Читать книгу "1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера? - Андрей М. Мелехов"

Между прочим, много писалось о том, что в первые дни после нападения немцев сам факт нахождения в эшелонах сотен тысяч людей и гор военной техники отрицательно сказался на способности Красной Армии организовать эффективную оборону. И это, разумеется, чистая правда. Случалось, глубоко прорвавшиеся танковые клинья Вермахта заставали эшелоны с войсками в чистом поле или на станциях во время разгрузки. Подобное заканчивалось одним и тем же: в обстановке полной паники немцы устраивали настоящую бойню. С другой стороны, историки забывают, что, ударь Красная Армия первой, возможность гибко перенаправить ещё не разгруженные эшелоны со стрелковыми и механизированными корпусами на тот или иной участок фронта позволила бы сэкономить немало времени. Ведь в обстановке быстро развивающегося наступления – когда порой и два-три часа имеют решающее значение – лишний цикл разгрузки-погрузки означал бы как минимум два-три потерянных дня, и соответственно, упущенные возможности. А в случае удачного контрудара противника поздно подошедшие резервы вообще могут вызвать провал стратегического замысла «глубокой операции», приведя к полной потере инициативы. Но вернёмся к разговору о датах...

Дело в том, что существуют ещё несколько дат, неуклонно повторяющихся во многих советских документах той поры – это 19–21 июня 1941 года. Прежде всего, как мы уже говорили, именно к 21 июня были приведены в состояние полной боевой готовности и выведены в приграничные районы сосредоточения практически все боеспособные механизированные корпуса, артиллерийские полки и противотанковые артбригады первого стратегического эшелона: этому перемещению «стальной гвардии» «из леса в лес» я уже посвятил довольно много места в двух других книгах цикла «Большая война». Заметим, что и немцы проделали то же самое практически в те же даты со своими мотомеханизированными соединениями и артиллерией. Далее: именно в период 19–21 июня1941 года произошёл «переезд» уже созданных фронтовых управлений на передовые командные пункты. В тот же день – 21 июня – должны были выехать в приграничные округа товарищи Жуков, Мерецков и Тимошенко, а также «сопровождающие их лица». Те, кто выехать успел (например, Мерецков), были вынуждены вернуться буквально через день: запланированный визит на границу не был связан с нападением немцев и, соответственно, потерял смысл сразу после начала вторжения. 21 июня приграничные округа и флоты получили долгожданное распоряжение, развязывавшее руки в отношении самолётов-нарушителей. Об этом, в частности, свидетельствует Герой Советского Союза Ф.Ф. Архипенко: «...За день до войны пришла шифровка, разрешающая сбивать немецкие самолёты-разведчики» («Разгром 1941. На мирно спящих аэродромах...», с. 387).

Согласно таблице историка-«антисуворовца» Дэвида Гланца (составленной по данным генерала Захарова), именно к 22 июня 1941 года должны были прибыть в назначенные районы и разгрузиться войска нескольких армий 2-го стратегического эшелона – 16-й, 19-й, 20-й и 21-й («Колосс поверженный. Красная Армия в 1941 году», с. 164). Интересна судьба упомянутого выше приказа № 070 НКО: помните, согласно ему выпуск курсантов военных училищ переносился с осени на 1 июля 1941 года? Так вот, В. Савин подсказывает, что «впоследствии выпуск был перенесён на 15 июня, кроме того, выпускники немедленно направлялись в части, к которым были приписаны» («Разгадка 1941. Причины катастрофы», с. 207). Это означает, что в войска все эти десятки тысяч новоиспечённых сержантов и лейтенантов-«отпускников» (по выражению К. Симонова: см. с. 7 «100 суток войны») должны были прибыть аккурат к 22 июня. А вместе с юными «летёхами» к той же дате съезжались на границу и их старшие братья – мобилизованные из запаса командиры. «Несколько сот» этих офицеров, не знающих, где теперь – после «неправильного» начала войны – искать свои части, обнаружил на станции Шепетовка 24 июня 1941 года знаменитый командарм М.Ф. Лукин (см. «Командарм Лукин», с. 33). Его 16-я армия, тайно прибывшая из Забайкалья после путаного четырёхнедельного путешествия, разгрузилась на Украине к 22 июня. А на станцию Шепетовка он приехал не за «бесхозными» офицерами, а чтобы встретить входивший в его армию полнокровный («около 1300 танков») 5-й механизированный корпус генерал-майора Алексеенко.

В своей статье «Три плана товарища Сталина» Марк Солонин приводит выдержки из любопытнейшего Приказа № 00229 от 18 июня 1941 года командования Прибалтийского Особого военного округа (ссылка на «Сборник боевых документов Великой Отечественной войны», № 34, Москва, Воениздат, 1953, – с. 11–12): «...Начальнику зоны противовоздушной обороны к исходу 19 июня 1941 г. привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа (прим. автора: получается, что боеготовность ПВО Кузнецов начал повышать даже не в обед 21 июня – как упоминалось выше, а уже днём 19 июня)... Не позднее утра 20.6.41 г. на фронтовой и армейские командные пункты выбросить команды с необходимым имуществом для организации на них узлов связи... Наметить и изготовить команды связистов, которые должны быть готовы к утру 20.6.41 г. по приказу командиров соединений взять под свой контроль утверждённые мною узлы связи... Отобрать из частей округа (кроме механизированных и авиационных) все бензоцистерны и передать их по 50% в 3-й и 12-й механизированные корпуса. Срок выполнения 21.6.41 г.» (сборник «Правда Виктора Суворова», с. 84). Напомню читателю, что 3-й и 12-й механизированные корпуса, насчитывавшие вместе не менее 1478 танков (включая минимум 136 Т-34 и КВ), – это основа «бронированного кулака» уже созданного к тому моменту (судя по тексту приказа) Северо-Западного фронта. Зачем им бензоцистерны? Ответ достаточно очевиден: чтобы увеличить автономность мехкорпусов в первые дни наступательной операции.

Приводит М. Солонин и выдержки из текста Приказа № 0033 от 18 июня 1941 года («Сборник документов...» – с. 22–25), отданного во исполнение приказа командования фронтом командиром упомянутого выше 12-го мехкорпуса генерал-майором Шестопаловым Н.М.: «С получением настоящего приказа привести в боевую готовность все части. Части приводить в боевую готовность в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять... С собой брать только необходимое для жизни и боя». «Дальше, – пишет М. Солонин, – идёт указание начать в 23.00 18 июня выдвижение в районы сосредоточения, причём все конечные пункты маршрутов находятся в глухих лесах» (там же). Напомню ещё раз, что аналогичные по содержанию приказы («из леса в лес») получили и тайно – передвигаясь исключительно ночью – 18–21 июня выполнили сотни тысяч военнослужащих, входивших в нескольких десятков танковых и моторизованных дивизий, а также артполки и противотанковые артбригады первого стратегического эшелона Красной Армии.

М. Солонин в своей книге «22 июня. Анатомия катастрофы» цитирует доклад командира 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса Хацкилевича (Западный Особый военный округ) от 4 августа 1941 года: «...20 июня 1941 г. командиром корпуса было проведено совещание с командованием дивизий, на котором была поставлена задача о повышении боевой готовности, т.е. было приказано окончательно снарядить снаряды и магазины, уложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить ещё раз районы сбора частей по боевой тревоге, установить радиосвязь со штабом корпуса. Причём командир корпуса предупредил, что эти мероприятия проводить без шумихи, никому об этом не говорить, учёбу продолжать по плану. Все эти указания были выполнены в срок. 22 июня в 2 часа был получен пароль через делегата связи о боевой тревоге со вскрытием «красного пакета». Через 10 минут частям дивизии была объявлена боевая тревога...» (с. 98). Удивительно! Оказывается, самое мощное механизированное соединение Красной Армии на Западном фронте (1131 танк, из них – 452 КВ и Т-34) нарушило режим радиомолчания ещё 20–21 июня 1941 года! Ещё удивительнее то, что так называемый «красный пакет» в 6-м мехкорпусе вскрыли за два часа до начала войны – и осуществили это вроде бы в нарушение запрещающего поступать именно таким образом приказа Сталина (мирно спавшего в 2 часа ночи на своей даче) и «предупреждающей» директивы Жукова—Тимошенко! Учитывая, что условный пароль вскрыть пакет с инструкциями на случай начала войны доставил делегат связи, приходится сделать вывод о том, что гонец из штаба фронта выехал ещё раньше – скажем, примерно в 1.00 ночи 22 июня.