Читать книгу "Измена. Знаем всех поименно! - Владимир Бушин"

Но теперь Млечин совершил бросок от криминальщины к истории и политике. И тут уже накатал столько! И какие книги! О чем только в них ни поведал нам, и с каким проворством… Ельцин еще только отвалился, Путин еще только появился, а у Млечина уже готова радостная книженция почти в 600 страниц «От Ельцина к Путину» (М., 2000). Еще не улеглась пыль от рухнувшего торгового центра в Нью-Йорке, а книжные магазины уже ломились от его ученого исследования «Кто взорвал Америку?» Отменные книжечки выскакивали из-под млечинского пера и после! Вот, допустим, фолиантик «МИД. Министры иностранных дел». Всех описал от Троцкого до Игоря Иванова. А их было, поди, десятка полтора, если считать и трехнедельного министра Бориса Панкина. И тут же — «Председатели КГБ». Тоже всех 23-х от Дзержинского и Менжинского до Путина и Патрушева изобразил суровой рембрандтовской кистью. Еще — «Русская армия от Троцкого до Сталина», «Моссад. Тайная война», «Евгений Примаков. История одной карьеры», «Смерть Сталина»… А совсем недавно, в этом году — «Сталин и его маршалы». И на этот раз начал ab ovo — с Ворошилова и Буденного… А какие у него объемы! 450–500–650–700 страниц. Последняя из названных — аж 800 и весит фунта четыре. Трудно и страшно в руки взять… Все человек охватил своим крупногабаритным умом, во все проник пронзительным взглядом асмодея. Закажи ему книгу «МУР. 1918–2004. Начальники»— напишет. Предложи тему с предоплатой «Сандуны. 1893–2004. Директора»— сочинит. Намекни, что хорошо бы издать книжечку «Ваганьковское кладбище. XVIII–XXI века. Обитатели и посетители»— через три недели предъявит рукопись. Все может! Все!..

Я думаю, что нет никакой нужды читать и разбирать хотя бы несколько сочинений Л. Млечина, чтобы стало ясно, какого пошиба сей творец. По-моему досточно приглядеться к какому-то одному его сочинению. Вот и полистаем что полегче — то, в котором хотя бы не 800 страниц, а лишь 400, — «Смерть Сталина» (М., Центрполиграф, 2003).

В аннотации сказано, что особенность этой книги — в сочетании «оригинального замысла» и «пугающей правдивости». И это можно сказать о всех его книгах с одним уточнением: они оригинальны не только по замыслу, но и по выполнению, причем — порой оригинальны до полоумия. И, конечно, все они действительно пугают читателя, жутко пугают.

И книга «Смерть» поражает воображение, прежде всего густейшей концентрацией оригинальности, нередко граничащей с припадками эпилепсии, причем — в богатейшем ассортименте.

Предваряя одно из своих сочинений, Млечин сердечно поблагодарил тех, кто помогал ему: профессоров В. Наумова и В. Некрасова (как обладателей «уникальных познаний»), историков А. Кокурина и Н. Петрова (надо думать, тоже уникальных эрудитов), коллег по телевидению, которые, говорит, «вдохновляли и поддерживали меня и мою маму — Млечину Ирину Владимировну», литературоведа, переводчика, доктора филологических наук, члена Союза писателей, «взявшую на себя труд стать моим первым читателем…» Бедная мама! Ведь ей уже семьдесят… Какая у нее пенсия? Я бы на ее месте потребовал надбавки за вредность.

Упоминаю об этой сердечной благодарности из того соображения, что, возможно, какая-то доля оригинальности, коей перенасыщены сочинения Млечина, принадлежит не ему лично, а этим уникальным профессорам, замечательным коллегам-вдохновителям и родной матушке автора.

Так вот, говорю, оригинальность замысла и исполнения на страницах книги «Смерть» представлена в роскошнейшем ассортименте — географическая, биографическая и хронологическая, историческая и политическая, литературная и амурная… Не знаешь, с чего и начать. Что ж, с географического и начнем.

Из книги в книгу Млечин тверди г, например, что город Саров находится в Мордовии. Оригинально. Однако же с чего взял? Уникальный профессор Наумов сообщил по секрету? Может, и Серафим Саровский был мордвином? Видимо, профессор путает Саров со столицей Мордовской республики Саранском. В другой раз сочинитель уверяет, что в 1939 году после разгрома Польши немецкие войска с нашего постыдного разрешения направились к своей западной границе через советскую территорию. Еще более оригинально! Это профессор Некрасов подсказал? Но — как это? Объяснил бы, где такая территория? Может, немцы через Владивосток топали? В третий раз… Стоп! Так мы можем в географии и завязнуть. Интересней теперь пойти по другой тропке, допустим, по биографической.

Вот читаем: «У Светланы Сталиной весной 1944 года появился новый муж, Григорий Мороз, который не нравился вождю, потому что еврей». Тут наверняка надоумила мама. И это опять — из книги в книгу. Ну, не мое дело считать мужей известной дамы, но все же могу сообщить крутолобому исследователю, его советникам и родственникам: еврей Мороз был не новым, а первым мужем дочери Сталина. И союзу их отец не препятствовал, более того, как пишет она в книге «Двадцать писем к другу», «он дал мне согласие на этот брак» (с. 174). А не нравился ловкий зятек тестю главным образом вот почему: «Слишком он расчетлив, твой молодой человек, — говорил Сталин дочери. — На фронте ведь страшно, там стреляют, а он в тылу окопался…» (с. 175). Да, Сталин не пожелал встретиться с зятьком-тыловичком. И тут не трудно понять Сталина не только как Верховного Главнокомандующего, но и просто как старого человека, один сын которого с первых дней был на фронте и попал в плен, где его ждата только смерть, а второй сын и приемный воевали и сейчас. И вот ему созерцать рожу этого шкурника, сделавшегося его родственником?.. Но при всем этом к родившемуся внуку дед «относился с нежностью» (с. 177). Как, впрочем, и к другому внуку, сыну Якова и его жены, тоже еврейки.

Млечин пытается вызвать наше сочувствие к полюбившемуся ему персонажу, улизнувшему от армии: «Когда Светлана и Григорий разошлись, ему запретили видеться с сыном. Он зарабатывал на жизнь, публикуя статьи под чужими фамилиями. Когда Светлана в восьмидесятых годах вернулась в Советский Союз, Мороз помогал ей. Евгений Примаков, друживший с Морозом, полагает, что Светлана рассчитывала на возобновление отношений». На седьмом десятке! Оригинально… Однако все эти биографические сведения еще более сомнительны, чем уже известные нам географические, и, как говорится, проверке не поддаются.

Гораздо больше беспокойств Сталину причинил в 42-м году другой еврей, киносценарист Алексей Каплер. Этому, по выражению Э. Радзинского, тертому бабнику тоже надлежало по возрасту быть на фронте, а он завел шашни с дочерью вождя, которая была еще школьницей в белом фартучке, годилась и ему в дочери. Многоопытный потаскун так вскружил голову комсомолке, что настал момент, когда, по ее словам, «нас потянуло друг к другу неудержимо».

Но тут некая сила потянула Каплера совсем в другую сторону — в Магадан, где он весьма плодотворно работал в театре. Ничего удивительного! Помните, читатель, за что из великой блистательной Италии вытянули в заштатную Молдавию поэта Овидия? А это вам не сценарист «Мосфильма», соавтор «Ленина в Октябре» да «Коговского». Это — «Метаморфозы», «Скорбные элегии», «Наука любви». Столп мировой культуры. А вот, поди ж ты, по словам Пушкина:

Страдальцем кончил он

Свой век блестящий и мятежный

В Молдавии, в глуши степей,

Вдали Италии своей…