Читать книгу "Сладкая ночка - Екатерина Черкасова"

Хоть я и пришла в себя, но соображала еще плохо. И все же я поняла, что вертолет расстрелял машину, видимо, одна из пуль попала в бензобак или канистры, и автомобиль взорвался. Так как я находилась ближе всех к джипу, меня оглушило и едва не изжарило. Иван был ранен в плечо, и сейчас придется заняться им.

Я привстала, несмотря на головокружение, и увидела Ивана, зажимающего окровавленную руку. Ясмина оставила меня и бросилась к раненому.

— Лиль, — вдруг сказала Кира, — ты прости меня за воду…

Она сидела на песке, поджав под себя ноги с красными обожженными подошвами.

— Где твои ботинки? — только и спросила я.

— В яме остались. Не успела обуться, — просто сказала Кира.

Джип догорал, в воздухе дрожали почти прозрачные языки пламени, иногда становясь черными из-за едкого дыма. Стоял удушающий запах горелой резины и пластмассы.

Я встала и побрела к Ивану. Я хоть и не врач, но дочь врача, возможно, моя помощь пригодится. Но я поглядела, как ловко управляется Ясмина, и решила, что в таких условиях никто не смог бы сделать лучше. Она ловко затянула на плече импровизированный жгут, остановив кровотечение, и достала из кармана швейцарский нож.

— Иди прокали его, — велела она мне.

Я подошла к горящей машине так близко, как только смогла, и, уклоняясь от нестерпимого жара, подержала лезвие над огнем.

Когда нож немного остыл, Ясмина сделала надрез и вынула пулю. Иван только тихо застонал. Пуля попала как раз в татуировку, изображавшую надпись ВДВ с крылышками. Видно, Ивану ее сделали в армии. Только сейчас я поняла, как он молод, ему едва было двадцать пять. И пять из них он провел в плену. Не в тюрьме, конечно, но в плену.

Ясмина перебинтовала рану, использовав свой второй рукав. Выглядели мы, как оборванцы.

— Надо идти, — сказал Иван, медленно вставая и морщась от боли. Даже сквозь загар было видно, что парень очень бледен. Ясмина подставила ему плечо и обняла, позволяя на нее опереться.

— Подождите, — я указала на сидящую на песке Киру. — Она не может идти. Она босиком.

Кира поняла, что я говорю, и мелко закивала.

Ясмина оставила Ивана, вздохнула и присела перед Кирой. Двумя резкими движениями она оторвала рукава ее рубашки. Кира испуганно вскрикнула. Девушка ловко соорудила на Кириных ногах нечто, напоминающее портянки.

— А теперь вставай.

Кира поняла, что от нее хотят, и поднялась. Мы медленно побрели по пескам, шатаясь от слабости, мучимые жаждой и изнывающие от жары.

Вскоре стало ясно, что дальше идти невозможно.

— Нужна вода, — вздохнула девушка.

— А где же ее взять? — обреченно спросила я.

Ясмина промолчала. Она внимательно смотрела себе под ноги, словно пытаясь разглядеть какие-то только ей известные знаки. Зараженная ее примером, я тоже стала вглядываться в песок, по которому шла. Ничего особенного я не видела: песок и песок, мелкие камешки, засохшие колючки, юркие ящерицы. Но, казалось, Ясмина знала, что ищет.

Внезапно, уловив какое-то шевеление песка, она наклонилась и быстро схватила что-то, пока мне невидимое. Я ужаснулась: в руке у нее извивалась метровая змея красивой золотисто-коричневой окраски, наматывая кольца на ее кисть и пытаясь укусить. Но Ясмина держала ее близко от головы, на безопасном расстоянии от зубов.

— Ядовитая? — спросила я, замирая от ужаса. О Кире и говорить нечего, она превратилась в изваяние.

— Ага, — спокойно подтвердила Ясмина. Свободной рукой она вытащила уже знакомый ножик и точным движением отсекла ей голову. Хлынула яркая кровь, но девушка быстро пережала сосуды, прекратив доступ крови.

— Кровь надо беречь, — пояснила она. — Это для Вани, он слабый после ранения.

Она поднесла змею к губам Ивана, и он принялся жадно глотать кровь. Кира отвернулась, явно сдерживая позывы к рвоте.

— Переведи ей, что, если она хочет остаться живой, ей придется забыть о брезгливости, научиться есть змей и ящериц и пить собственную мочу!

Я сказала это Кире, немного смягчив текст.

Ясмина вежливо предложила нам полакомиться змеиным мясом, но мы отказались. Я понимала, что пока отказались.

— Здесь есть вода, — сказала Ясмина, расправившись со своей частью змеи. Почему-то в ее голосе я не услышала особенного энтузиазма.

Мы молчали, вопросительно глядя на нее. Даже Иван знал о пустыне меньше Пантеры.

— Но она глубоко. А копать нам нечем.

— Но ты уверена? — переспросила я.

— Конечно, — Ясмина указала на невзрачные живые колючки у нас под ногами. — Их корневая система достигает двух метров.

— А может быть, ближе? — с надеждой спросила я.

— Может. Но вряд ли.

Кира, встав на колени, принялась руками рыть плотный песок. Все присоединились к ней. Ясмина сначала разбивала ножом и разрыхляла почву, а мы выбирали ее. Помогал даже Иван, насколько ему позволяло ранение. Руки саднило, под сломанными ногтями выступила кровь, но мы, как землеройки, вгрызались в песок, пока он не стал влажным.

На донышке ямы очень медленно скапливалась жидкость, нехотя просачиваясь сквозь песок. Может, всего маленькое блюдечко за четверть часа. Но это была вода! Настоящая вода! Мы мочили в ней край одежды и высасывали из него воду, ожидая, пока она снова выступит в вырытой ямке. Мы брали в горсти мокрый песок и прикладывали к обожженным лицам. Набирали воду в горсть и медленно выпивали, и обсасывали мокрые пальцы. Реки, озера, моря пресной воды не могли сравниться с этими тепловатыми каплями…

Ночью мы сидели, прижавшись друг к другу, опасаясь зажечь костер. Зной сменился холодом, к счастью, было безветренно. Звезды казались такими крупными и яркими, что протяни руку — и собирай их горстями.

Ясмина положила голову на колени Ивана и спала, как ребенок, спокойно и безмятежно, как будто весь день играла, а не бежала от смерти через пустыню. Я завидовала ей. Иван бережно гладил ее волосы, осторожно разбирая запутавшиеся пряди. Кира прижалась к моему плечу и пыталась согреться. Она дрожала и просовывала мне под мышку ледяные руки.

— Попробуй уснуть, — посоветовала я ей.

— Да что ты! В Москве при такой температуре я пальто надеваю. И шерстяные носки… — мечтательно произнесла подруга и с сожалением посмотрела на свои ноги, обернутые в тряпки.

— Девчонки, а давайте споем, — вдруг предложил Иван. — Я ведь русской речи несколько лет не слышал…

Мы посовещались, что будем петь. Оказалось, единственная песня, которую знал каждый из нас, была «Подмосковные вечера».

— А я ведь из Подмосковья, из Ногинска, знаете?

— Знаем, — сказали мы хором.

— А у меня дача по той же дороге, в Салтыковке, — добавила я.