Читать книгу "Стая - Ольга Григорьева"

Финка остановилась на краю большого скального уступа, поставила на землю ведра, присела, подобрала юбку, осторожно съехала с уступа вниз. Ее голова оказалась у ног Гюды.

– Подай, – указывая на ведра, попросила Флоки. Княжна опустила свои бадейки, подала финке все ведра по очереди. Затем сползла с уступа на животе, отряхнула юбку.

В Альдоге она носила иную одежду – богаче и мягче, но здесь привыкла к грубым тканям. Ей даже стало казаться, что чем грубее вещь, тем лучше она согревает.

Одежду ей пять дней назад принес Орм. Бросил охалку разных юбок и рубах на ее лежанку в рабской избе, фыркнул: «Негоже моей наложнице ходить в драном платье!» Принесенные им вещи оказались добротными, серого и коричневого цвета, по большей части из крапивы, шерсти или льна. Больше других Гюде приглянулась коричневая, с тесьмой по подолу, шерстяная юбка и длинная серая рубашка из льняной ткани. Не ведая – будет у нее иная одежа иль нет, – Гюда старалась беречь эту юбку. Поэтому, запачкавшись, старательно отряхивала ее.

– Почему ты так боишься замызгать одежду? – стоя меж четырех ведер, доверху полных тягучим белым молоком, от которого в утреннюю прохладу поднимался легкий пар, спросила финка. Не дожидаясь ответа, объяснила: – Тебе вовсе не нужно ничего беречь. Когда ты изотрешь юбку или рубашку, ты просто попросишь у Орма новую…

Гюда представила, как однажды она останавливает во дворе Белоголового, хватает его за рукав и назидательно, с упреком, говорит ему, как говорила в Альдоге своей дворовой девке: «Моя одежда обтрепалась. Принеси мне новую!» Княжна прыснула в кулак, взялась за рукояти ведер. В Альдоге ведра носили на коромыслах – было и легче, и удобнее, но здесь приходилось таскать их в руках. Пока добирались до усадьбы, руки отекали, а на ладонях проявлялись ярко-красные вдавленные ложбинки.

– А ты, когда была рабыней Сигурда, просила у него новую одежду? – поднимая ведра, поинтересовалась Гюда у Флоки.

Пропуская княжну вперед, финка утвердительно кивнула:

– Много раз. И даже украшения.

– И он никогда не отказывал? – Гюда перебралась через вылезшую в скальную трещину горбину соснового корня, предупредила: – Под ноги гляди…

– Не отказывал. Когда мужчина хочет тебя, он редко отказывает.

От неожиданности Гюда сбилась с шага, качнулась. Из ведер плеснуло на землю белой волной. Финка за спиной огорченно вскрикнула. Княжна выправилась, пошла дальше. Она никогда не думала, что улыбчивая и спокойная Флоки могла когда-либо лежать в постели с Сигурдом. А уж тем паче не ожидала, что о своем позоре финка потом будет рассказывать с потаенной гордостью, словно быть наложницей – это не срам, а честь для любой девушки.

– Ты сама легла с ним? По доброй воле? – Гюда затаила дыхание, ожидая ответа.

– Вряд ли, – безмятежно сообщила Флоки. – Мне было мало лет, и я не знала, что он собирается со мной сделать. Мне не понравилось, что он сделал. Потом, когда все закончилось, я увидела кровь на ногах и заплакала. Я боялась, что он порвал что-то у меня внутри, кровь будет идти вечно, и я умру. Но Тюррни успокоила меня. Она сказала, что скоро кровь остановится, а я стану умнее и старше. Еще она сказала, что, когда Сигурд будет делать со мной то же самое в другой раз, мне надо закрыть глаза и ни о чем не думать, только чувствовать… Тюррни подарила мне красивое ожерелье и назвала меня «милой девочкой». Она многому меня научила…

– Жена Сигурда учила тебя спать со своим мужем? – Молоко уже вовсю плескало через края ведер, поскольку Гюда постоянно порывалась обернуться и посмотреть финке в лицо – не смеется ли над ней белоликая Снежинка.

Увлеченная собственным рассказом, та продолжала:

– Ты так удивляешься, словно никогда не слышала, что хорошая жена прежде всего заботится о своем муже, старается, чтоб ему было хорошо. Или у вас в Гарде жены ведут себя иначе?

В Гарде, по воспоминаниям Гюды, жены вели себя иначе. Княжна хорошо помнила толстую дворовую бабу Палашу, которая однажды бегала по княжьему двору с колом – гонялась за своим беспутным мужем и грозилась прибить его лишь за то, что тот облапал Акситью – молоденькую чернявку Гюды. Еще княжна помнила жену своего старшего брата Мстислава – Верну. И помнила, как Верна тихо плакала в углу большой избы, узнав, что Мстислав провел ночь с какой-то рабыней из древлян[129].

Тропинка перестала спускаться, добежала ровной утоптанной ложбиной сквозь вересковые заросли. Над головами девушек громко закликала какая-то птица.

– Уф, раскричалась… – недовольно пропыхтела Флоки. Фыркнула на птицу: – Кыш, балаболка!

Где-то справа от Гюды захлопали крылья, перед ней на свисающий над тропой корявый сук уселась крупная лупоглазая сова. Повертела маленькой головой, распушилась, принялась рассматривать Гюду круглым глазом.

– Здорово, подружка, – сказала Гюда.

Птица нахохлилась, втянула голову в плечи. Дома, в Альдоге, Гюда слышала, что совы – ночные ведемы[130], что перекидываются через веник иль вилы и становятся птицами, по ночам пьющими кровь живых существ. От своих ночных бдений и долгой жизни ведемы невероятно мудры и знают будущее. Если застать ведему в свете дня и спросить у нее о самом сокровенном, она не сможет солгать…

– Скажи, подружка, увижу ли я еще когда-нибудь… – начала княжна.

– Пошла прочь, глупая птица! – прерывая ее вопрос, выкрикнула сзади финка. С треском опустила ведра на камень, подхватила с земли большую облезлую шишку, запустила ею в птицу. Сова негодующе подскочила, расправила крылья, захлопала ими, мелькнула серым опереньем меж деревьев…

– Не надо! – охнула княжна, но было уже поздно – сова скрылась в лесу. Гюда укоризненно посмотрела на подругу, расстроенно пояснила: – Это могла быть ведема – они приносят вести от родных и близких… Иногда…

– Тогда это плохие вести! – подбирая поставленные ведра, заявила Флоки. Насупилась, смешно сморщив маленькую детскую переносицу: – Совки никогда не приносят хороших вестей. А еще они могут забрать у тебя красоту и женскую силу. Об этом все знают! Ты хочешь потерять красоту и силу?

– Нет. – Гюде вдруг стало смешно – они с Флоки стояли друг против друга, будто враги, и спорили из-за глупой ночной птицы, которая, верно, сама напугалась до полусмерти, увидев их…

– Бот видишь, – Флоки победоносно вздернула круглый подбородок: – Я спасла твою красоту. Без красоты зачем ты будешь нужна Орму?

Вряд ли она была нужна Орму из-за красоты. Скорее всего, она вовсе не была ему нужна. Прошло уже несколько дней, а Белоголовый будто забыл о Гюде. Иногда, набирая воду, княжна видела его у реки в сопровождении хирда. Изредка она даже перекидывалась парой слов с Хареком Волком иль с Кьетви Тощим – после удивительного спасения в Воротах Ингрид они еще больше уверились, что Гюду охраняет от напастей и смерти сама Хлин. Поэтому они разговаривали с Гюдой как с ровней, а не с рабой. Время от времени Гюда ловила на себе странный пристальный взгляд Харека – немного удивленный, совсем не похожий на его обычный – насмешливый и снисходительный. От этого взгляда Гюде становилось душно и неловко, будто ее застали за кражей иль еще чем похуже. Невольно она старалась избегать Волка, но тот, как назло, попадался ей на пути. Шла она в конюшню иль за водой, на сеттеры иль в избу – непременно сталкивалась с желтоглазым урманином. Зато Орма ей доводилось встречать редко. А если и доводилось, то ярл проходил мимо, словно Гюда была пеньком, колодой иль бочкой для дождевой воды. Но нынче, будто правду сказала финка, – сова накликала беду.