Читать книгу "Желтый Кром - Олдос Хаксли"

Пожилую даму сменила девушка в белом муслиновом платье, украшенном розовыми лентами. На ней была шляпа с широкими полями, так что Дэнис не мог видеть ее лица. Но, судя по фигуре и округлости обнаженных рук, она была молода и недурна собой. Мистер Скоуган посмотрел на ее ладонь, потом шепотом сказал:

—Вы все еще невинны!

Молодая особа смущенно хихикнула и воскликнула:

— О Боже!

—Но вы не долго такой останетесь, — добавил мистер Скоуган замогильным голосом. Молодая особа снова хихикнула. — Рок, который определяет малое в не меньшей степени, чем великое, открыл мне это в линиях вашей руки. — Мистер Скоуган взял лупу и снова принялся рассматривать белую ладонь. — Интересно, — сказал он про себя, — очень интересно. Ясно как день. — И умолк.

—Что ясно? — спросила девушка.

—Мне не следует говорить вам это. — Мистер Скоуган покачал головой. Медные серьги, которые он прикрепил к своим ушам, тихонько звякнули.

—Ну пожалуйста, пожалуйста! — попросила она.

Колдунья, казалось, пропустила ее слова мимо ушей.

—А вот что дальше, не совсем ясно. Судьба не говорит о том, ждет ли вас впереди замужество и будет ли у вас четверо детей или вы попытаетесь сниматься в кино и у вас не будет ни одного ребенка. Конкретно указан только один этот довольно важный эпизод.

—Какой? Какой? Ну, расскажите мне!

Фигура в белом муслине нетерпеливо склонилась к мистеру Скоугану. Тот вздохнул.

—Ну что ж, — сказал он, — если вы настаиваете, пусть так. Но если случится что-то неожиданное, вините только свое любопытство. Итак, слушайте. — Он поднял острый, с ногтем, похожим на коготь, указательный палец. — Вот что говорит судьба. В следующее воскресенье, в шесть часов вечера, вы будете сидеть на втором перелазе той тропинки, что ведет от церкви к нижней дороге. В этот момент там появится человек, мужчина. — Мистер Скоуган снова посмотрел на ее руку, словно для того, чтобы освежить в памяти детали этой сцены. — Мужчина, — повторил он, — невысокого роста, с острым носом, нельзя сказать, чтобы красивый, и не совсем молодой, но интересный. — Это слово он произнес медленно и с присвистом. — Он спросит вас: «Не можете ли вы показать мне дорогу в рай?» И вы ответите: «Да, могу» — и пойдете с ним к ореховой рощице.

Он замолчал.

— Это действительно правда? — спросил белый муслин.

Колдунья только пожала плечами.

—Я просто говорю вам, что прочитала в линиях вашей руки. С вас шесть пенсов. Да, сдача у меня найдется. Спасибо. До свидания.

Дэнис спрыгнул со скамейки. Кое-как привязанный к шесту, вяло повис британский флажок в безветренном воздухе. «Если бы я так умел», — подумал он, относя скамейку назад к чайной палатке.

За длинным столом, наливая из чайника чай в толстые белые чашки, сидела Анна. Перед ней на столе лежала аккуратная стопка отпечатанных листков. Дэнис взял один и посмотрел на него с нежностью. Это были его стихи. Их отпечатали в пятистах экземплярах, и листки четвертного формата выглядели очень приятно.

— Много продали? — спросил он небрежно.

Анна недовольно склонила голову набок.

—К сожалению, пока только три. Но я даю экземпляр бесплатно каждому, кто выпьет чаю больше, чем на шиллинг. Так что в любом случае тираж расходится.

Дэнис не ответил, но медленно пошел из палатки. Он смотрел на лист, который держал в руках, и на ходу, смакуя, читал про себя напечатанные на нем строчки:

Качели, карусели, гири,

Азартный треск в стрелковом тире,

Американских горок визг,

Летящий мимо цели диск,

С пыхтящей трубкой «тетка Салли», —

Вы тоже кольца здесь бросали?

Кто это праздником назвал?

Чья маска каждый карнавал

Картонным носом непомерным

Тянулась к розам парфюмерным

Венецианских круглых щек?

Без маски кто б смеяться смог

Так вольно, как теперь смеется! —

Когда слона-канатоходца

Свирепый Гальба выводил,

По проволоке зверь ходил,

А в цирке бой гремел кровавый,

Иным казавшийся забавой:

Герои насмерть здесь дрались,

И чернь кричала: «Веселись,

Рабы империи бесправной,

Где жизнь мрачней тюрьмы бесславной!»

Прославим праздник! Кто из вас

За жизнь свою хотя бы раз

Отведал подлинной свободы?

Кроваво-красные разводы

На русском расцвели снегу,

Совсем как розы на лугу,

Сквозь лед и стужу прорастая,

И лепестки летели, тая,

Нетронутый окрасив снег.

И умирали... Человек

Разбил отжившие оковы,

Порядок смел средневековый,

Обычай, веру и закон

Преобразил, очистил он:

Растаял паром на морозе

Порок, и снег, подобно розе,

Кровавым запылал огнем. —

Прославим праздник! Петь начнем

Под древом подлинной свободы!

В тени волшебной хороводы

Всю ночь води, Картонный Нос,

И песни пой, смеясь до слез!

«Свободны, счастливы...»

Но эхо

Доносит только отзвук смеха,

«Свободны, счастливы...» Увы,

Невесело смеетесь вы

На вашей ярмарке... «Свободны!»

Смешок фальшивый, безысходный,

С веселым распростился днем. —

Прославим праздник, петь начнем![33]

Он аккуратно сложил листок и положил его в карман. У этой вещи были свои достоинства. Решительно были. Но как неприятно пахнет толпа! Он закурил папиросу. Коровы пахнут лучше. Через калитку в стене парка он прошел в сад. Там центром шума и суматохи был бассейн.

— Второй заплыв в соревнованиях девушек!

Это был мягкий голос Генри Уимбуша. Его окружала толпа крепких и гладких, похожих на тюленей фигур в черных купальных костюмах. Серый котелок Уимбуша — аккуратный, круглый и неподвижный в центре движущегося моря — был островком аристократической невозмутимости.

Держа на расстоянии одного-двух дюймов от глаз свое пенсне в черепаховой оправе, он громко читал имена в списке.

—Мисс Долли Майлз, мисс Ребекка Баллистер, мисс Дорис Гейбелл!..

Пятеро молодых особ выстроились в ряд на краю бассейна. Со своих почетных мест на другой его стороне старый лорд Молейн и мистер Калламей смотрели на них с живым интересом. Генри Уимбуш поднял руку. Воцарилась напряженная тишина.