложе, типа этой, ещё и придержал бы, чтоб цену набить. Только Гоша Волк и мы – это две большие разницы! Мы, конечно, тоже не ангелы и нас с тобой многие не то что в тюрьму закрыть очень хотели бы, а просто грохнуть и тушки в лесу оставить. Но мы всё-таки люди. Насколько плохие или хорошие – другой вопрос. Но люди! И поступать привыкли по-человечески. Отчего, наверное, от нас за последние годы ни один человек и не сбежал. Наоборот, семьи и детей за собой тащат. И стоило только сказать им – люди в беде, нужна помощь – и смотри! Все, все бабы до единой достали всю свою посуду, навертели жратвы, полотенца приготовили, и, будь уверен, сейчас в уме прикидывают, кто чем поделиться сможет. Какой одеждой, бельём, трусами, причиндалами женскими. Никто не засомневался, не задумался: «Кто все эти люди? Нафига они мне сдались? Что я с ними дальше буду делать?». Никто, кроме тебя, похоже.

– Сергей, уймись! Уймись, хватит уже! Я тебе, что? Предложил завести их в лес и там кинуть, как кота какого-нибудь? Ты чего взбеленился с места в карьер?

– Ничего. – Новиков прервал гневные излияния, но продолжал пыхтеть сердито, раздувал ноздри. – Это я так… для профилактики.

– Ага. Понял тебя, профилакторий ты наш. А теперь послушай меня. То, что мы с тобой полезли этих людей спасать – это правильно. И я, и ты тем более сделали бы это снова, потому что… Ты тут верно сказал: потому что мы по-другому не поступаем. И люди у нас с тобой под началом такие же, другие не приживаются. Поэтому и носятся вокруг этих бедняг. Сами. Никого подгонять не надо. Только ты пойми, что наш долг признать, что люди эти здесь – чужие. Мы с ними даже разговаривать не можем. Кабы не та парочка, совсем беда бы вышла. И нам с тобой уже сейчас – вот, прямо сию секунду – надо начинать соображать, какие наши дальнейшие планы. Потому что время ждать не будет. Этих всех людей ведь не раз накормить, помыть и спать уложить нужно будет. Это организация, процесс, технология, если хочешь. Трёхразовое питание, размещение, гигиена. Ты понимаешь, что нам как минимум ещё сральники придётся ставить? И очень быстро, иначе мы в дерьме утонем очень и очень быстро. А одежда, а бельё? Им же половине трусы надо менять после таких приключений, я уж не говорю про верхнюю одежду. Пока они только едой увлечены, а вот через пару часов про них местные комары узнают, и тогда начнётся. Дальше. Ты прикидываешь себе простенькие цифры? Их больше нас раза в два с лишним. У нас запасов на столько ртов припасено? Правильно, нет. Наших рук хватит на то, чтобы на эту толпу готовить, обстирывать и так далее? Не начнут ли наши добрейшие бабы на второй день нас с тобой спрашивать – а надолго гости к нам приехали? И вот пока нам такие вопросы задавать не начали, мы с тобой должны уже всё обмозговать, придумать и выложить это людям в понятной форме. Чтобы у них ответ был готовенький до того, как вопрос возникнет. Вот это и есть наш с тобой долг, работа. Бремя командования, что называется. Теперь ты понял, о чём я хотел поговорить?