Читать книгу "Гражданин преисподней - Николай Чадович"

– Немереное количество.

– Тогда ищи его у шалав. Могу дать несколько адресов.

– Нет, не надо. – Почему-то сегодня Кузьме попадались сплошь бестолковые люди. Наверное, причиной этому была расслабляющая атмосфера Торжища.

Встречный поток мешал двигаться в нужном направлении, и, дабы переждать его, Кузьма прислонился спиной к стене. Столько людей сразу он никогда еще не видел. Обидно, что к воротам их гнало не чувство взаимовыручки, а обыкновенное любопытство.

Толпа наконец-то схлынула, и Кузьма вдруг оказался лицом к лицу с одним из тех типчиков, который перед этим засветился в корчме. Сейчас он вел себя совсем иначе – не прикидывался случайным зевакой, которому до тебя и дела-то никакого нет, а смотрел с пристальным прищуром, словно сквозь прорезь прицела. Однако руки держал в карманах.

– Подожди, поговорить надо. – Кузьма шагнул ему навстречу.

– Действительно, надо, – согласился неизвестный.

Стихией Кузьмы были мрак и пустота, а отнюдь не многолюдные сборища. Чего-то он недоглядел, что-то упустил, но кусать локти было поздно. Вся компания была уже здесь – как из-под земли появились. Один против шестерых да еще при ярком свете факелов. Расклад сил получался безнадежный.

Р-раз! – ему заломили назад руки. Блям! – забили рот кляпом. Шворк! – натянули на голову мешок. Бздынь! – сбили с ног и поволокли куда-то…

Начальник отдела техники безопасности

Лишившись всех своих приобретений – ножа, секача и баклаги, Кузьма сразу расслабился и позволил тем, кто повязал его, делать свое черное дело дальше. Ведь начнешь сопротивляться – потроха отобьют. Лучше дождаться удобного момента. Не может быть, чтобы он не наступил когда-нибудь.

Сначала его тащили круто вниз, скорее всего в дренажный лабиринт. Ох, рискованное это было дело! А что, если наверху вдруг польется дождик? Тогда тут и крысы не спасутся, не то что люди.

Туго затянутый мешок не мешал Кузьме ни дышать, ни ориентироваться в пространстве. Гораздо больше неудобств доставлял кляп. Это ведь рот, а не бабья манилка, извините за выражение. В нем даже языку и зубам не всегда места хватает.

Вскоре они покинули запутанные норы, прилегающие к Торжищу, и оказались в туннеле – просторном и гулком, хоть скачки здесь устраивай.

Теперь можно было с изрядной долей уверенности сказать, что скорее всего его похитили метростроевцы. Причем постарались обставить все так, чтобы и комар носа не подточил. Юрок и Венедим, надо полагать, разделили участь Кузьмы. Кому охота оставлять свидетелей? Вероятно, не поздоровится и хозяину корчмы. Если только он не состоит у метростроевцев штатным осведомителем.

Пешее путешествие, в ходе которого его носильщики изрядно притомились, судя по всему, закончилось. Кузьму свалили во что-то похожее на большую корзину с жестким, ребристым дном. Хоть бы мха подослали, гады!

Застучал мотор, заскрипели колеса, запахло выхлопными газами, и самоходный экипаж резво покатил куда-то. Ну конечно, метростроевцы! Кто же еще? Они одни пользуются под землей транспортом. И ведь горючего не пожалели, хотя темнушники дерут с них три шкуры за каждую каплю. Видно, кто-то из метростроевских паханов сильно соскучился по Кузьме Индикоплаву.

Как он только ни напрягал слух, но за все время пути не расслышал ни единой реплики, способной хоть немного прояснить суть дела. Наверное, похитители объяснялись между собой жестами. Что ни говори, а дисциплина у метростроевцев была безукоризненная.

В этой связи сразу напрашивался вопрос – почему из детей вояк, которые послушание и чинопочитание должны были впитать с молоком матери, выросли такие уркаганы, как Юрок, а потомство вольнонаемных бетонщиков, проходчиков и горных мастеров превратилось в некое подобие муравьиной семьи, где все сплошь безлико равны, а балом правят несколько субъектов, считающихся существами какого-то иного, высшего порядка?

Неужели дело только в питании, как утверждают некоторые? Дескать, темнушники всегда кормились мясными консервами, которых у них было запасено видимо-невидимо, а метростроевцы были вынуждены почти сразу перейти на растительную диету, в том числе и на мох-костолом. Типичный пример противопоставления хищников и травоядных. Зверь-одиночка и послушное стадо.

От кляпа, мешка и веревки Кузьму освободили лишь после того, как подземный самоход проделал путь, раз в пять превышающий расстояние от обители Света до Торжища.

Наверное, сейчас это была самая дальняя окраина Шеола. Молодцы метростроевцы, ничего не скажешь! Без дела не сидят, а все роют и роют как черви. Эх, к их бы усердию да еще светлую голову! Вот тогда был бы толк.

Никто не обмолвился с Кузьмой даже полусловом, да и он не лез с расспросами – знал местные порядки. Здесь действовал неписаный закон – уши должны быть у каждого, а язык только у тех, кому дано право распоряжаться. Кто знает, возможно, поколений через пять так оно и будет.

На этот раз приютом для Кузьмы стала тесная железная будка, освещенная тусклой угольной лампочкой местного производства. Впрочем, по понятиям метростроевцев, это были чуть ли не хоромы. Простой люд жил в общей казарме, где одна семья отделялась от другой только хлипкой занавеской, что должно было способствовать формированию чувства коллективизма и, наоборот, препятствовать формированию чувства индивидуализма.

В потолке будки имелся люк, проржавевший до такой степени, что невольно напрашивалась мысль – а не использует ли его некто находящийся наверху вместо писсуара? К люку вели скобы, тоже, естественно, железные.

И вообще, если бы жители разных общин Шеола задумали вдруг обзавестись гербами, выражающими основную суть их бытия, гербом метростроевцев стали бы две скрещенные рельсы. Все здесь было сработано из железа – и столы, и горшки, и детские люльки, и расчески, и даже, говорят, характеры… Очень уж много этого непрезентабельного металла было в свое время спущено под землю.

Скучать в одиночестве Кузьме не позволили. Люк открылся, и в будку спустился человек с наружностью, типичной для метростроевцев и даже считавшейся среди них чем-то вроде эталона, – лоб высотой в три пальца, подбородок – в четыре, нос – не слишком прямой, но и не очень курносый, впалые щеки, по-хорошему контрастирующие с атлетической шеей, аккуратная стрижка, непроницаемое выражение лица..

Единственное, что говорило о его человеческих слабостях, было чернильное пятно на указательном пальце правой руки – как видно, много работал, устал, не успел помыть руки.

– Здравствуйте, – сказал он, пожав Кузьме руку, которую тот не успел спрятать за спину. – Мы с вами уже знакомы, не так ли?

– Встречались вроде, – неопределенно ответил Кузьма, еще не решивший, в каком ключе себя вести (наиболее выигрышными представлялись три варианта – горячее возмущение, глубокое удовлетворение или полная прострация).

– И неоднократно! – многозначительно добавил метростроевец. – Хотя сойтись поближе нам не довелось. Все спешка, спешка… Самое время исправить ошибку. Меня зовут Герасим Иванович. Можете обращаться и по фамилии, Змей.