Читать книгу "Иван Путилин и Клуб червонных валетов - Роман Добрый"

Вышел Димитрий.

– Ты наставлял? Ты приуготовлял?

– Я.

– И ведомо тебе, что твой приемник готов к великой жертве во славу Исуса?

– Ведомо.

– Так готовь его!

Приводник подошел к молодому обреченному «на славу искупления лепости земной богомерзкой».

– Все помнишь?

– Все.

– Не отречешься?

– Не допущу дьявола угнести дух мой.

Приводник трижды окропил молодого человека водой.

– Из ключа вечного, темного подземного, из ключа воды живой – во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Я в ужасе поглядел на Путилина.

Тот, в своем странном пономарском балахоне, был невозмутим.

Лицо было бледно, бесстрастно, как всегда, когда Путилин собирался дать генеральное сражение.

Я хотел – и как мучительно хотел! – сказать ему, что тут происходит нечто такое, от чего волосы подымаются дыбом, но… я ведь был нем.

– Чадо мое, чадо возлюбленное! Приближается час твой… Будь же тверд в вере твоей, в вере нашей. Ведите его!

Твердо, с ясным лицом, светлым, одухотворенным удивительной силой и красотой духа, пошел к выходу из подземелья сектанской норы молодой человек.

Все взяли в руки зажженные факелы: «Со святыми упокой, раба Андрея – бегуна-славца», – грянули голоса.

Я был близок к обмороку. Великий Боже, да что же это такое: сплю я иль грежу наяву? Процессия вышла на темный свет заповедного бора. Факелы бросали красноватые блики на толстые стволы вековечных сосен: «И огнем огненным крестишеся во славу Исуса, и душу свою сквозь пламя спасеши…»

Лес замер. Притихли ночные птицы. Вся природа содрогалась, мнилась от ужаса того, что сейчас должно произойти.

Молодого человека подвели к срубу.

– Входи! – слышится властный, резкий приказ. Со свечой-факелом в руке взошел в «смертный» сруб «обреченный».

– Пой: «Во Имя Твое, Исусе, предаю тлену и праху души вечной покров богомерзкий. Аше верую и исповедую, несть бо спасения души без очищения огненного».

И он, этот несчастный, запел:

– Зажигай огнь вечный, нетленный, единый во спасение сынов человеческих.

Сухое дерево вспыхнуло. Языки пламени жадно лизнули бревна «сруба священного».

– Ах! – вырвался у меня крик, полный смертельного ужаса.

И в ту же секунду похоронное пение заживо сжигаемого было заглушено гулким выстрелом револьвера:

– Изуверы! Проклятые! Ни с места!

Одним прыжком бросился Путилин на загоревшийся сектантский костер и схватил бедного полоумного сына рыбинского купца.

– Андрей Провыч, голубчик, да что ты делаешь с собой?!

– А-а-ах! – огласил вековечный бор безумно-испуганный крик «самосожигателей». – Дьявол! Сатана явился!

Путилин для устрашения выстрелил еще несколько раз.

Потухли факелы… Белые фигуры изуверов скрылись в недрах бора.

Я не буду вам рассказывать подробно о нашем возвращении. Это заняло бы слишком много времени. Скажу одно, что мы доставили «Андреюшу» его отцу.

– Какие были эти четыре слова, Иван Дмитриевич? – спросил я после моего друга, которого чествовал весь Рыбинск.

– Эти слова были: «Сруб тесовый огнем очищает». Когда я раскусил это, я понял, что речь идет о сектантах-самосожигателях.

Триумф Путилина был полный.

Клуб червонных валетов

Осмотр покупаемого дома. У нотариуса

– Как вы понимаете сами, дорогой господин Добрый, – сказал мне доктор Z, – я коснусь в рассказе о клубе червонных валетов этом знаменитом процессе – только тех выдающихся эпизодов, в которых принимал участие мой славный друг – Иван Дмитриевич Путилин.

К числу таких эпизодов относится его поистине героическая борьба с графом П., одним из главнейших «валетов». Его во что бы то ни стало надо было изловить, поймать. Но, Боже мой, чего это стоило великому Путилину!

Достаточно вам сказать, в чем вы, впрочем, сейчас убедитесь сами, что «почтеннейший граф» П. по своей поразительной смелости, дерзости, отваге, гениальности трюков ни на йоту не уступает таким «артистам», как Домбровский, Шпейер и сам блестящий экс-корнет Савин. Были моменты, когда он даже побивал их рекорды. Тогда Путилин восторженно восклицал: «Помилуй Бог, какой молодец! Вот с таким противником приятно и лестно бороться!»

Около двух часов дня к одному из подъездов огромного казенного здания Главного штаба подъехала коляска, запряженная парой чистокровных рысаков.

Сторож в ливрее бросился к коляске.

– Пожалуйте, ваше сиятельство! – браво гаркнул он, помогая выйти из нее высокому блестящему джентльмену.

Тот, опираясь на ливрейского сторожа, выскочил из коляски.

– Дорогой Михаил Григорьевич! Прошу! – приятным грудным баритоном бросил своему спутнику его сиятельство.

Невысокого роста симпатичный толстяк, одетый богато, весь в перстнях, торопливо вышел из экипажа.

Стояла поразительная жара душного июльского дня.

Толстяк отирал пот с лица.

– Жарко? – задал ему вопрос его сиятельство.

– Уф, граф! Моченьки нет!

Граф вдруг набросился на ливрейного лакея:

– Ты что это сегодня в старой ливрее? А?

Тот извиняюще улыбнулся.

– Простите, ваше сиятельство, лето теперь. Не думал, что вы пожалуете.

– Смотри, братец, я не люблю непорядка!

И повернулся к Михаилу Григорьевичу:

– Вы, конечно, не настаиваете сейчас на подробном осмотре всего дома, милый Михаил Григорьевич?

– О, разумеется, граф! Мне просто пока хотелось посмотреть, что из себя представляет этот дом. Чудесное здание!

– Н-да, недурное, – пренебрежительно бросил граф. – Ну, Лаврентий, покажи господину эту вот часть дома.

– С превеликим удовольствием, ваше сиятельство.

Приехавшие вошли в подъезд. Лаврентий пошел впереди.

Михаил Григорьевич громко выражал стой восторг:

– Чудесно! Превосходно!

– Н-да, ничего… Потом, завтра, я вам покажу весь дом. То – еще грандиознее.

Минут с двадцать продолжался осмотр.

– Боже, я задыхаюсь от этой невыносимой духоты! – каким-то барски изнеженным капризным тоном вырвалось у графа.

Михаил Григорьевич живо ответил:

– А верно изволите говорить, граф. Ну его, к Богу, этот осмотр! Теперь для меня все ясно и видно! Поедемте к нотариусу, а оттуда куда-нибудь на острова. Я, хе-хе-хе, грешный провинциал, каюсь, любитель освежиться, встряхнуться!