Читать книгу "Женщина-лиса - Кий Джонсон"

Последние дни нашего путешествия прошли быстро. Чем ближе мы подъезжали к столице, тем оживленнее становилось движение. Нам встречались и гонцы, и телеги, везущие утварь в город и богатые кареты горожан с сопровождением. Ехать стало легче, если не обращать внимания на дорожную пыль. Я выглянула из кареты и увидела первую за все путешествие черноголовую чайку, словно приветствующую меня в столице.

Мы едем вдоль городской стены, находящейся в весьма плачевном состоянии, полуразрушенной и заросшей вьюнком. Стену окружает ров со стоячей водой, наполовину скрытой высоким тростником. Главные ворота; торговая площадь, всегда шумная и воняющая дешевыми масляными лампами; широкие улицы западной части, отделяющие заброшенные участки земли и пустующие дома, гниющие от дикости; улица Ниджо… Когда последние вечерние тени растворяются в свете восходящей луны, я подъезжаю к дому, который делила с мужем все эти годы. Шум и огни, за оградой слышатся крики, топот лошадей, скрип телег.

Так странно чувствовать себя одной, когда вокруг столько людей… Может быть, я поступила неправильно, что так быстро уехала от мужа? Нет, потому что я уехала не от мужа, я бежала от одержимости.

Но то была моя одержимость или его?

2. Дневник Кицунэ

Мы с Йошифуджи не спали всю ночь: запах и ощущение его тела рядом с моим сделали меня неутомимой. То, что он делал со мной или просил меня делать, казалось мне странным, но заставляло трепетать от удовольствия. Под утро единственное, на что я была способна, — это держать его за руку своими дрожащими пальцами.

Серый свет сыпался на нас сверху через своды крыши, как мука. Наконец мой любовник встал. Холодный воздух заполнил то место, где он лежал, пробрался в мое шелковое ночное платье. Как были грубы холодные объятия воздуха после теплой плоти Йошифуджи! Должно быть, мы не заметили, что ночью стало очень холодно.

Я села, чтобы лучше видеть, что он делает. Небеленые платья Йошифуджи висели на нем словно на привидении. Он смотрел на печку через окно в форме открытых лепестков лотоса. Он не глядя завязывал узел на брюках: так одеваются мужчины, когда уносятся мыслями куда-то очень далеко.

— Мой господин?

Он посмотрел на меня. Даже в темноте я увидела, как блеснули его зубы, когда он улыбнулся.

— Моя дорогая! — сказал он. — Я не хотел будить тебя, когда буду уходить.

— Я не спала. Не уходи. — Я потянулась к нему. Он взял мои руки в свои и прижал запястья к губам. Я снова захотела его, ощутив внезапную острую боль между ног.

Весна была в разгаре,

Вода была сладкой —

Но этого достаточно для одного глотка.

— Может быть, я могу прийти к тебе снова?

Я догадалась, что это была поэзия.

— Ты спрашиваешь? — Спазм сжал мне горло. — Зачем вообще уходить? Ты можешь остаться здесь…

Он встал на колени и прижался лицом к моей обнаженной груди.

— Для тебя все это ново, да? Я не могу остаться. Это будет неприлично с моей стороны и может повредить тебе. Что, если нас кто-нибудь видел?

— Видел нас? — воскликнула я. — Если и не видели, то уж, конечно, они нас слышали!

Он смущенно улыбнулся.

— Это немного разные вещи. — Он положил палец мне на губы, не давая задать следующий вопрос. — Нет, ты должна знать, как все должно быть.

— Ну, раз ты уходишь, можно я пойду с тобой? — спросила я грустно.

Но он лишь рассмеялся.

— Спасибо тебе, милая, что разделила со мной постель. — Он выскользнул на веранду. И ушел.

Я немного подождала.

— Дедушка, — прошептала я. — Дедушка? Где же ты? — Я слышала свой голос как будто издалека, с нотками истерики.

— Да, я здесь. (Где же он еще мог быть? Иллюзия замерцала: он свернулся клубком около меня. Мы лежали под сторожкой, в грязной норе. А потом мои комнаты снова стали комнатами, и я услышала его голос, раздавшийся из коридора, и его быстрые шаги.) Что?

— Он ушел!

— И что? — Дедушка вошел и встал около меня, прямой, как сосна, человек, одетый в голубые и серо-зеленые платья. Он выглядел старше, был какой-то уставший, изможденный в сером утреннем свете.

— Как что? Он ушел!

— Конечно, он должен был уйти. Он джентльмен. А ты — женщина, даже несмотря на то, что вы сношались целую ночь, как мартышки во время течки. Он ушел на рассвете, прежде чем твоя семья обнаружила бы его здесь. — Он хлопнул в ладоши.

Моя служанка Джозей с убранными назад волосами и помятыми после сна платьями, не говоря ни слова, принесла ему толстую соломенную циновку. Его лицо исказилось болью, когда он садился. — Наступила осень, Внучка. Ночные морозы убьют меня.

Мне было не до его болей. Я даже не чувствовала холодного ветра, от которого моя кожа покрылась пупырышками.

— Но он вернется в свой мир, выскользнет из магии и уйдет навсегда!

— Ты так не уверена в своем обаянии, маленький жукоед?

— Да. Нет. Дедушка, я не могу потерять его сейчас!

— Значит, ты думаешь, что этого было недостаточно?

Я с любопытством посмотрела на него:

— А ты думал, мне будет этого достаточно? Нет!

— Я надеялся на это. — Он тяжело вздохнул. — Что ж, очень хорошо. Тогда мы не позволим ему покинуть наш мир даже на день. Внук! — позвал он.

— Да, — в коридоре раздались быстрые легкие шаги, а затем появился Брат. Он отодвинул экран и подошел к нам. Он иногда оборачивался во сне в лису и забывал менять облик, но на этот раз он был в образе стройного мужчины с тяжелым взглядом. Косичка была распущена, одежда в беспорядке, как будто он спал в ней.

— Не входи сюда! — огрызнулся на него Дедушка. — Ее служанки должны предложить тебе войти и проводить тебя к ней и усадить по другую сторону экрана.

— Я не думаю, что это имеет значение, — упрямо сказал Брат. — Здесь нет никого, кто бы мог нас увидеть. Йошифуджи ушел. Она моя сестра, да и ты сам вошел.

— Я глава этой семьи, — сказал Дедушка и потер глаза, — старик, но я единственный, кто не забывает, что под этой оболочкой, — он показал пальцем на меня, сидящую обнаженной среди мятых платьев, — мы до сих пор лисы.

— Я нет… — начала я с жаром.

Но он перебил меня:

— Внук, иди. Найди его.

— Сейчас? Зачем?

— Затем, что я говорю тебе это сделать.

Брат отвернулся, наклонил голову:

— Я виноват. Я не хотел быть непокорным. Я удержу его внутри нашей магии. — Брат поклонился и вышел.

Я слышала, как он звал своих слуг, когда бежал к своим комнатам, чтобы переодеться в охотничьи платья. Он был более человечным, чем думал сам.