Читать книгу "Молодой негодяй - Эдуард Лимонов"

26

А «шиз» Слава Гурин был открыто влюблен в Анну. На Новый, 1965 год он принес в магазин «Поэзия» выдутого им самим (!) стеклянного оленя и неловко сунул его Анне Моисеевне. «С Новым Годом!» Анна Моисеевна была в полном восторге от глупого подарка и в особенности от того, что Слава сам выдул оленя, она любит нелепости. В другой раз серый, как будто выдутый из куска асфальта, Гурин подарил Анне букет роз. Эд тогда уже жил у Анны, он явился вечером пьяный, зарылся носом в розы и хохотал.

— Слава — джентльмен, не то, что ты — молодой негодяй! — сказала Анна, кокетливо переступив на стальных каблуках-шпильках. Из-за ее веса починка каблуков туфель была постоянной заботой Анны и немаловажной статьей расходов. — Вот возьму и буду встречаться со Славой Гуриным!

Эд не поверил Анькиной угрозе. К серому Гурину, даже лицо которого никак не запоминалось, он Анну не ревновал. Вот Беспредметник Шулик, глупенькое, но прекраснодушное существо — тот косвенным образом послужил некоторое время объектом, к которому Эд ревновал свою толстушку. Анна, очень гордящаяся успехами у творческой молодежи города, успела соблазнить Беспредметника еще до появления экс-сталевара. Развратная сожительница сама рассказывала Эду о своих похождениях того периода, когда она еще «свободной девушкой была». Однажды…

Бывший сталевар, только что совершивший акт любви с необычной подругой, лежал в темноте на спине, глядя, как в узком окне пламенеют «Храните деньги в сберегательной кассе!», и сердце его часто билось от стеснительного шепота подруги. Случилось так (случившееся, скорее всего, было подстроено самой Анной, но она этого не прошептала нашему герою), что страшная буря, ураган, торнадо разразился над Харьковом, и, отрезанная стихийным бедствием от родного Тевелева, 19, Анна Моисеевна оказалась в одной постели с двумя юнцами — с Беспредметником Шуликом и другим юным человечком — Левушкой. Оба юнца возлежали по бокам развратной еврейской женщины и с нею целовались. Позже, когда целоваться уже не было смысла, так много они целовались до этого, наступило вдруг безвременье, и, наверное, с четверть часа все трое лежали они в темноте молча и не двигаясь. Наконец Левушка (шустрый какой!), пошарив рукою по Анне, нашел то, что искал, и медленно, но целенаправленно и настойчиво влез на Анну Моисеевну и поместил в нее свой семнадцатилетний член. Толик-Беспредметник сделал тотчас вид, что спит, и дыхание его сделалось намеренно глубоким. Но по мере совершения и усиления полового акта между его другом Левушкой и женщиной, в которую он был влюблен, Беспредметник не вынес притворства и разрыдался. Порыдав, он, однако, влез на Анну Моисеевну тотчас после того, как Левушка удалился с тела развратницы. — Я была первой женщиной в жизни Шулика, — горделиво из темноты сказала Анна.

Нам с тобой, читатель, все только что описанное кажется милым, провинциальным домашним и достойным легкой улыбки. Ищущая приключений женщина двадцати шести лет в постели с двумя мальчишками, семнадцати и восемнадцати лет, тот, которому восемнадцать, — девственник. Но бывшему сталевару, тогда еще даже не Лимонову, ночной шепот его подруги, повествовавший о случившемся с ней, был страшен, послужил предметом переживаний и размышлений, он несколько раз даже напился по этому поводу, а напившись, назвал Анну Моисеевну блядью и проституткой.

— Ну какая же я проститутка, Эд! — взмолилась Анна. — Все это было до тебя! — Ему пришлось признать, что «все это» — и разведенные супруги Кулигины, и их компания «блядунов» (как их зло называл первое время экс-сталевар), и Беспредметник, и другие похождения Анны произошли до него, да. Однако ночная сцена, описанная Анной, долго еще будоражила и оживляла их совместные сексуальные акты, хотя Эд никогда не сказал об этом еврейской женщине.

С Беспредметником же он даже подружился на некоторое время. У них нашлась общая страсть и помимо Анны Моисеевны — оба обожали наряжаться. Хотя Беспредметник снисходительно утверждал, что в портновском искусстве Эду далеко до известного всем харьковским пижонам портного Бобова, однако брюки шил у Эда, это обходилось дешевле. Иногда взамен денег Эд брал с Беспредметника «натурой» — то есть Толик приносил ему точно такой же кусок ткани на брюки, какой покупал себе, вкусу Беспредметника Эд доверял. После нескольких обменов труда на материал они стали разгуливать по городу двумя близнецами, подметая Харьков черными клешами.

Беспредметник относился к категории людей (довольно многочисленной, кстати сказать, среди художников), каковые пришли в профессию, соблазненные ее внешними романтическими атрибутами. У таких художников, как правило, всегда прекрасные мольберты и лучшего дерева, обширные наборы кистей, и даже бархатные береты возможно увидеть на головах этих романтиков. Их ателье живописны и напоминают монмартрские ателье, может быть… отсутствует лишь конечный продукт творческой активности, а именно — шедевры не стоят вдоль стен в их ателье. Вдоль стен обычно помещаются прекрасно загрунтованные… но пустые холсты.

У девятнадцатилетнего Беспредметника не было мастерской, но старший брат, ушедший в армию («Братец у меня — козел», — невинно посмеиваясь, говорил Беспредметник), и мама, трудящаяся большую часть дня вне дома, предоставили ему в пользование две небольшие комнатки, в большей из которых, приплясывая с кистью перед мольбертом под музыку Битлз, Беспредметник гляделся одновременно в (по всей вероятности, специально для этой цели водруженное на стену) большое зеркало.

— А я красивее тебя, Эд! — с удовольствием заметил он однажды, встав рядом с Эдом и отражаясь в своем зеркале. Анна сидела в кресле-кровати, магнитофон Беспредметника вздрагивал, распыляя из себя польский джаз:

Закохани в перший раз

Закохани в едэн глаз

Романтычни, романтычни

Закохання…

— Анна, правда я симпатичнее Эда?

Анна и Эд, не выдержав, расхохотались.

— Нет, серьезно… — продолжал Беспредметник. — Если бы не нос, ты, Эд, был бы красивым. Тебе, Эд, нужно сделать пластическую операцию… — Шулик вдруг подпрыгнул и сделал несколько движений обожаемого им в тот сезон шейка. — Шейк! — вскричал он. — Хочешь, Эд, я нарисую твой портрет?

Наивный, почти глупый Толик был, в сущности, добрым Идиотом, этаким девятнадцатилетним князем Мышкиным.

— Возьми у меня денег, Эд? — предлагал он часто. — Когда-нибудь отдашь, если сможешь. Мне деньги ни к чему…

К алкоголю Беспредметник относился безразлично, предпочитая ему мороженое…

27

Уже было сказано, что до появления Эда Савенко в среде «богемы» Анна Моисеевна, веселая и беззаботная сексуально раскрепощенная еврейка, спала себе с кем хотела. А хотела она, по-видимому, едва ли не с каждым эксцентричным творческим юношей Харькова. Может быть, Анна Моисеевна пылко желала выяснить сущность каждого. А как женщина может разгадать сущность мужчины? Единственно по тому, как мужчина ведет себя в постели. Винить Анну Моисеевну в слишком частых выходах на охоту за секретами харьковских юнцов глупо. Однако экс-сталевару славное прошлое его подруги подчас доставляло несколько неприятных дней или минут. (Сторонись женщин с прошлым, читатель, если хочешь спокойной жизни!)