Читать книгу "Когда приходит любовь - Мариса де лос Сантос"

— Господи, — вздохнул Тео. — Как она все это пережила? Знаешь, она говорила мне о каком-то списке. На следующий день после своего дня рождения, о котором они с матерью обе забыли, она и составила себе план жизни на каждый день.

Мартин отложил тарелку, которую вытирал.

— Жаль, что она так старалась держать болезнь матери в тайне. Она могла рассказать мне. Тогда ей значительно легче было бы жить. Она могла рассказать мне.

Вот тогда это и случилось, рассыпался весь карточный домик, который я сохраняла только усилием воли и стремлением закрывать глаза на очевидные вещи.

Когда Мартин замолчал, Тео сказал всего два слова:

— Она рассказала.

Я круто повернулась, все еще держа в руке мокрую тарелку. Тео уже отошел от холодильника. Он стоял прямо, но в позе не было вызова. Руки он сунул в карманы джинсов, на лице появилось странное выражение, как будто его собственные слова застали его врасплох.

Мартин смотрел на Тео, и я видела, как он краснеет, что было для меня новостью. Когда он заговорил, он заикался, что тоже было новостью.

— Корнелия, я… — И он замолчал.

— Тео, — медленно сказала я, — что ты имеешь в виду? Скажи мне.

Когда Тео заговорил, он обращался к Мартину, а не ко мне, что, как я поняла позже, было данью уважения. Он не хотел говорить о Мартине в третьем лице, когда он стоял рядом.

— Клэр звонила вам. Несколько недель назад. Она рассказала о странном поведении матери, о ее диких покупках, непонятном режиме дня. Клэр вам рассказала, как мать забрала ее из школы и говорила с ней так, что напугала ее. Она сказала вам, что считает, что мать заболела.

Мартин повернулся ко мне.

— То, что она рассказала, не показалось мне опасным, я не понял, насколько все серьезно.

Руки мои тряслись, и я думала, что сейчас уроню тарелку, поэтому повернулась, опустила ее в раковину, и она разбилась на две половинки. Я видела их сквозь мутную воду.

Не отрывая взгляда от разбитой тарелки, я сказала:

— Мартин, она сказала тебе, что боится?

— Да, конечно, сказала, но я не понял, насколько все сложно. Даже не догадывался. Она рассказала мне о всех этих мелочах — полотенцах, вине, кулинарных книгах. Наверное, я не сделал правильных выводов, но я в самом деле не понял, что происходит что-то ужасное.

Именно в этот момент мое теплое чувство к Мартину, все наши счастливые моменты и радостные мысли вспорхнули и улетели, исчезли, как привидения. Пусть это звучит дико, но я физическим почувствовала, как они покидают меня. Когда я стояла у раковины, я почувствовала пустоту и холод там, где они были, в самом центре моей груди. Я содрогнулась.

— Корнелия, пожалуйста, — сказал Мартин.

— Ты знал, что она напугана, — заметила я. — Больше тебе ничего не нужно было знать. Какая разница, увидел ты в ее рассказе смысл или нет? Она просила у тебя помощи. Только это должно было подсказать тебе, что она в отчаянии. Она обратилась к тебе за помощью, а ты ее оттолкнул. — Я почти плакала. — Ничего удивительного, — продолжала я. — Ничего удивительного, что она больше никому ничего не сказала. Наверное, ей казалось, что никто не станет слушать.

Мартин подошел ко мне и осторожно обнял. Через его плечо я увидела, как Тео повернулся и вышел из кухни.

— Корнелия, ты меня знаешь. — На глазах у Мартина были слезы, но это уже ничего не меняло. — Ты знаешь, какой я. Я совершил ошибку. Ужасную ошибку. Но не позволяй этой ошибке ломать все. Ты понимаешь, о чем я?

Я понимала.

— Я тебя люблю. Пусть это тоже что-то значит. Не бросай меня сейчас. Я не могу потерять тебя сейчас. Ты это понимаешь?

Я понимала. Я понимала, но меня с ним уже не было.

Глава 16

Клэр

В самой середине сна, когда Клэр бродила в тумане, она услышала хлопанье двери, затем ее кто-то потянул и резко выдернул из тумана и сна. «Не надо, — была ее первая мысль, — только не надо снова». На несколько полусонных секунд она снова окунулась в кошмарный сон, где в хрупкой, предательской тишине ночи бродила ее мать.

Она села на постели. Постель ее мамы. Она увидела, что одета, и настоящее рывком вернулось к ней. Ночь, она в своем доме, но мамы нет. Сначала Клэр почувствовала облегчение, потом вину за это облегчение.

— Это не значит, что я не хочу, чтобы она здесь была, — прошептала она в тишине.

Когда она открыла дверь и увидела мужчину в маленьких очках, надежда, что мама вернется домой на Рождество, покинула ее, ехидно ухмыльнувшись на прощание. И теперь, услышав, как хлопнула дверь, она не подумала, что это может быть мать. Первой ее мыслью было: отец поехал на своей машине, значит, Тео и Корнелия могли уехать и оставить ее с отцом. Она отбросила одеяло, которым кто-то накрыл ее, и побежала в свою комнату, окна которой выходили на подъездную дорожку. «Если кто-то уехал, — молилась она в темноту, — то пусть это будет мой отец».

Так и вышло. Клэр смотрела, как он пересек лужайку, направляясь к своей маленькой машине, которая серебрилась на фоне снега, как космический аппарат. На половине пути он обернулся, сделал шаг к дому, потом потер переносицу, снова повернулся и пошел к машине. Как только он завел мотор, Клэр спустилась по лестнице вниз. Она услышала, как открылась и захлопнулась еще одна дверь — на этот раз дверь черного хода, — и бесшумно прошла в прихожую, где было окно, выходящее во двор. Клэр осторожно раздвинула сапоги и садовый инструмент и выглянула в окно.

Во дворе было на удивление светло, и Клэр сообразила, что, очевидно, мать поставила фонари, которые должны были светить ночью, когда они куда-нибудь уезжали. Она мельком подумала о том, как таинственно и странно вела себя мать, как легко она переходила от смятения к ясности мышления. Женщина, которая заказывала билеты на самолет и устанавливала таймеры, была той же женщиной, которая вышла на улицу в мороз в летнем платье.

Клэр недолго об этом раздумывала, потому что увидела Тео, сидящего на одном из садовых стульев, и идущую к нему Корнелию со стаканами вина в руках. Когда Клэр убедилась, что они ее не видят, она приподняла раму окна на несколько дюймов. Корнелия отдала один стакан вина Тео, а сама села в другое кресло. Из своего темного убежища Клэр могла видеть их очень ясно. Ей были видны клубочки пара, вылетающие из их ртов, и слезы на глазах Корнелии. У Клэр было впечатление, что она смотрит пьесу. «Я шпионю», — подумала она. Ей стало стыдно, но не слишком. Все вокруг нее решали, как с ней быть. Если она не должна влиять на то, что может произойти, она по крайней мере может быть в курсе.

— Он мне соврал. И это не самое худшее. Он соврал мне дважды, нет, трижды, если считать то, что только что произошло. Несколько часов назад, наверху, он сказал, что жалеет, что ни о чем не знал. Он говорил так… Мне было его жаль. Какая же я идиотка! — Голос Корнелии дрожал от горечи.