Читать книгу "Пир Джона Сатурналла - Лоуренс Норфолк"

— По крайней мере, нам не надо в этот ад кромешный, — без особой радости заметил Филип, вставая из-за стола.

— Да уж, слава богу, — вяло согласился Джон.

— Бога благодаришь? — осклабился Коук, сидящий напротив. — Уже забыл свою мамашу?

После первой стычки старший поваренок соблюдал осторожную дистанцию, но сейчас по бокам от него сидели Барлоу и Стаббс, и он чувствовал себя в безопасности. Барлоу гадко захихикал, Джон двинулся было к ним, но тут с дальнего конца помещения донесся взрослый голос:

— Эй-эй-эй! — Пандар Крокетт оторвал голову от стены. — Какой толк махать кулаками, делать друг из друга отбивную? Нужно беречь силы. — Он снова прислонился головой к деревянной панели. — Берите пример с меня.

Коук гордой поступью вышел вон. Пандар обнажил в ухмылке желтые зубы.

— От кого хочешь отделаться, те никуда не деваются, — сказал мужчина Джону, когда они с Филипом побрели к судомойне. — Уходят те, кто тебе дорог.

В дверях судомойни мальчиков поджидал мистер Стоун со скребками в руке. Но когда Джон потянулся за одним из них, верзила покачал головой:

— Вы сегодня не скоблите.

— Стоим у лоханей? — спросил Филип.

Мистер Стоун опять покачал головой.

— Чистим песком? — спросил Джон.

— И не это.

На лице мистера Стоуна мелькнула слабая улыбка. Он указал в сторону соседнего помещения, где шум теперь превратился в густой низкий гул, похожий на утробное ворчание громадного зверя, пробуждающегося после долгой спячки.

— Спросите мастера Сковелла, — сказал судомой. — Теперь вы работаете в кухне.

Из книги Джона Сатурналла:

О Пире по случаю Дня святого Иосифа

Каплун готов к столу, когда дым начинается колыхаться, что тряпка на ветру. Фазаны, гуси и утки должны подождать, покуда истекающий из них сок не станет прозрачным. Поросенок пригоден к употреблению, когда у него глаза вылезают из глазниц. Но вопрос, когда поваренок готов к работе в кухне, надлежит обратить к более сведущим мастерам, нежели я.

Пир на День святого Иосифа весьма своеобычен, однако именно в этот праздник состоялся мой выход на сцену, где кухонная музыка приветствовала меня рокотом огня и плеском вина, скрипом вертельного устройства и стрекотом ножей, шумным дыханием мехов и треском костей.

Пир есть мелодия из многих голосов, узнал я в тот вечер. Исполняющие ее музыканты скребут и стучат, бренчат и грохочут в своем полуподвале. А выше восседает жизнерадостный хор, хористы которого славят друг друга бульканьем вина и хрустом челюстей, перемалывающих фарши, покуда на стол не подают сладости, пустые подносы не уносят вниз и от последних кулинарных творений не остаются одни лишь крошки.

Застольная братия будет есть, пока на доброй земле не иссякнут фрукты, и будет пить, пока не высохнут океаны. Но только когда протрубит последняя труба, труженики внизу сделают передышку и утолят свою жажду — все до единого, от главного повара до мальчишки, который впервые вступает в кухню, с горящими глазами и трепещущими ноздрями, думая о святом Иосифе и его серебряных сосудах, но получая взамен лишь рукоять вертельного устройства. Ибо сколь бы роскошными ни воображали мы наши Пиры и как бы ни уповали на утоление наших желаний, подлинные наши нужды и потребности останутся неудовлетворенными…

* * *

Лукреция не ожидала, что подкатит золотая карета, запряженная шестерней белоснежных лошадей. Но все же надеялась увидеть упряжную пару поприличнее, чем коренастый пони и тощий чалый мерин, появившиеся между привратными башнями. Ну и, пожалуй, экипаж побогаче, нежели ветхий рыдван, загрохотавший по подъездной аллее, и лакеев понаряднее, чем неряшливые парни в засаленных голубых ливреях, припустившие бегом, когда повозка набрала скорость. Девочка стояла на парадном крыльце рядом с безмолвным отцом, лицо ее зудело под толстым слоем пудры. Первоначальная «вольная» прическа, сделанная по ее требованию, повергла в несказанный ужас миссис Поул, которая тотчас подступила к ней с гребнями и заколками, чтобы туго зачесать назад распущенные локоны и завить челку. Теперь перед глазами у нее болтались дурацкие кудряшки, а волосы под капором болезненно стягивали кожу головы, как если бы чья-то незримая рука пыталась выдрать их с корнем. Сквозь подрагивающую завесу буклей она смотрела, как рыдван поворачивает налево, потом направо, виляя хвостом из лакеев. Кто-то из слуг позади Лукреции сдавленно хихикнул.

— Всем встать смирно! — громко скомандовал мистер Фэншоу домашней челяди. — Для приветствия графа Форэма. И Артуа!

Скрежеща колесами, странный экипаж Кэллоков остановился. Еле переводящий дух лакей, забрызганный грязью, занял место у дверцы.

— Граф… — объявил он, судорожно хватая ртом воздух. — И леди… Форэм… И Артуа…

Дверца открылась, и из рыдвана вылез дюжий прыщеватый мужчина в темно-коричневом дорожном плаще. Свирепо взглянув на кучера, он протянул руку кому-то в экипаже, и оттуда выступила высокая женщина в изящной широкополой шляпе, наполовину скрывавшей бледное напудренное лицо. Леди Каролина приветственно подняла вялую руку в перчатке, а сэр Гектор и сэр Уильям церемонно раскланялись.

— Одиннадцать лет, кузен Уильям!

— Истинно так, кузен Гектор.

Но Лукреция не сводила глаз с отрока, следовавшего за графом и леди Форэм. Пирс Кэллок выглядел двумя-тремя годами старше ее и был скорее долговязым, нежели высоким. Он медленно поднимался по ступеням, одетый в малиновый камзол, явно ему тесноватый, и такого же цвета бриджи. Узкое лицо с высоким лбом обрамляли жидкие белесые пряди.

— Подойди, сын! — велел граф. — Отрекомендуйся.

— Лорд Пирс Кэллок. — Рот у мальчика слегка подергивался. — К вашим услугам.

— Леди Лукреция Фримантл, — ответила Лукреция.

Длинная бледная физиономия юного Кэллока отдаленно смахивала на белую редиску. Но когда он низко поклонился и предложил ей руку, Лукреция прогнала прочь неуместную мысль.

Днем граф общался с сэром Уильямом и мистером Паунси за закрытыми дверями. Леди Форэм оставалась в своей комнате. Их сын проводил время с учителем, которого Лукреция, выглянув из окна, поначалу приняла за одного из лакеев. Наставник исполнял свои обязанности в ходе прогулки по лужайкам, читая вслух из черного томика. Во время ужина в летней гостиной Пирс Кэллок сидел прямо напротив нее и хранил угрюмое молчание, наводившее на мысль о рыцарях, теряющих дар речи при виде своих прекрасных дам. Кэллоки были почти такими же бедными, как пастухи, знала Лукреция, хотя и состояли в дальнем родстве с ее отцом. Затяжные паузы за столом нарушались лишь строгими замечаниями сэра Гектора: «Сядь прямо, сын!» или «Не вытирай рот рукавом!» Девочка бросала на Пирса сочувственные взгляды, отчего у него подергивался рот.