Читать книгу "Меньшее зло - Юлий Дубов"

— Чей батя?

— Это неважно. Передай мужу, он поймёт. Его по-всякому будут стараться в это дело замазать. Так и скажи. Если у него есть хоть один надёжный человек, которому он может доверять на сто процентов, позвони по вот этому телефону и скажи — дескать, из спортклуба, подтверждаем резервацию на сегодня на такое-то время. Потом передай этот телефон, и пусть меня ровно через двадцать четыре часа наберут с этой карточки, по которой ты сейчас звонишь. А в следующую субботу опять приходи в храм, я тебе принесу новую карточку. Поняла?

— Да.

— Ну а вообще как тебе? — в голосе Марии послышалась сочувственная нотка. — Шапка Мономаха не давит?

— Давит, — призналась Ленка и неожиданно для себя всхлипнула. — Я же на это не подписывалась. Я ведь за него просто так пошла, когда он все бросил и оказался на улице. А сейчас все так… ужасно… Он так изменился. Пьёт, телик всё время смотрит, спорт какой-то вонючий. Все его обманывают, он мучается жутко… Чемоданчик этот дурацкий за ним таскают всё время. Он сейчас совсем другой, ты бы и не узнала, если бы встретила. Я за него так боюсь…

— Теперь уж, милая, все. В здоровье и в болезни, в радости и в горести, и пока смерть не разлучит… Ты держись. Мэтр за тебя переживает, все спрашивает — как ты там. Я уж его не буду расстраивать, а?

— Не надо. Послушай… Мы ведь ещё соберёмся, все вместе?

— Обязательно. Как мэтр говорит — сто процентов. Шампусика выпьем. Ну, все. Пока. Карточку вынь из телефона и убери в надёжное место.

Когда Ленка вернулась за столик с остывающим чаем, охранник положил перед ней записку.

— Звонили вот. А у вас телефон не отвечал. Дайте проверю.

Глава 24

Передача данных

«Умы бывают трёх видов:

один все постигает сам;

другой может понять то, что постиг первый;

третий — сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может».

Никколо Макиавелли

— Мне позвонили, — сказала Ленка. — Тебе большой привет.

— Оттуда? — поинтересовался Федор Фёдорович, не отрываясь от спортивного канала. — Кто?

— Мария.

Эф Эф с трудом выбрался из кресла, прибавил звук, присел рядом с Ленкой на диван.

— Я тебя предупреждал, — прошептал он ей на ухо, — с этими людьми — никаких контактов. Как она тебя нашла?

— Это не она. Это я.

Муж встал, прошёлся по комнате и повернулся к дивану. Ленка поняла, что он еле сдерживается и сейчас будет скандал.

— Я тащу на себе, — произнёс Федор Фёдорович спокойным, но предвещающим грозу голосом, — колоссальный груз. Огромный. Я нахожусь на чрезвычайно ответственной работе. Я тебе говорил, Елена, что для успеха необходимо добиться положительного результата по сотне позиций. Для провала же достаточно поражения хотя бы в одной точке. От тебя требовалось не так уж много. Всего лишь не лезть в мои дела и полностью исключить всякое общение с бывшими знакомыми. Ты, однако, сочла возможным пренебречь моим прямым указанием. В связи с этим возникает вопрос. Могу ли я рассчитывать на тебя, или дело обстоит совершенно по-другому?

— Ну и что ты думаешь?

— Я не имею права об этом думать. Просто не имею права. Я хочу, чтобы ты поняла. В ближайшее время начнут происходить события, которые… Даже я, при всём своём сегодняшнем высоком положении, не только не имею права принимать по этому поводу решений… Меня и к обсуждению-то допускают не всегда. Потому что подобный уровень связан с жесточайшей централизацией и находится очень-очень высоко. Ленка, я всю жизнь, последние годы точно, хотел от этого уйти. Я мечтал о том, чтобы стать тихим и свободным человеком, решать только за себя, говорить за себя, когда нужно. Но я понял, что это невозможно. Если хочешь знать, меня в этом окончательно именно наш Маугли убедил. Когда я увидел, что наши мальчики сделали со своей жизнью, я осознал окончательно, что все безнадёжно. Если хочешь быть по-настоящему свободным, надо иметь немножко денег, уехать на остров в южных морях, построить домик с окнами на четыре стороны света, чтобы видеть закат и рассвет, ловить по утрам рыбу, сидеть в качалке на веранде, пить кокосовое молоко да раз во сколько-то лет выбирать местного шерифа, который отвечает за отлов пьяниц и хулиганов. Такого, со звездой и кольтом на поясе…

— А что мешает? Денег нет?

Эф Эф присел на подоконник и скрестил руки на груди.

— Совершенно другое. Так же, как наши приятели, я уже не могу повернуть. Жизнь сложилась. Гири на ногах, тяжёлые гири… Гири обязательств и обещаний. Хотел бы уйти — да не могу. И не смогу никогда. Помнишь, как у Брэдбери — человек раздавил бабочку, и судьбы мира пошли по другому пути. Так и сейчас. Я уже раздавил бабочку. Не сегодня, не сейчас — давно. Она у меня к ботинку прилипла, раздавленная, а я заметил это только сейчас.

— Ты интересно сказал… Про бабочку. Я потом напомню. Ну так что?

— О вашем контакте, — сказал Федор Фёдорович, — я должен доложить.

— Ты? Президент?

— Я ещё не президент. Но это ничего не меняет.

— И что будет?

— Не знаю.

— У тебя есть начальники, — медленно сказала Ленка. — У тебя есть начальники? У тебя? И ты им, этим, неизвестно кому, собираешься про меня, про твою жену, доложить? Так ты сказал? И они тебе объяснят, как со мной надо обойтись из-за того, что я встретилась со старой подружкой? Я правильно поняла?

— Ты поняла правильно.

— Ага… Ну, в тюрьму меня за это не посадят. Уголовку по коммерции, как Гусинскому, не пришьют. Наркотики тоже подбрасывать не станут. Как же меня накажут за такое страшное преступление?

— А тебя не тронут. Кому ты, кроме меня, нужна? Накажут — меня.

— Очень интересно… А если не доложишь?

— Невозможно.

— Я тебе сейчас скажу одну штуку, — прошептала Ленка, нагнувшись к уху мужа. — А ты сам решишь — надо докладывать или лучше погодить. Ты ведь её знаешь — она просто так не болтает. Слушай. Ребята знают, где тип, которого ищут за московские взрывы. Судя по всему, он отсиживается на Кавказе. Платон просил передать, что тебя будут пытаться втянуть, а человек этот ни при чём, потому что все устроил батя. Он так и велел передать — батя все устроил. Понимаешь что-нибудь?

Лицо у Федора Фёдоровича сделалось непроницаемым, на челюстях заходили желваки. Он встал и направился к бару. Ленка с тревогой посмотрела вслед и громко вздохнула.

— Опять. В жизни подумать не могла, что столкнусь с такой проблемой. Ну сколько можно пить? И спорт дурацкий… Ты раньше ни футбол, ни хоккей не смотрел…

Федор Фёдорович вернулся с полным стаканом.

— В то, что будешь женой президента, тебе раньше тоже не очень-то и верилось. Я тебе уже говорил, Ленка, что груз сейчас на мне совершенно невыносимый. Был бы я какой-нибудь Наполеон, мне бы на всё было наплевать. А тут не могу, понимаешь, избавиться от… Чёрт его знает, как сказать… От того, что мешает. Вот и футбол смотрю, чтобы больше ни о чём не думать. Потому что стоит подумать, как у меня внутри, вот тут, — он показал под сердце, — будто бы чугунные шары ворочаются. И от этого дух перехватывает, как когда посмотришь с большой высоты вниз. И страшно, и завораживает, и хочется сделать шаг, чтобы полететь, а на ногах — груз…