Читать книгу "Тотальное преследование - Николай Басов"

Но их убили – Том в этом не сомневался. Драгоценнейший фонд человечества сознательно, целенаправленно уничтожался, чтобы обеднить человечество в целом, лишить таланта, уничтожить в людях самое главное, что в них, оказывается, имелось. Потому что эти альфа-люди… Да, они никогда не смогли бы работать на мекафов, как работали остальные люди, которые и разницы-то между захваченной Землей и прежним строем, прежней своей жизнью не почувствовали. Не увидели никакого различия между нынешним… рабством и прежними порядками, устроенными подлыми политиками и дерьмовыми теоретиками, лишенными совести и сознания человеческой, а не фальшивой, какой-то кукольной правды!..

Такова ситуация – понял Том. Значит, нужно все менять. И примириться с тем, что для всех теперь он – преступник. Как если бы собрал банду и она стала выбивать, выламывать через кровь, человеческие страдания и боль… возможно, деньги и власть, чтобы самому жрать посытнее. Да, именно так все это мекафы и обставят очень скоро. Может, уже в высоких кабинетах, где обдумывают такие вот идеологические кампании, готовятся документы с требованиями к журналистам, телеобозревателям и, вероятно, даже романы об этом заказываются продажным литераторам… Скоро все это будет. Он для всех – преступник. Исходя из этого, Извекову и следовало теперь действовать.

По измененному плану, который оказался слишком наивным, даже детским. Теперь отсюда следовало бежать. Резко и бесповоротно, но только – незаметно. Кажется, он еще не бросается в глаза, но это лишь вопрос времени, когда тот же обалдуй из местной полиции решится на серьезные действия против него. Толстяк тот ведь что-то почувствовал, недаром так «дружелюбно» себя вел. Эти, которые привыкли людей мучить, они чувствуют… Люди вообще чувствуют – с этим ничего не поделаешь, – даже самые скверные из них. Поэтому следует уходить, причем в такое место, где даже его фальшивый паспорт сработает.

Вот только бы знать, где это место находится. А то ведь с деньгами у Извекова совсем не густо – мало взял из сундучка Борова, не хотел Чивилихина дразнить и поскромничал к тому же, чисто интеллигентски… И тогда Том понял, где может хотя бы на время осесть, где пришлого люда навалом. Он знал, что это решение правильное. Только не догадывался еще, получится ли у него и сам ли он это придумал или, как незадолго до этого, пресловутое шестое чувство подсказало ему решение?.. Да, впрочем, какая разница?

Его вычислили. Опять вычислили. Но они еще не знают, что вычислили правильно, а он об этом уже догадался, как и прежде у него случалось. И теперь – всё, обратного пути нет.

В этот момент Извеков даже не был уверен, жалеет ли о том, что обратного пути у него не было. Возможно, нечто вроде облегчения он и почувствовал, потому что теперь оставалось только действовать. Да, пожалуй, он был этому рад. Хотя впереди лежала лишь неизвестность, у которой к тому же был странный, пурпурно-тяжелый цвет – цвет застывшей крови.

Часть третьяРИСК ЗАПЛАНИРОВАН

1

Море плескалось холодным, сверкающим и необъятным пространством. При этом оно представлялось уступчивой, подвижной массой, но было к тому же широким и очень уж… пронзительным, прозрачным. В этой почти слепой ясности не на чем было остановиться взгляду. Даже облака в небе, обычно выдающие над твердью настроение дня, его погоду и обещания, тут терялись, делались малыми и незначительными.

Море было интересным. Тут можно было работать, собирать урожай, и, конечно, море следовало пересекать, волочь на гремящих двигателях какие-то грузы: контейнеры, лес, руду и все остальное, что из края вывозилось. А подумав над этим, Том с необыкновенной ясностью осознал, что вот оно, море, плещется у ног и отсюда начинается самая древняя дорога человечества, которая может привести к таким берегам и странам, о которых он только в книжках читал. А может, и не читал даже.

Бординг-хаус, где он обосновался, а проще говоря – кров для моряков, переживающих свое маленькое, личное безвременье, ожидая назначения на корабль или на какую-нибудь другую работу, связанную с кораблями, был разделен на две неравные части. В первой жили ребята, которые вели себя солидно. У них был морской диплом – гораздо более важная штука, чем паспорт. Как Тому быстро стало понятно, эти ребята имели корабельную специальность, их содержали почище и почти за ту же цену, что… в другой части, в соседнем корпусе, куда попадал непонятно какой люд, вроде него, Тома. Вернее, как он вынужден был представиться, Василия Монахова.

Здесь все было проще и гаже – некрасиво и временами даже опасно. Разные тут люди толклись. И откровенные бичи, которые хоть и считались такими же ожидающими назначения работягами, но моря не любили, боялись его и просто пользовались дешевой кормежкой и дешевой койкой на ночь. Но хватало и ребят, ожидающих какого-нибудь настоящего назначения. Просто у них не было профсоюзной карточки или морского диплома. Его, правда, можно было заработать, если пройти некие курсы и сдать экзамены, о которых тут все говорили и которых почти откровенно сторонились.

Свободное время вся эта недипломированная братия проводила за выпивкой, если у кого-то случались деньги, в бесконечном трепе и в игре в карты. Причем играли всего в три вида игр: в трехлистовой покер, который мало чем отличался от уголовной «секи», в «очко» и в «кинга». К играм Том приглядывался, но денег у него было так мало, что он не решался играть, хотя и чувствовал, что может. Карты запоминались легко, а по замысловатости комбинаций это было даже проще, чем шашки, не говоря уже о шахматах.

Извеков сразу встал на учет, согласившись практически на «любую работу», хотя и не понял, что под этим подразумевала грубая и злая тетка-регистраторша. Она никогда не смотрела на человека, который садился перед ней на простой табурет, зачем-то привинченный к полу, чтобы заполнять на себя разнообразные формуляры. Документы, которые при этом предъявлялись, тетку тоже мало интересовали. Она что-то такое делала со всеми этими карточками, задавала иной раз совсем уж глупые вопросы, на которые ответить было проще пареной репы и, как многие полагали, можно было сказать что угодно. Тем не менее тетка ответы записывала, потом с мрачноватой миной перепечатывала в компьютер и… все. Оставалось только ждать, пользуясь дешевизной этого самого бординг-хауса.

Из разных других стран тоже было немало народу. Том приглядывался к этим ребятам сначала с интересом, а когда неожиданно понял, что довольно хорошо говорит по-английски, попробовал пообщаться. Но тут лишние разговоры о людях не приветствовались, а стравить какую-нибудь историю вроде: «Шли мы как-то на Мадагаскар с грузом железок, и сдох у нас левый дизель, даже не знали, допрем ли до берега…» – такого он не мог.

Тут складывались и какие-то компании, возникали иной раз довольно удивительные дружбы и товарищества. Так эти люди привыкли жить, по крайней мере, лучшие из них. Но все же странное это было место, на взгляд Тома.

А потом пришла пора, когда ему осталось только идти либо в подручные к местным «коммерсантам», либо совсем уж зубы на полку класть. Коммерсантами тут звали ребят, кто ссуживал деньги, но за это требовал ответных услуг. Чаще всего заставляли торговать коноплей или уже кустарно изготовленными из дешевых папиросных гильз «косяками». Фокус был в том, что таких работяг быстро засекали, арестовывали и забирали. Хотя некоторые из них спустя какое-то время снова появлялись в бординг-хаусе, еще более голодные, злые, бедные и, как все считали, без малейших шансов устроиться на приличную работу. Чаще всего потом такие бедолаги исчезали, уходя на рудные комбинаты или в леспромхозы. Эта тяжкая работа на берегу считалась в бординг-хаусе последней степенью падения моряка, над ней полагалось насмехаться, и соглашались на нее совсем уж беспросветные бичи, «замазанные» долгами и неприятностями с полицией.