Читать книгу "Измененный - Майкл Маршалл Смит"

Залитый тусклым холодным светом экрана, Хантер скоро понял — пусть улов и мог показаться незначительным, однако именно здесь Хейзел хранила свое прошлое. В компьютере обнаружилось много фотографий — кто-то из детей потрудился оцифровать запечатленное прошлое мамочки. Хантер привалился спиной к стене и начал просматривать папки.

К четырем утра он нашел лишь одну достойную внимания фотографию. На снимке Дэвид Уорнер с супругами Уилкинс, те сидят в каком-то баре давно канувшим в историю вечером, и Хантеру показалось, что Хейзел на этом снимке чувствует себя неуютно. Уорнер положил руку ей на плечо и скалится, как акула. Хейзел натянуто улыбается. Но от этой фотографии никакого проку, потому что все запечатленные на ней люди, за исключением Уорнера, уже умерли.

Наконец он дошел до последней фотографии. На ней довольно много народу, и, рассмотрев картинку как следует, Хантер понял, что у него трясутся руки. Он закрыл ноутбук, но руки все равно продолжали трястись. Образы так и оставались стоять перед глазами. Фотография, скорее всего, была сделана женщиной, которая лежала теперь в спальне мертвая. Во всяком случае, ее на фото нет, а муж — есть. На фотографии запечатлен стол на боковой террасе ресторана «Колумбия» на Сант-Армандс Серкл. На столе множество тарелок с недоеденной едой и бокалов с недопитой сангрией. Горят свечи и лампы — середина вечера, разгар ужина. Фил Уилкинс в центре, рядом с молодым еще Уорнером, с ними две женщины и двое мужчин, все они казались Хантеру смутно знакомыми. Те выглядят счастливыми и до краев полными уверенности в завтрашнем дне и радости от собственного благополучия и богатства; они улыбаются друг другу, сверкая зубами, загар на их лицах плотный, словно крепостная кладка, — за исключением двоих в центре, чьи улыбки кажутся натянутыми, как будто их терзает какая-то посторонняя мысль.

Позади стола, сбоку, на границе светового круга от вспышки, стоит еще один человек. Он смотрит вниз, потому что в этот момент запирает видавшую виды машину, на которой приехал. Он понятия не имеет, что «Кодак» в двадцати ярдах от него фиксирует момент. Этот человек — Джон Хантер.

В тот миг, когда делается снимок, те даже не подозревают о его присутствии. Но он помнил тот вечер. Через полминуты после того, как была сделана фотография, он заметил за столом Фила Уилкинса, а Фил встал и вышел к Хантеру, чтобы тот — теперь он понял — не обходил вокруг стола.

Они немного поговорили. Хотя Хантер знал некоторых в лицо — и пару раз встречался с Уорнером, — никто из компании не обратил на него никакого внимания. И у него все это время голова была занята другим. Он спешил на встречу с женщиной. Он помахал всем присутствующим и ушел. Отправился в гораздо более дешевый ресторан на другой стороне Серкла, но оказалось, что его возлюбленная еще не пришла, и он успокоился.

Через час, когда та все равно не пришла, Хантер уже не был так спокоен. В конце концов он остался в ресторане один.

Да, он помнит тот вечер. Последний вечер, который Джон Хантер провел свободным человеком. Вечер до того, как копы нашли изуродованное тело той единственной женщины, которую он любил, и обвинили в убийстве его.

Глава 26

Я проснулся с затекшей шеей и жуткой головной болью. Я лежал, растянувшись на полу, вжавшись в ковер и повернув голову на девяносто градусов относительно ее нормального положения. Моя шея все это время сносила ужасные неудобства и поспешила объявить об этом, как только я очнулся. Стоило открыть глаза, и мир вдруг в тот же миг стал в тысячу раз хуже. Комната была полна утреннего света, льющегося через балконную дверь. Пахло пеплом и вином.

Я заморгал, сосредоточил взгляд и увидел, что мой телефон лежит на полу у лица. На экране светилось 7:35. Эти цифры вселили в меня такую панику, что я тут же сел, причем очень резко.

Дверь спальни Кассандры была закрыта.

Я успел с облегчением осознать, что все-таки не свалял накануне полного дурака и не попытался пойти туда за ней среди ночи.

В следующий миг я заметил, что дверь ванной тоже закрыта и на ней теперь написано слово. Буквы в слове были растекшиеся, вытянутые, будто написанные красным вином.

И слово было ИЗМЕНЕН.

Кто-то колотил во входную дверь.

Я начал подниматься на ноги, встал, опираясь на диван, наступил в блюдце, которое Кассандра использовала в качестве пепельницы, перевернул его, рассыпая повсюду пепел и окурки, испачканные помадой.

Я схватился за телефон. Заковылял к двери в ванную. Буквы, разумеется, были написаны не вином. Вино просто стекло бы, не оставив ничего, кроме призрачных следов. А эти буквы растекались медленно и угрожающе. Красный был с коричневым оттенком в тех местах, где успел высохнуть. Это кровь. Должно быть, кровь.

Я распахнул дверь.

— Кэсс?

Пустая ванная. Душевая кабинка. Из крана медленно капает вода. И никого.

Во входную дверь по-прежнему колотили. Я развернулся к спальне. В голове гудело, и я чувствовал, как по всему телу и под волосами проступает пот.

Я толкнул дверь спальни. Она приоткрылась дюймов на шесть, продемонстрировав полоску дальней стены.

— Кэсс? Ты здесь?

Ответа не последовало, поэтому я повторил вопрос, перекрикивая все нарастающий грохот во входную дверь и заглушая осознание, что мне все-таки придется войти в спальню.

— Кассандра?

Я толкнул дверь сильнее и шагнул внутрь.

Запах духов, какими пользуется Кассандра. Постель пустая. Одеяло откинуто. Все залито кровью. Сколько же здесь крови!

Тела нигде не было видно, но я знал, что Кэсс не могла бы потерять столько крови и остаться в живых.

Капли пота на теле разом заледенели. Я вывалился обратно в гостиную. Кажется, что меня вот-вот хватит инфаркт, но мне наплевать. Из двери вокруг замка начали вылетать щепки. Я заковылял в противоположную от нее сторону, к балконной двери.

На балконе было очень светло и жарко. Сам балкон был в три шага шириной и в четыре — длиной. Заржавевшие перила, сломанные плитки под ногами. Двумя этажами ниже протянулась полоска заброшенной земли, некогда ухоженная, а теперь заросшая кустами и склоненными пальмами, между которыми валялись предметы, выпавшие с балконов по эту сторону здания. Соседние балконы находились слишком далеко от квартиры Кассандры — на них не перебраться. Я перегнулся через перила, чувствуя, как те прогибаются подо мной, и понял, что не смогу спуститься, не сломав себе шею. Это тупик. Выйти можно только через квартиру. Я снова вошел в комнату. Как раз в тот миг, когда входная дверь наконец-то распахнулась.

В квартиру ворвалась женщина. На ней были джинсы и черная футболка, каштановые волосы были завязаны в хвост. Она поглядела на слово, написанное на двери ванной.

— А где она?

Должно быть, я посмотрел на дверь спальни. Та рванула туда, просунула голову в дверь, грязно выругалась надтреснутым голосом.