Читать книгу "Шторм Времени - Юрий Корчевский"

– Ой, батюшки! Есть! – едва не закричала Агриппина. – Племяш у меня возле торга обретается, кому что отвезти-привезти. И лошадь у него есть, и повозка.

– Пусть завтра с утречка Иван его сюда привезет. Коли сговоримся, как раз Григорию бревна и привезет.

Иван кивнул.

– Понял.

– Гриша, еще бы людей на ушкуе подменить, второй день пошел, как они там. Пошли кого-нибудь одного – да у тебя здесь только Афоня. А тех двоих сюда приведи, колодцем с тобой займутся. На ушкуе пряностей уже нет, все на лабаз к Пафнутию свезли, так что охранять надо только судно.

– Сделаю.

На следующий день все завертелось-закрутилось. Если бы Михаил или челядь его жили в доме постоянно, не пришлось бы решать столько дел сразу.

Три дня не отпускали Михаила домашние хлопоты. Оказалось, что и сарай надо ремонтировать – крыша текла, и конюшню. Ездовой Степан, крестьянин из Подмосковья, молодой и серьезный парень, сначала выгребал из конюшни слежавшийся навоз, потом ремонтировал стойла. Затем наступила очередь менять ворота на каретном сарае, и все требовало денег и личного пригляда.

Григорий с командой, так же как Иван и Степан, были мужики деревенские, топор в руках сызмальства держать умели. И в деревнях все строили сами – дома, сараи, рыли колодцы. Потому здесь, в купеческом доме, работа была им знакома, и делали они ее на совесть, тем более что Михаил оплачивал ее сразу после завершения.

Следующим днем он пошел на торг. Надо было проведать Пафнутия, а то даже неудобно – бросил компаньона. К тому же за домашними хлопотами стояли расходы, и были нужны деньги.

Купец встретил его как родного брата, обнял, едва не прослезился.

– Доброго здоровья, Михаил. Вроде живем по соседству, а три дня не виделись.

– Хлопот по дому много. Колодец обвалился, крыша у сарая потекла. Пока людей нанял, пока материалы нашел – закрутился. Ты уж прости.

– Бог простит, а мне тебя прощать не за что.

– Как торговля идет?

– Бойко, нешто не видно?

И в самом деле, к лавке все время подходили люди.

– А кто у тебя торгует?

– Сынок.

Пафнутий наклонился к уху Михаила.

– Веришь ли, первый день едва выстоял. Кашляю, чихаю, все тело чешется. Пришлось одежу стирать и самому в бане мыться. Перец проклятый везде лезет, спасу нет! Который день по мешку, а то и по два продаю. За зиму никто из купцов перец не привозил, мы первые. Очень вовремя подгадали! Глядишь – скоро все распродадим.

– Славно! Пафнутий, мне бы отчет и деньги.

– А как же! Обязательно! Деньги счет любят!

Дух в лавке витал своеобразный – как легкий туман. И сын купца, и покупатели чихали, но терпели. Пристрастился уже народ к перцу. С ним и кушанье острее, и не портится дольше – особенно мясо и сало.

Михаил достал свою восковую табличку с записями, хотя товар помнил: сорок девять мешков перца молотого, один мешок перца «горошком» и еще по мешку имбиря, шафрана, мускатного ореха и ванили.

Вдвоем они пересчитали оставшиеся в лабазе мешки, и все проданные мешки Михаил умножил на розничную цену.

Пафнутий следил за расчетами внимательно – купеческое дело требовало аккуратности и не любило поспешности. Михаил доверял Пафнутию, но если бы он не считал мешки и прибыль, он лишился бы уважения купца – к деньгам в купеческой среде относились серьезно.

Когда суммы на бумаге и в наличии у Пафнутия сошлись, он облегченно вздохнул.

Михаил отсчитал четверть выручки и рукой сдвинул деньги в сторону Пафнутия.

– Забирай!

Купцу очень хотелось взять, но мужик он был совестливый, нынешним торговцам не чета.

– Многовато, Михаил.

– Бери, уговор дороже денег. Меня за язык никто не тянул.

Купец с облегчением сгреб деньги в калигу.

– Знаешь, Михаил, а ведь мы расходы на покупку пряностей уже отбили.

– Не может быть!

Михаил посмотрел в записи. Точно!

– Если так дело пойдет, я себе новое судно куплю.

– Не убоишься плавать?

– А как семью кормить? Я ведь другого ничего не умею. Дед мой и отец купцами были, а я сына учу, ему дело передам. Завсегда так было! У разбойника сын священником не будет!

– Ладно. Сам управишься или помочь?

– Товар не тяжелый, не медь и не соль – не перетрудимся. Только уж больно едучий.

– Ну, тут уж ничего не поделаешь.

Михаил снова окунулся в домашние дела. Дом требовал внимания, тем более что к зиме Михаил хотел привести его в полный порядок. Вот сделает он ходки две-три, пока тепло, а зимой отдыхать будет в тепле, сытости и уюте.

Однако опыта поддержания большого дома, как, впрочем, и маленького, у Михаила не было. Были деньги и желание привести свою собственность в надлежащий вид.

Он дал задание возничему Степану купить дров на зиму. Дом большой, на кухне даже летом плита топится, и все это требует гору дров. А еще Маша попросила купить одеяла и подушки.

– Ну, это ты уж сама. Можешь вон Митяя взять или Афанасия, чтобы самой тяжести не таскать. Они тебе покажут, где торг, это недалеко. И бери самое лучшее. Держи деньги, – Михаил высыпал в ладонь девушки монеты.

– Не боишься, что убегу? – неожиданно спросила Маша.

– Нет. Хотела бы – давно бы сбежала, в доме охраны нет. Ты в деревне жила?

Девушка кивнула.

– В тепле да уюте небось не жила и разносолов-пирогов, что Агриппина готовит, не ела?

– Мы небогато жили. – Маша потупилась.

– Зимой реки льдом покроются – судно на прикол поставлю. Тогда можно к твоим родителям на санях съездить, погостить-повидать.

– Правда? – глаза Маши заблестели.

– Я тебя когда-нибудь обманывал или обижал?

– Нет.

– Тогда верь.

– А вдруг я провинюсь нечаянно, ты осерчаешь и меня другому хозяину продашь?

– А ты не шкодничай. И кроме того, я тебя у перса выкупил, чтобы на родину вернуть. Ты не рабыня, ты прислуга.

– И жалованье платить будешь?

– Как всем. А я разве не сказал?

– Не помню.

– Ну, теперь ты все знаешь. Медный пул в неделю, харчи и крыша над головой. И еще одежда.

– Поверить своему счастью не могу! – Маша крутанулась на одной ноге и убежала.

Иван и Степан оказались рукастыми. Они находили себе работу сами: то двери поправить, то петли поменять, то печь глиной подмазать – дымит по щелям, проклятая! А Михаил хоть и был погружен в домашние дела, но хлопоты эти были приятные, и, кроме того, не было состояния постоянной настороженности, ожидания очередной пакости от природы или недругов. Он завертелся, отъелся на домашних харчах и спохватился, когда в комнату постучался Пафнутий.