Читать книгу "Частного сыщика заказывали? Последний шанс - Марина Серова"

— Тросик имеется? Цепляйте!

— Может, я попробую разобраться в поломке?

Явно за идиотку меня принял. Ах да, он же считает: женщина за рулем — досадное недоразумение.

— Бензопровод поврежден, — я закашлялась. Больное горло предотвратило новый поток оскорблений и насмешек, которые мой больной мозг заготовил для Максима.

Максим внезапно снял очки и потер переносицу, раздумывая над чем-то. Глазищи черные, ресницы длиннющие, придраться не к чему — ни бельма, ни бородавки. Хорош, подлец. Я не удержалась и вздохнула, представляя, как рядом с ним должна выглядеть я.

— Пойду принесу, — Максим замялся в нерешительности.

Боится меня одну оставить, что ли? Думает, окочурюсь к моменту возвращения? Так ведь с трупами проще: не бранятся без повода, да и по поводу тоже, не сморкаются дважды в минуту.

— Иди-иди, касатик. Мое терпение скоро лопнет, и я пойду пешком.

Красавец-мужчина весело рассмеялся и отправился за снаряжением. Приятно, когда у людей хорошее настроение и ты тому причина.

Я залезла в машину. Сил осталось немного. Скорей бы домой! Ну что он там возится?

Роковой, во всяком случае для меня, брюнет пропадал без малого вечность. Я периодически впадала в сладкое забытье. В голове медленно шевелились мысли. Говорят, от гриппа только в нашем городе умирают двадцать человек в год. По стране — тысячи. В мире — миллионы. Скоро и я присоединюсь к их безликой братии, и какой-нибудь лысый статистик удовлетворенно потрет ладони, нарисовав новую циферку в графе «жертва вируса»…

— Татьяна!

Я подскочила и проснулась. Максим открыл дверцу и, присев на корточки, протянул мне пластиковый стаканчик. Я откашлялась и тихо прошептала:

— Яд?

— Я принес аспирин «Упса» и минералку, — проигнорировал мой вопрос красавчик. — Выпей, чуток полегчает.

— Заботливый. Потом счет предъявишь? — Несмотря на протестующее горло, неведомая сила тянула меня за язык, заставляла препираться. — В иранских динарах.

— Называй меня Макс. И привычнее, и короче. А то, вижу, длинные слова у тебя рождаются в муках. Как слонята у зебры.

Он встал и снова напялил свои дурацкие очки. Забавно, что он, интересно, видит в сгущающихся сумерках через черные стекла? Фонари, светофоры и мои золотые кудри? На них, видно, и клюнул.

— Макс, ты почему такой добрый? Совесть нечиста?

— Трос я прикрепил, но сможешь ли ты вести машину?

Разговор двух психов. Каждый о своем. Ладно, я старая больная каракатица, а он что? Дразнится? Для разнообразия я решила порадовать человека, ответить разумно:

— До города, надеюсь, дотяну.

Макс помедлил, недоверчиво разглядывая меня, а потом с непонятной тоской в голосе проговорил:

— Ты красивая.

От удивления я захлопнула хронически открытый рот и неромантично хрюкнула носом.

— Если мы сейчас не тронемся, я умру.

В доказательство я закрыла глаза и захрипела. Где еще подобную красотку увидишь? В морге не шевелятся, на кладбище помалкивают, а со мной — бесплатное варьете. Дождь усилился.

— Дай мне твой адрес, — Макс тряхнул мокрой шевелюрой.

— Зачем? — встрепенулась я.

— Тебя сразу в больницу везти? — ответил он вопросом на вопрос.

В больницу не хотелось, и я продиктовала адрес вплоть до номера квартиры. На всякий случай. Макс записал мои координаты в маленький кожаный блокнотик и удалился, бросив напоследок:

— Будь умницей. Потерпи.

Последнее слово осталось за ним, так как мою реплику «терпеть не могу брюнетов» заглушила захлопнувшаяся дверца.

Не знаю, что помогло: то ли аспирин, то ли нерастраченное чувство раздражения, но чувствовала я себя сносно, куда ехать — видела, за баранку держалась уверенно и первые десять километров думала, что оставшиеся сорок — сущие пустяки. Затем руль начал вести себя непредсказуемо, норовил выскользнуть из рук, дорога запетляла, встречные машины слепили фарами, и жизнь стала казаться затянувшимся фильмом ужасов.

Я покрепче сжала зубы, потом разжала — дышать-то надо — и, дабы отвлечь организм от желания впасть в кому, принялась медленно считать до тысячи. К тому времени, когда досчитаю, рассудила я, мы наверняка прибудем к месту назначения. После двухсот тридцати я начала сбиваться, путаться, прибавлять десятками, затем, опомнившись, отнимать сотнями. Последние несколько километров я не запомнила совершенно и ничего сказать о них не могу. Как остановились, не знаю. Наверное, если меня хорошенько расковырять, глубоко внутри можно обнаружить недремлющий автопилот. Он-то и спас меня на этот раз.

Сознание я окончательно не потеряла и, когда Макс доставал меня из машины и нес к дому, наблюдала за происходящим со стороны, словно смотрела чужой сон. Меня веселила мысль о том, каким образом мы собираемся проникнуть в квартиру. У двери действительно произошла небольшая заминка. Макс прислонил меня к стеночке, кстати, грязной и холодной, и попытался обыскать, а я отбивалась, как разъяренная фурия, блюдя свою девичью честь. Наконец общими, но разнонаправленными усилиями ключ был найден. Меня внесли, расположили на диване, раздели — верхнюю одежду, разумеется, — и засунули в ванну отогреваться и отмокать в горячей водичке, пригрозив забрать через пятнадцать минут, в каком бы виде я ни оказалась.

Я показала язык закрытой двери и включила душ. Поварившись в кипяточке с полчасика, я пришла в себя, сняла оставшееся белье и хорошенько растерлась мочалкой. Заодно вернулась и способность здраво соображать. Состояние мое по сравнению с утренним значительно ухудшилось: температура явно зашкаливала за тридцать восемь градусов, присоединился к симптомам лающий надсадный кашель, в груди болело, будто меня неделю плющили под прессом, как терминатора. Даю голову на отсечение, все равно раскалывается, вот-вот треснет — пневмонию я заработала. Очень кстати: мне столько нужно сделать, обдумать, решить. К тому же нельзя забывать — меня пытались убить. Обычно такие вещи доводятся до конца. Значит, ждать мне гостей.

Я затосковала, провожая взглядом убегающие струйки воды. В дверь громко постучали. Я вздрогнула. Ах да! Я же не одна. Я нахмурилась, выдумывая подходящую случаю пошлость. Полный облом! Находчивость отмылась с дорожной грязью и утекла в канализацию. Стук повторился.

— Таня! Подай голос! Ты жива?

Сбегать, что ли, в луже поваляться? Ради достойного ответа. Скорее надо одеваться, а то еще ворвется чего доброго. Вошел в роль спасителя, не дает умереть спокойно.

— Мертвая! — остроумно, не правда ли? — Сейчас вылезу, и твоя участь будет ужасной: укокошу берцовой косточкой.

— Ну, слава богу! — непоследовательно обрадовался Максим. — Жду тебя на кухне. Я тебе теплые вещи принес. Они тут, на тумбочке.

— Ты рылся в моих шкафах? — это я вместо «спасибо». — Верни бриллианты!