Читать книгу "Французский палач - Крис Хамфрис"

— Через два дня. Нас пригласят?

— Приглашены все. Это самый большой праздник на свете. Все наряжаются. Видишь вон того человека, который несет бархат и шелка? Сиенец скорее будет неделю голодать, чем недостаточно нарядно оденется в этот день. Это скачки, бой и пир, все вместе.

— Ну, что ты скажешь об этих итальянцах, Демон? Что же делать скромному немцу и добропорядочному французскому ворону?

— Участвовать в празднике, конечно. — Бекк снова улыбнулась. — И если ты сумеешь не потерять голову, то можешь раздобыть много-много денег. Кошельки подвешены к поясам, а мужчины и женщины настолько пьяны или настолько захвачены похотью, что не сразу замечают их исчезновение.

Фуггер притворился возмущенным:

— Вы же не предлагаете мне начать преступную жизнь, юный господин?

— Жизнь — нет. Одной ночи хватит. Нам нужно побольше денег, чтобы… — Бекк резко замолчала и уставилась на ратушу.

— Чтобы — что? Ты все еще не готов рассказать нам с Демоном, почему тебе так необходимо пробраться во дворец Чибо?

— Лучше, чтобы об этом никто не знал. До времени. Просто знай, что это очень важно. — Бекк вздохнула. — Я пробовал устроить засаду, я следовал за ним через всю Европу, надеясь застать врасплох. Может быть, с помощью денег, которые мы заполучим на Палио, я смогу подкупом проникнуть в его дворец. В это время людям всегда нужны деньги. И потом… — Она снова замолчала. — Фуггер, ты меня слушаешь?

Он ее не слушал. Фенрир, дремавший на солнце у их ног, встал и тихо зарычал. Из отбрасываемой башней тени появился некто. Некто знакомый.

— Фон Золинген! — прошептал Фуггер. — Отвернись! Спрячь лицо. Он ведь раньше тебя видел.

Фуггер тревожился напрасно. Во время того уличного боя в Тулоне Генрих видел все как в тумане, да и сейчас еще не вполне оправился от удара камнем, с такой силой пущенным из пращи Бекк. Голова у него болела, и зрение до сих пор не восстановилось. И в памяти зияли провалы. Однако Генрих понадобился своему господину в качестве вербовщика, а господину следовало повиноваться. Вот почему он сопровождал Джованни, камердинера архиепископа, чтобы подкрепить сладкие речи итальянца своими немецкими мускулами. Им надо было нанять людей. Особых людей.

— Что здесь происходит? — изумленно спросил Фуггер, когда щуплый итальянец поставил ящик, который нес, у самого фонтана, всего в десяти шагах от них.

Человечек встал на ящик, а двое слуг принялись разливать вино из бочки, мгновенно собрав вокруг себя толпу. Фон Золинген ждал поблизости, скрестив на груди руки. Джованни начал говорить.

— Почтенные жители Сиены! — произнес он пронзительным голосом, который разнесся по всей площади. — Ваш добрый, щедрый и любящий Святейший архиепископ, который, как вы знаете, был таким же сыном нашего прекрасного города, как и вы все, — архиепископ хочет сделать Палио этого года еще более впечатляющим, чем все предыдущие. — Сие объявление было встречено приветственными криками. — Прежде всего, он спустится в глубины своего великолепного винного погреба и достанет оттуда бочки нектара, образчик которого вы можете попробовать уже сейчас. — Тут крики стали громче, и присутствующим налили еще. — Но помимо этого, в качестве прелюдии к празднику он собирается устроить на площади представление, которое будет посвящено самому славному эпизоду истории нашего города — захвату руки знаменосца при Монтаперти, который повернул ход войны против наших врагов флорентийцев и принес нам победу, которую мы и празднуем во время Иалио.

При упоминании старого заклятого врага Сиены толпа разразилась криками и улюлюканьем. Всего пять лет назад флорентийцы снова осаждали город.

Повысив голос, чтобы перекричать гвалт толпы, Джованни продолжил:

— Чтобы получить нужный драматический эффект, а также из доброты к тем, кто когда-то сошел с честного христианского пути и заплатил за это дорогую цену, архиепископ пожелал, чтобы все однорукие люди, я хочу сказать, все, кто лишился одной кисти из-за несчастного случая или в качестве наказания и кто хочет в течение трех дней и ночей получать честный заработок и сладко есть и пить вино даже получше этого — да, откупорьте еще один бочонок! — и спать на пуховых перинах в резиденции его высокопреосвященства, где будут прислуживать девицы из челяди архиепископа, — это предложение было встречено самыми громкими криками, — так вот, эти везучие однорукие люди должны немедленно подойти ко мне. Грешников ожидает искупление, раскаявшихся — уют и роскошь. И возможность участвовать в этом великолепном представлении, рассказывающем о нашей героической истории.

В любом городе Европы одноруких нашлось бы великое множество. В основном это были воры-неудачники, которым оставили жизнь, но чье существование после наказания стало безрадостным. Бесплатное вино уже заманило несколько таких калек, и они нетерпеливо ринулись к Джованни, радуясь возможности получить еще что-то.

— Куда ты? — прошептала Бекк.

Фуггер встал и стал снимать с плеча мешок. Он понимал, что лишние разговоры или раздумья ослабят его решимость, и поспешно сказал:

— Ты хотел попасть во дворец. Это — наш шанс.

— Ты готов добровольно пойти в когти этому дьяволу? Ты с ума сошел?

Фуггер бросил мешок к ее ногам.

— Как и ты.

— Но у меня… очень важная причина. А тебе зачем?

Фуггер секунду подумал.

— У меня тоже есть причина. Рука королевы там. Будет очень хорошо, если Жан приедет — а она уже у нас!

Опять это имя! Бекк вдруг увидела, как рука Жана приподнимает навес палатки торговца водой. Она сказала тогда что-то такое, что заставило его прищуриться и заглянуть ей в глаза. А потом он ушел.

— Он на галере. Он никогда не вернется.

Фуггер просто улыбнулся и сказал:

— Конечно, вернется.

— Фуггер! — Бекк поймала его за беспалую руку. — Из темниц Чибо никто не возвращается. Никогда. Я больше никогда тебя не увижу. Как моего отца.

Она выдала свою тайну — ту, которой за десять лет ни разу ни с кем не поделилась!

— Твой отец там?

— Да. Да, так мне кажется. Если он еще жив — а я чувствую, что жив, — то он там. В плену у Чибо. Он заставляет его делать… ужасные вещи.

— Тем более мне следует туда пойти.

— И никогда не вернуться? Неужели тебе так не терпится снова потерять себя? Как я смогу тебе помочь, если не буду знать, где ты?

Он на секунду задумался.

— Погоди! — сказал он и засвистел.

Ворон, улетевший погонять голубей у башни, спустился вниз и устроился у него на плече. Фуггер начал гладить птице голову между ее блестящими антрацитовыми глазками, и она пригнулась к его руке, убаюканная его лаской. Он осторожно поднял руку, обхватил ладонью блестящее упитанное тельце и спрятал его под рубаху на спине.