Читать книгу "Турецкий ятаган - Сергей Шхиян"

Мы встали друг перед другом, слегка, как перед прыжком, согнув ноги. Федор был почти на голову ниже меня, но крепок и широк в кости, вес у нас был примерно одинаковый. Я, расслабившись, ждал нападения. Оно не замедлило произойти, причем очень решительное. Федор напружинил ноги и бросился на меня всем телом, рассчитывая сбить с ног. Я отступил в сторону, принял его на подножке и легко перекинул через бедро. Бедолага кубарем полетел на землю.

— С подножкой не считается, — сердито сказал он, вскакивая на ноги.

Спорить было не о чем, и я только пожал плечами. Боярина борьба заинтересовала. Он подошел и посмотрел на меня оценивающе.

— А со мной потягаешься? — свысока глянув на проигравшего парня, спросил он.

Я еще помнил вчерашний ужин и не удержался от соблазна наказать гордеца:

— Пожалуй, только потом не говори, что не считается.

Боярин, как я уже упоминал, был могучим, матерым мужчиной, как говорится, в самом расцвете сил, к тому же тяжелей меня килограммов на пятнадцать. Если такому попадешь в руки, мало не покажется. Но у нас, как я считал, был несоизмеримый бойцовский опыт, и бояться мне было нечего. Мое легкое согласие его насмешило. Он, как и я, ничуть не сомневался в своем превосходстве.

Мы с ним встали друг перед другом, напружинив ноги. Учтя Федину ошибку, он не спешил нападать, выжидая момент. Наконец решив, что пора, пошел на меня. Я подпустил его, и мы схватили друг друга, как в таких случаях говорят, за грудки. Он надежно уперся ногами в землю и начал давить меня вниз, пытаясь своей недюжинной силой и весом прижать к земле. Я начал приседать и заставил его сместить центр тяжести. После чего потянул за собой. Он поддался соблазну придавить меня сверху. Однако, падая на спину, я упер ногу ему в живот, рванул за плечи и легко перекинул через себя. Боярин кубарем покатился по земле.

— Ты что это, смерд, творишь! — заорал он, тяжело поднимаясь на ноги. — Да я тебя, да за такие дела!

После этого предисловия он бросился на меня с кулаками, собираясь прибить. Я повторил недавний прием с подсечкой, и теперь уже без особых ухищрений с моей стороны он вновь полетел на землю. Второе падение оказалось менее удачным, чем первое, и обозленный феодал поднялся с земли с трудом. Снова нападать на меня желание у него уже пропало. Зато взгляд его пылал неукротимой ненавистью.

— Попомнишь ты меня, смерд! — негромко сказал он и, прихрамывая, отошел к реке.

Я понял, что нажил себе если не смертельного врага, то большого недоброжелателя.

Пожалуй, мне не стоило так явно демонстрировать свое «техническое» мастерство и превосходство, но их сиятельство своим высокомерным поведением меня порядком разозлил, и я не очень раскаивался в том, что утер ему нос.

На мое счастье, атмосферу взаимного недовольства разрядил появившийся в поле зрения утлый челн. По мелководью, между затопленных кустов и деревьев к нам продиралась долбленая из ствола дерева лодка, ведомая тщедушным крестьянином, что есть сил упиравшимся в дно длинной жердью.

— Ты пошто, холоп, опоздал! — заревел боярин, срывая на крестьянине злобу. — Я с тебя, с такого-растакого, шкуру спущу!

Крестьянин, ничего не ответив на ругательства, привычно вжал голову в плечи и начал толкать лодку еще быстрее. Не дойдя до сухого места метров пять, долбленка зацепилась днищем на грунт и встала.

— Ближе подгони! — опять заорал на мужика боярин.

— Не могу, государь-батюшка, — виновато произнес лодочник. — Не столкнуть мне ее.

— Эй, вы! — повернулся в нашу сторону патрон. — Тащите лодку к берегу, а то я ноги промочу!

Первое желание у меня было послать наглеца на всем известные три буквы, но Федор уже бросился в воду и, чтобы не остаться на этом берегу, я, скрипя сердцем, полез за ним в ледяную воду. Когда я добрался до челна, вода залилась мне в сапоги, и ноги мгновенно заледенели. Втроем с лодочником мы подтащили лодку к берегу. Высокородный боярин, не торопясь, влез в нее и уселся на скамейку. Мы с Федором вышли на берег, загрузили суденышко своей поклажей и, при слабосильном участии крестьянина, волоком оттащили на глубину. Я был по пояс мокр, левую ногу у меня начало сводить судорогой, и когда лодка оказалась на плаву, я с трудом в нее взобрался.

Социальная несправедливость, когда она касается лично тебя, воспринимается многократно болезненнее, чем абстрактная. Боярин, вольготно рассевшийся на единственной скамейке, вызвал во мне такое раздражение, что я стиснул зубы, чтобы не устроить скандала с мордобоем.

Лодка начала медленно двигаться от берега. Мы с Федором, чтобы не опрокинуть суденышке, опустились на мокрое днище. Ока, летом не широкая, сейчас вольготно разлилась по низким берегам, и до противоположного берега было очень далеко, навскидку не меньше полукилометра. Вдоль водной поверхности дул порывистый холодный ветер и выдувал из меня последнее тепло.

Чтобы согреться, я взялся помогать крестьянину и начал грести единственным веслом. Дело пошло веселее, и наше каноэ быстрее заскользило по воде. Вскоре мы вышли на глубину, шест перестал доставать до дна, и единственным движителем оказался я со своим веслом. Я встал на дно лодки как в каноэ на одно колено и греб на две стороны. Длинный челн с мелкой посадкой и обтекаемыми формами ходко пошел поперек течения, и желанный берег начал быстро приближаться.

— Как тут у вас, — спросил боярин хозяина лодки, — спокойно? Воры не балуют?

— Тихо все, государь-батюшка, только что казаки кого-то ищут. Гонец давеча с того берега приплыл, велел своим кордоны ставить. Сказывают, какой-то разбойник видимо-невидимо казаков порешил, вместе с ихним есаулом.

Я, занятый греблей и прикрываясь глухотой, ничего не услышал, а боярин с Федором многозначительно переглянулись и одновременно посмотрели на меня.

— И что же это за разбойник? — спросил боярин у перевозчика.

— Кто его знает, государь-батюшка, мы люди темные, нам это неведомо.

На этом месте заинтересовавший всех присутствующих разговор прервался, наш утлый челн достиг мелководья и остановился довольно далеко от берега. Я резонно предположил, что боярин опять не захочет мочить ноги, а потому, прихватив свои сумки и ятаган, выпрыгнул из лодки и, не оглядываясь, пошел к берегу.

— Эй, глухарь! — закричал мне вслед боярин, — Ты куда, вернись!

Я, не оглядываясь, дошел по воде до берега, поднялся на сухой взгорок и начал стаскивать с себя полные воды сапоги. В это время Федор с крестьянином тщетно пытались дотащить лодку до берега. Боярин стоял в ней во весь рост и ругался последними словами. Не обращая на него внимания, я отжал портянки, и снова обулся.

Лодка окончательно засела метрах в двадцати от берега и, несмотря на все угрозы и проклятия боярина, подтащить ее к берегу «бурлакам» не удавалось. Я полюбовался на их тщетные усилия и начал собирать подсохший валежник для костра. Не выдержав ожидания, вельможный товарищ бросился в воду и, изрытая угрозы, гоня волну, побежал ко мне. Только теперь я удостоил его вниманием и ждал приближения. Красивое лицо боярина налилось кровью, глаза метали молнии, а рука, сжатая в кулак, явно искала встречи с моим лицом.