Читать книгу "Дорога без следов - Василий Веденеев"

Неужели незаметно подкрался предел и скоро придется переступить тот порог, за которым уже нет возврата? Неужели у него однажды утром не достанет сил подняться и выйти в свой кабинет, чтобы заняться привычными делами и работать, работать, работать? Неужели он так никогда и не увидит светлого дня победы над страшным врагом, не завершит начатого, и мгла времени поглотит его, как уже поглотила множество других людей, число которых никто и никогда не сможет назвать? Разве только Бог…

Страшен не сам конец, страшно наступление предела познания и до слез жалко — нет, не себя, а всего того, что оставишь на многострадальной и прекрасной русской земле: голубого неба, плакучих берез, тихой грусти речных заводей и неожиданного чуда стоящих на пригорках старых белых церквей, подпирающих некогда золочеными маковками небеса Родины. Жалко полей, с их неповторимым ароматом разнотравья, гудящих над ними пчел, летящих по небу журавлей и трепета жаворонка в высоком полуденном поднебесье, жалко жену и дочь, всех людей, знакомых и незнакомых, с которыми не успел посидеть рядом и поговорить, вечно занятый службой, войной, делами. Не успел впитать в себя их мудрость, прикоснуться душой к некоему таинству, хранимому народом, частью которого, пусть малой, жалкой и ничтожной, посчастливилось тебе быть в этом грешном и беспокойном мире.

Если бы иметь стальное, не знающее усталости сердце, если бы перелить себя в хитрую машину, не ведающую смерти, и продолжать жить, видеть, чувствовать красоту и гармонию огромного мира, но…

Стараясь отвлечься, забыть про боль, генерал встал и, накинув на плечи китель, нетвердой походкой вышел в кабинет. Ощупью нашел выключатель лампы, зажег ее и опустился в рабочее кресло.

Отодвинув подальше, чтобы не появилось дьявольского соблазна, коробку папирос, подтянул к себе папку с бумагами. Поработать? Дело всегда успокаивало, заставляло забыть про болячки и невзгоды. Да, пожалуй, он поработает час-другой, а потом снова приляжет — до утра есть время, успеет выспаться. Стариковский сон короток, короче воробьиного скока.

Невесело усмехнувшись своим мыслям, Алексей Емельянович открыл папку и перелистал лежавшие в ней секретные документы.

Волков, через начальника партизанской разведки Колесова, своим личным шифром запрашивал о бывшем немецком переводчике Сушкове.

Майора интересовали на первый взгляд странные вещи — просил срочно ответить: где точно находился Сушков в семнадцатом году, разыскать бывшую жену Дмитрия Степановича, подробно опросить ее о всех приметах внешности погибшего, его привычках, болезнях, характере, и немедленно сообщить о результатах опроса и перенесенных ранее Сушковым заболеваниях. Эти сведения придется поискать в архивах, в том числе и лагерных. Где находился партизанский разведчик в период заключения, хорошо известно.

Что там такое, интересно, задумал Антон Иванович, какие шальные, авантюрные мысли забродили в его беспокойной и умной голове? Куда уводит его поиск скорейшего ответа на поставленные Верховным вопросы? Время неумолимо бежит, проходят сутки за сутками из отведенного срока, а пока нет возможности выстроить непробиваемую стену доказательств невиновности командующего фронтом, об которую разобьются любые обвинения. Господи, ну почему время утекает, как песок сквозь пальцы, и не дано человеку замедлить по своему желанию его бег?!

Ладно, отпишем запрос майора Волкова на исполнение подполковнику Козлову — пусть помогает приятелю. Тем более что с проклятой, не дававшей столько времени покоя агентурной станцией немцев наконец-то покончено. Правда, не совсем удачно получилось с вторым немецким агентом, пытавшимся уйти и сорвавшимся с крыши вагона прямо под колеса поезда. Придется выслушать неудовольствие руководства по этому поводу, ну да прошедшего теперь все равно не вернуть.

Зато второго взяли живым и здоровым, нашли рацию, удалили гнойник на Урале. Но самое главное, установили, что не тянется от этой рации нитка к подозреваемому в измене командующему и нет связи у задержанных вражеских агентов абвера с другими возможными изменниками в столице — по счастью, эта версия наркома оказалась бесперспективной и не нашла своего подтверждения. По счастью…

Так, что там еще не дает покоя майору Волкову? Козлов поднатужится, вытянет ему на божий свет все, что только можно разыскать о погибшем подпольщике Сушкове, служившем по заданию партии у немцев, а вот как поступить с данными на словака из аэродромной команды? Тут надо запрашивать, причем в самом срочном порядке, нелегалов, работающих в немецком тылу. У них и так забот по горло, но это дело не менее важно.

«Сколько же людей втянуто в эту секретную операцию, — легонько массируя ладонью грудь, чтобы скорее отпустила вновь возникшая боль, подумал генерал. — И сколько имен нам надо оградить от страшного позора? Разве только одного командующего мы пытаемся защитить и точно установить все обстоятельства дела, чтобы снять повисшее над ним пахнувшее смертью обвинение в измене? А погибший Дмитрий Сушков, а плавающий в мути сумасшествия Слобода, а другие подпольщики? Погибшие не смогут сами оправдаться, не придут к нам, не скажут веских слов в свою защиту. Значит, наше святое дело защитить усопших и живущих. Кто, если не мы?»

Придется, наверное, просить помощи других отделов для получения интересующих Волкова сведений — не из пустого же любопытства он запрашивает о словаке?! И это тоже надо делать срочно, не откладывая в долгий ящик — время идет, а парни работают в наводненном немецкими спецслужбами городе-городке, в котором, наверное, и скрыться-то толком негде и каждый человек на виду. Как же хитроумно закрутил все Бергер со своим учеником фон Бютцовом — мастера, ничего не скажешь!

Последнее — просьба направить в поиск войсковых разведчиков по ближним тылам немцев, для проверки маршрута выхода лейтенанта погранвойск Семена Слободы к линии фронта.

Ходили уже разведчики по тылам, дорогой майор Волков! На брюхе ползали по нейтралке, отсиживались в болотах, выходили к населенным пунктам, дневали в лесных массивах и снова упорно шли по маршруту, но ничего утешительного из поиска не принесли — нет больше тех деревенек и хуторов, на которых еще недавно гостевал Семен Слобода. Одни дотла сожжены, другие вымерли, — вернее, карателями уничтожены все жители, — из третьих угнали все население в немецкий тыл. Нечего тебе ответить, майор, нечем порадовать. Жаль, что и у партизанских разведчиков тот же результат, зато четко просматривается линия замысла оберфюрера Отто Бергера — выжженная земля, никаких свидетелей, мрак и туман! Не на что опереться его противникам: кругом созданная им пустота.

Как эсэсовец узнал маршрут движения Семена Слободы? Или он сам вел его по нему, пусть даже очень скрытно от беглеца? Версий много, a правда всего одна, и сидя здесь, в кабинете, ее не узнать, не добыть и не принести неоспоримых доказательств, способных перетянуть чашу весов в ту или иную сторону.

Свои соображения генерал радирует Волкову, ответы на запросы будут даны в самые сжатые сроки, но основная тяжесть работы ложится все-таки на плечи ушедших во вражеский тыл. Тяжко, когда сам не можешь быть рядом с ними — кажется, пошел бы, все узнал, поступил так, как надо, вовремя догадался и предусмотрел, но… Доверять надо больше своим сотрудникам и ученикам, доверять и верить в них, как в самого себя! Нельзя дергать попусту людей, занятых важным и опасным делом, им помогать надо, Волкову и Семенову, Колесову и Чернову, всем тем, кто работает в немецком тылу. Недоверие не только обижает, а быстро лишает необходимой инициативы, подрезает крылья, заставляет проявлять нерешительность и действовать с опаской, без конца оглядываясь на руководство. Так ничего не получится, не растут из таких бойцы, — из боязливых да постоянно оглядывающихся.