Читать книгу "Аномалия - Сергей Самаров"

По большому счету, Абдул-Межид считал, что дагестанцы более достойны такой дани со стороны российского правительства, чем чеченцы. Кто раньше, в девятнадцатом веке, слышал про чеченцев? Дагестан был, имам Шамиль был, большая Кавказская война была, и всех кавказцев звали дагестанцами, в том числе и чеченцев. Так, изредка, говорили о чеченцах как о диких абреках. Это они сейчас себе имидж сделали, хотя такого имиджа достойны меньше, чем дагестанцы. А в войне дагестанцы всегда были впереди. И потому они не пустили к себе Басаева, когда тот пришел в дагестанские районы. Пришел как человек, несущий свою власть. Не может такого быть, чтобы чеченцы были впереди дагестанцев. Дагестанцы всегда воевали лучше. Не только за себя, даже за Советский Союз воевали во Второй мировой войне значительно лучше. Недавно один знакомый со смехом рассказывал, что прочитал в учебнике истории, – во Вторую мировую войну среди чеченцев было больше миллиона дезертиров и почти полмиллиона прятались от призыва в армию в горах[20]. Среди дагестанцев такого не было. Если они принимали присягу, то дрались честно и до конца. И потому все дагестанцы, ветераны войны, с гордостью носят многочисленные награды. В войне дагестанцы стоят гораздо больше, чем о том сейчас говорят. В этом Абдул-Межид был уверен полностью. Но чеченцы воспользовались моментом, когда Россия была слаба, и заявили о себе. Дагестанцы тогда не заявили. Но они еще заявят. Они докажут, что тоже достойны дани от российского правительства…

* * *

Рассвет проник под тент с задней стороны кузова. Там, где тяжелый брезентовый клапан время от времени развевался ветром. От этого света, а вовсе не от неудобства, Абдул-Межид и проснулся. Неудобства его, равнодушного к комфорту человека, трогали обычно мало. Был однажды случай, когда эмир Даниялов проспал ночь, сидя верхом на ветке дерева и прислонившись спиной к стволу. И не упал. И даже почти выспался.

– Доброе утро, эмир, – сказал Исрафил Магомедов и зевнул, показывая белые крепкие зубы. Такие зубы впору бы злобному и безжалостному хищнику иметь, но сам Исрафил был нрава совсем не хищного, и туда, где требовалось проявить жесткость, эмир Даниялов не посылал Магомедова. Но у Исрафила была другая прекрасная для бойца черта. Он был «человеком-тенью», мог прокрасться неслышно, пройти под носом у противника невидимым, все увидеть, все узнать, вернуться и рассказать. Способность редкая, доставшаяся Исрафилу в наследство от деда, лучшего охотника в своих краях. Дед, бывало, брал с собой на охоту мальчишку Исрафила и что-то сумел передать. А потом уже развивалось все остальное. И развилось…

– Давно на посту? – спросил Абдул-Межид.

– Только что. Не больше пяти минут.

– Где мы едем?

– Я не знаю здешних дорог, эмир.

Абдул-Межид приподнялся, протянул руку и постучал по той части кабины, что выходила под тент. Сквозь узкое пыльное стекло было видно, как обернулся сначала водитель, потом Грицко, потом машина стала тормозить, и открылась правая передняя дверца. Но грузовик не остановился. Значит, Грицко на ходу высунулся.

– Грицко, до Кракова далеко? – Даниялов крикнул громко, чтобы перекричать и звук двигателя, и шум колес, и свист ветра.

– На этой машине будем тащиться еще часа четыре. А что?

– Хотел спросить, можно ли еще спокойно спать.

– Можно.

– А новостей у тебя никаких не появилось?

– Ты про что?

– Про пропавшую машину.

– Пока ничего нет. Не переживай. На этой доедем. Жестко, но… Кареты нету. Потерпи.

– Я, Грицко, переживаю не за свои бока, а за свое дело.

– Доедем…

Дверца снова хлопнула, закрываясь.

Машина в самом деле тащилась ни шатко ни валко. Именно тащилась, а не ехала, как полагается современному транспортному средству. Хотелось бы, конечно, ехать побыстрее и с большими удобствами, но это, в принципе, никак не влияло на события и потому не вызывало особого беспокойства. И Абдул-Межид снова задремал до того момента, когда проснулся от тихого разговора. Клапан тента по-прежнему временами откидывался на ветру, и теперь уже видно было, что рассвело полностью. Небо даже с утра имело цвет ненасыщенный, словно перекаленный, значит, и день обещал быть жарким, как в России, хотя в Польшу российская жара в полной своей силе не докатывалась. Она даже до Украины доходила только боком, чуть-чуть подогревая выше нормы украинское лето, а то, в свою очередь, и в еще более слабой степени, подогревало лето польское. Значит, в Польше погода должна быть не изнуряющей.

Абдул-Межид открыл глаза и встал. Разговаривали Исрафил Магомедов, укладывающийся спать, и занявший место дежурного Эфенди Шахмарданов. Не вникая в суть их разговора, эмир прильнул глазом к проделанному им в тенте отверстию.

Польша мало походила сельским пейзажем на Россию в средней полосе, и уж тем более на Северный Кавказ или даже Украину. И, в первую очередь, бросалось в глаза отсутствие просторов. Дома стояли в стороне от дороги, и не деревнями, а отдельными хуторами. И все поля были разделены невысокими заборами. Это как-то лишало пространство ощущения горизонта и создавало чувство тесноты и закрепощенности. Но жить в таких условиях – выбор самих поляков, и он мало касался эмира Абдул-Межида Даниялова. Он никогда не собирался жить в Польше и вообще нигде, как думал, не смог бы жить, кроме своего Дагестана. Даже в срединной России или в Сибири, куда уезжало много молодежи на заработки. И потому предпочитал не думать о том, хорошо или плохо в Польше. У него дело здесь было абсолютно конкретное, и это конкретное дело предстояло провести предельно быстро и эффективно. На это и стоило настраиваться, не отвлекаясь на посторонние мысли. И чем ближе подъезжал грузовик к месту работы, тем сосредоточеннее становился Абдул-Межид. Что такое сосредоточенность и настрой, он знал хорошо. Сам в прошлом неплохой борец, ходивший в призерах первенства Союза, настраиваться на любую схватку он должен был уметь в совершенстве. Потом тренер, и тоже неплохой, он умел и себя на помощь настроить, и учеников своих несколькими словами завести до нужной кондиции перед каждой схваткой. Сейчас схватка предстояла серьезная, и настрой следовало держать соответствующий. Тот настрой, что был у группы перед выездом из дома, когда эмир изначально объяснил задачу и назвал основные трудности, которые предстоит преодолеть…

* * *

Информация пришла от Доку Умарова, называющего себя главой имарата Кавказ. К Умарову она пришла из «Аль-Каиды» еще до того, как он с ней поссорился. Но пришла не для разработки и действия, а в качестве хвастовства одного из руководителей организации. Разработку Доку Умаров начал сам через собственую агентуру и собирался использовать своих соплеменников, чеченских полевых командиров, которые тоже успели получить часть информации, но в это время Умаров и с ними рассорился, поэтому предложил принять участие в деле дагестанским боевикам. И сам выбрал старого своего знакомого эмира Даниялова как одного из самых серьезных и ответственных полевых командиров. Даниялов обладал достаточной силой, чтобы провести такую акцию. Но он тоже поступил по-своему и решил задействовать минимально необходимые силы. Минимальные и потому незаметные. И отстранился от Умарова, как прежде отстранились от него чеченские полевые командиры. Пошли ли чеченцы в Польшу, Абдул-Межид не знал. Но он знал, что талибский отряд по указанию «Аль-Каиды» должен был разрабатывать ту же операцию. Приятного в этом было мало. Сталкиваться с талибами не хотелось, потому что к ним часто приходится обращаться с разными проблемами, в основном с вооружением, иногда с обучением бойцов, иногда еще с чем-то простейшим. Например, нескольких из своих людей, которых могли вот-вот повязать менты, пришлось отправить в Пакистан, где сконцентрировалось все руководство движения «Талибан» двух соседних стран. При этом Абдул-Межид допускал и такую мысль, что помимо него и талибов еще найдется немало желающих решить свои проблемы тем же способом.