Читать книгу "Всем смертям назло - Вадим Давыдов"

— Назови моё имя.

— Яааааааа… нннееееее… могууухххх…

— Может, хватит? — скучающе спросил Гурьев. — Надоело, ей-богу. Назови моё имя.

— Ардзаа… Меннняааа… Ардзаа.

— Моё имя. Моё.

— Я… не… могу… — слова выходили из гортани лежащего человека с трудом, как будто тот, кто выталкивал их, стремительно терял силу.

— Боишься, — кивнул Гурьев. — Назови моё имя. Моё имя. Я хочу слышать, как ты произносишь его. Говори. Моё имя. Моё – имя!

— Нннеееееееттт…

— Моё имя.

— Ззззааа… Зззааааа… Нннеееееетттт…

— Тогда убирайся.

Близнецы на миг усилили вибрацию, но тут же притихли – вибрация не пропала, но стала значительно слабее. Вот так, подумал Гурьев. Вот так. Ротшильд открыл глаза и посмотрел на Гурьева мутным взглядом:

— Где… Где я?

— Дубль два, — улыбнулся Гурьев. — Весь вечер на манеже – одни и те же. Ваш квартирант почему-то говорит по-английски. Интересно, а по-русски он может? Вы знаете русский, Виктор?

— Н-нет…

— А как же вы общаетесь с вашими друзьями из Коминтерна?

— Немецкий… Английский…

— Ну, транслируйте ему: я хочу в следующий раз услышать какой-нибудь другой язык, а то английский за последнее время мне неимоверно надоел. Кстати, а этот господин, который вас завербовал, — Арнольд Дейч, он же Стефан Ланг, — на чём он вас развёл, Виктор? На любви барона и миллионера к несчастным оборванцам? Что он мог предложить вам в обмен на ваше сотрудничество? Да ещё такое активное – не просто позволить симпатизировать и оплачивать фокусы, а даже – вербовать неофитов. Что же? Должность председателя Всемирного банка Коминтерна?

— Я не знаю, о ком – и о чём – вы говорите.

— А вот мистер Дейч знал. Знаете, Виктор, вы оба – и этот вечный, вроде меня, скиталец, сын словацкого учителя, и вы – сумели, в общем, меня удивить. Единственное, чего я не могу понять: что у вас может быть общего? Или вы думаете, ваши контакты трудно было отследить? По-моему, только тупые ослы-педерасты из британской разведки могли не заметить, что вы оба тут под самым носом у них вытворяете. Так что же у вас общего? Вы мне не расскажете?

— А этот – как вы его назвали? — этот господин – он вам ничего не рассказал?

— Нет. Он продемонстрировал такое стремление воспарить к мировой революции, что пришлось его слегка… гм… заземлить. А то ведь буйные кембриджские идеалисты просто переключились бы с вашего канала связи на его. А это весьма не душеполезно. Весьма.

До Дейча-Ланга Гурьев пока не добрался, но Ротшильду не следовало об этом знать. Тем более, это скоро произойдёт, подумал он. Мои псы войны голодны, им нужно научиться охотиться. И – без Дейча охота на кембриджский кружок юных «сицилистов» могла не состояться, а этого допускать было ни в коем случае нельзя. Ни упускать этих золотых мальчиков, ни сдавать их секретной службе Гурьев вовсе не собирался.

— Вы… вы сумасшедший психопат, — Ротшильд задрал подбородок и закрыл глаза.

— А я думал, вы больше не станете ругаться, — Гурьев вздохнул. — Боже ты мой, я потратил больше часа, и до сих пор не узнал больше того, что уже знаю. Это мне не нравится. Вы слышите, барон? Не нравится.

— Я не… Этот орёл… Я не знал.

— А что – если бы знали, повели себя иначе?! С чего вы взяли, что меня интересуют ваши извинения?! Я не исповедник, чтобы вы передо мной каялись. Мне нужны ответы на вопросы, только и всего. Кольцо у вас? Где оно? Зачем оно вам?

— Не могли бы вы задавать ваши вопросы помедленнее? Я не могу сосредоточиться. О каком кольце идёт речь? У меня много колец, как вы понимаете.

— Понимаю. И вы понимаете, о каком именно кольце речь. Я слушаю.

— Какое отношение вы имеете к нему?

— Нет, ну это просто уже становится по-настоящему весело, — приподнял плечи Гурьев. — Неясно, кто кого допрашивает. Кольцо у вас, Виктор?

— Оно бесполезно. Оно ничего не значит. Вы не сможете им воспользоваться.

— Ф-фу, — Гурьев поджал губы. — Виктор, отвечайте на вопрос. Мне всё равно, что вы думаете. Или что думает этот зверёк у вас внутри.

— Кольцо в Москве. То, что вы ищете, не здесь. Возвращайтесь туда.

— Я ищу кольцо, Виктор, — терпеливо, как ребёнку, повторил Гурьев. — Вы врёте и тянете время. Я ищу кольцо. Я не собираюсь его никак использовать, кроме как по его прямому назначению – как венчальное кольцо. Где оно?

— Каким?!? — на лице у Ротшильда изобразилась такая бездна удивления, что Гурьев испытал почти непреодолимый соблазн поверить ему. — Каким, вы сказали?! Венчальным?!

— Венчальным, обручальным. Какая вам разница?

— Так вы ничего… вы не знаете, — в голосе Ротшильда послышалось неимоверное облегчение. — Вы не знаете. Мне нужно выйти отсюда, и я немедленно отдам распоряжение вернуть вам это дурацкое кольцо.

— Какая щедрость. Кольцо работы Бенвенуто Челлини, с изумрудом на двенадцать каратов и двенадцатью четвертькаратными бриллиантами, не считая мелочи по одной десятой – сорок восемь штук. Я просто вас выпущу, а вы – просто выйдете и просто отдадите распоряжение. Интересно, вы всегда так недооцениваете противников? Удивительное самомнение. — Гурьев снова вставил шприц в катетер и ввёл ещё немного «правдотина». — Ладно, оставим пока кольцо. Походим немного кругами. При чём тут графиня Дэйнборо?

— Я не понимаю…

— Понимаете, Виктор. Всё вы прекрасно понимаете. Не нужно сопротивляться этому пониманию. Нужно просто отвечать на вопросы. Вежливые, спокойные вопросы. Отвечайте на мои вопросы, Виктор. Это совсем не трудно – ответить на несколько вопросов. А потом можно будет отдохнуть. Договорились?

— Я не хочу.

— Я знаю. Но это очень нужно, Виктор. Простые вопросы – простые ответы. И тишина. Ведь нужно наказать графиню Дэйнборо, правильно, Виктор? За что нужно наказать графиню? Что она сделала?

— Нельзя, чтобы она смогла… Ей нельзя давать возможность… Чтобы мальчишка… Мальчишка не должен ничего знать. Нельзя допустить, чтобы она сказала ему.

— Она не скажет, Виктор.

— Вы… не понимаете… Этого нельзя допустить. Пока она жива, он может узнать. Только она может сказать. Только у неё есть такое… Она обязана сказать. Не может не сказать. Вы уже знаете… Я чувствую, вы знаете.

— Вы хотите её убить?

— Вы не понимаете… Я не убийца… Я охотник… Это такая кровь… Её можно почувствовать. Её нельзя не чувствовать… Нельзя убивать. Нужно просто… заставить умереть. Вы можете? Заставьте её.

Сковать тебе чего-нибудь железного, подумал Гурьев, или так сойдёт? Кто из них говорит со мной сейчас – зверь или человек? Или – уже нет никакой разницы?

— Конечно, Виктор. Конечно. А зачем?