Читать книгу "Долгожители - Владимир Маканин"

– Вы хотели, чтобы часть бумаг я отвез на ксерокопию… Я смогу… Но вообще-то нам пора иметь…

Однако Аглая Андреевна про ксерокопию тоже не поддержала, и, видно, впрямь он крепко запамятовал; он еще и еще дергался словами туда и сюда, на ощупь, но все без успеха; сигареты были докурены, и Аглая Андреевна отпустила его: идите, мол, а у меня работа на завтра. «Не помочь ли?» – «Нет-нет…» Теперь Родионцев вроде бы вспомнил (и Вика подтвердила), что разговор перед уходом был о директоре. То есть опять же о директоре (если учесть предыдущее чаепитие). Тем не менее опыт говорил, что сами по себе слова, хотя бы и повторенные, не могут быть таким уж промахом, чтобы прогнать человека с глаз долой, даже и не вспылив.

Второе чаепитие вычленила и Вика. «А помнишь, – говорила она, прощупывая и вдруг глядя глаза в глаза, – Аглая попросила тебя, и ты к ней вернулся…» – «Ну и что?» А Вика, нимало не прячась, спрашивает:

– Ничего ли там не случилось, Митя?

Вика пришла к ним домой, и сначала она шушукалась с женой Родионцева, а теперь (жена Родионцева на кухне варит им кофе) Вика спрашивает, уже и повторяясь:

– А ничего ли там не случилось, Митя?

Бывшая у Аглаи вновь и обласканная, Вика искренне хочет помочь и ему: ей кажется, что Родионцев умалчивает, стесняясь назвать, и что знает, возможно, свой промах, но таит. И так, и этак она намекает, что всякий промах можно исправить и загладить, но для этого надо же знать, в чем он состоит, промах?.. Ну хорошо, если человек не знает, не помнит, он должен, хотя бы и усилием, вспомнить – не так ли?

На шесть, что ли, лет Вика моложе Родионцева, ведь она практичнее. Отметившая и сразу вычленившая тот случай, когда он поднялся к Аглае один, она расспрашивает, а затем намекает без подготовки да и без церемоний: не нарушил ли он, Родионцев, дистанции меж мужчиной и женщиной в отношениях с Аглаей Андреевной? Так она это формулирует, и Родионцев смеется: да полно тебе!..

«Знаю я вас, мужиков…» – «Тише хоть говори». – «Что, что?» – «Потише», – просит он, после чего Вика тут же и во весь голос, чуть ли не оскорбленная, вопит: «При чем тут «тише»?! Мы взрослые люди, и мы обсуждаем твою промашку!.. Галя!» Она зовет жену Родионцева, и, когда та не без испуга прибегает с кухни, Вика говорит: «Галя, так я и знала: этот идиот еще и стесняется рассказать. Пойми, Митя, мы говорим не о пустяках, мы говорим о жизни!» «Да вовсе не стесняюсь я, с чего вы взяли?» – вспылил тогда и он. «О господи!» – говорит жена Родионцева с болезненно перекошенным лицом, что не нравится Родионцеву еще больше, чем нападки Вики. Он молчит. Возникает общая неловкость, так что поспевший кофе они пьют почти молча. А уходя, Вика шепчет жене Родионцева, притом не очень-то тихо шепчет: выуди, мол, из своего болвана.

Они вдвоем, дочь еще не пришла, и потому, едва жена пытается что-то выспросить, Родионцев возмущается и в словах себя не сдерживает:

– Ты что думаешь, я там, в приемной, когда вернулся, стал ее с ходу обхаживать?

– ?..

– Или ты думаешь, я стал заваливать ее там, прямо на диване?

– Ничего я не думаю, Митя.

Он замолчал, а жена тоже сидит, притихшая от грубых его слов, а еще больше от интонации: обиделась, но уж зато более не заикнется на эту веселую тему; она бы и вовсе не заикнулась, не поднакачай ее Вика, дока в бытовых грешках. Приходит дочь.

– У тебя сессия, а ты все шляешься! – встречает ее неостывший Родионцев.

Когда Родионцев и Вике сказал: да полно тебе, или ты думаешь, что я набросился на нее в приемной? – она сделала обратное и несколько неожиданное предположение:

– Может быть, не набросился, чем и виноват.

– Ну уж нет, Вика. Хватит!

Он тогда отказался от этой мысли слишком просто. Он и вправду воспроизвел в памяти то, второе, чаепитие посекундно, вплоть до самых мелочей и оттенков, и надо сказать, что в сравнении «чаепитие-один» показалось ему теперь более неловким и более, что ли, крамольным: он тогда тупо, именно тупо, и с хохотком повторил: «Ну вот еще, станет он помнить Птицына», – на что Аглая Андреевна при нагловатом его повторе (зачем упорствовал, к чему?) прикрыла на миг лицо, вроде как красивую свою бровь слегка потрогала мизинцем, – этот ее жест он когда-то видел. Роясь в давнем и в недавнем, припоминая – подчас мучительно, – когда и в чьей ситуации был подобный ее жест, он вспомнил: какой-то хам, случайный, из провинции, ломился к директору на прием, а Аглая Андреевна вежливо и вполне корректно, можно сказать, по-королевски, его не пускала. И не от брани, не от слов, извергаемых этим хамом, а от двух-трех даже и тихих мещанских словечек вдруг ее передернуло, и, чтобы скрыть, она вот так же коснулась брови рукой, закрыла на миг лицо, по-королевски же выказывая редкое самообладание.

К Родионцевым домой Вика на этот раз пришла с мужем, нагрянула – опять же полна заботой, желанием узнать и вынюхать, как же это человек оступился: уже и второй раз на чаепитие в приемную его не звали. Такова жизнь. Родионцев и ее муж сидят, курят, а сама Вика с его, Родионцева, женой наскоро готовят подобие застолья, бегая вокруг раздвинутого стола и спеша одно прибрать, другое принести: хозяйничают. Вика говорит нервно и нацеленно:

– Надо срочно исправлять промах… Аглая может найти кого-нибудь ему взамен.

– Как – взамен? – спрашивает жена.

– А так: найдут, откопают в каком-нибудь отделе говоруна или говорунью. Ту рыжую девчонку Аглая к себе неспроста приближает!..

Жена уточняет:

– Ты говорила: рыжая и совсем молоденькая.

– Так и есть!

И, думая все об одном – где же и какой он совершил промах, – Родионцев, как это бывает, куда скорее (и результативнее!) обдумывает другое, сопутствующее: к примеру, он понимает, почему Вика пришла к ним в дом с мужем, нет, она и раньше по каким-то поводам бывала с мужем, но сейчас-то Родионцев разгадывает и понимает их приход без труда, как не понять, – это же соболезнование по всей и полной форме. Они оба, то есть все, явились соболезновать, как иногда все должны явиться на похороны или там на сороковины. Прозорливость длится: сбыв ту мысль, Родионцев почти тут же углядывает мысль следующую и к сегодняшнему вечеру, может быть, главную: больше Вика к ним в дом не придет, ни с мужем, ни даже одна. Ей же теперь надо отдаляться – если он уже отдален. Событие, если оно событие, обычно пускает корни в разные стороны, одной из сторон будет эта – отдаление. Несоответствие, оказывается, уже и сейчас налицо, вот оно что: теперь Вика будет только звонить, ради чего и последний визит вдвоем; вроде как покойника дорогого уже предали земле, а дальше в обязанность уже только справляться о распыленной по миру его семье – как, мол, и что?..

Родионцев сидит рядом с ее мужиком – тот прост, как трава, не очень-то понимает, с чем пришли, и только потягивает винцо; конечно, он хочет, чтоб поддали вместе, но Родионцев, пьющий в меру, как видно, и не пытается угнаться за любителем футбола. Сидят. Курят. Лишь однажды помрачневший муж Вики, хватанув еще стакан, вдруг вздохнул и сказал, впрочем запнувшись: