Читать книгу "Программа защиты любовниц - Галина Владимировна Романова"

— А с кем?! — в один голос выкрикнули друзья.

— С кем. С кем! С женихом, конечно же, с этим чертовым бизнесменом, который нам тут всю голову заморочил! То его невеста пропала, то потом дома у него оказалась, то потом из дома у него исчезла, подложив ему труп водителя. Тут нате вам, снова они вместе. И где? В аэропорту! Проходят, голубки, регистрацию на самолет, вылетающий не в Норильск, представьте себе, а за границу! В теплую, теплую страну. Так что, ребятки, этим делом можете больше не заморачиваться, оно теперь на контроле у меня!..

Глава 14

Кошмар, начавшийся почти месяц назад у подъезда Валерки Мельникова, и не думал заканчиваться. Оля с недоумением таращилась на железные браслеты, которые ей защелкнули на запястьях, еще не заживших окончательно, между прочим! И задавалась только одним сложным вопросом: ну когда же это все уже закончится?! Когда иссиня-черная полоса ее жизни начнет светлеть? Когда она снова обретет почву под ногами, тоже, к слову, изрядно израненными?

Что она такого совершила, почему ее хватают в зале регистрации, как страшного преступника?! Почему ее заковывают в наручники?! Зачем толкают в машину с решетками на окнах?! Для чего везут куда-то, ничего не объяснив, не дав перемолвиться словом с Володей?! Что это?! Месть Мельникова?! За что?! За то, что она разлюбила его?!

Оля сжала пальцы в кулаки, потом разжала, брезгливо сморщившись, осмотрела тесную кабинку. Пол заплеван, в углу на полу странная засохшая корка темного цвета. Может, кровь? Она поежилась. Ее бить не станут, она была в этом уверена. Эти люди, хоть и грубы были с ней, все же не монстры. Они служители закона, и когда они доедут, ей все, все, все объяснят. И она им объяснит, почему решила улететь из страны. Поверят или нет, неважно. Важно, что отпустят потом.

Она была в этом уверена.

Но на деле все оказалось не так. Ее привезли куда-то, грубо вытащили из машины, провели, толкая в спину, по узкому тоннелю между шершавыми стенами двух трехэтажных строений, завели внутрь того, что было слева, и после недолгих процедур втолкнули в тесную вонючую камеру. Хорошо, что в камере никого не оказалось. У входа в старом унитазе журчала вода, на оконной решетке в паутине билась муха. Голые двухэтажные панцирные сетки, ей не дали ни матраса, ни белья, что обнадеживало.

Оля уселась на краешек голой панцирной сетки, привалилась боком к железным прутьям боковинки и зажмурилась. Не от отчаянья, нет, от усталости. Она очень устала, очень! Ее измотанная душа, истерзанный организм требовали покоя и тишины, требовали комфорта!

— Милая, милая моя! Бедная… — шептал Володя, исступленно целуя ее израненные запястья, прижимая ее всклокоченную голову к своей груди. — Мы уедем далеко, далеко с тобой, я завтра оплачу бронь через Интернет. Я забронирую для нас с тобой шикарный домик, милая. Там мы будем совсем, совсем одни наслаждаться комфортом, тишиной. Я стану кормить тебя, любить тебя… Господи, что же с тобой приключилось!

Он не знал, она отказалась отвечать на его вопросы.

— Потом, Володя, все потом, — умоляюще смотрела она в любящие глаза. — У меня нет сил все это пережить заново.

— Как? О чем ты? — Он дул на ее пальчики со сломанными ногтями, трогал их губами.

— Если я стану рассказывать вот прямо сейчас, то мое сердце… Оно, наверное, просто разорвется от боли и ужаса. Не могу! Все потом!

Домработница Зоя, которая осторожно вела машину хозяина к его дому, время от времени всхлипывала. Поймает в зеркале заднего вида Олино измученное лицо, вздохнет тяжело и тут же всхлипнет.

Потом они приехали к Володе в дом, Оля долго мылась, все-то ей казалось, что вонь того ужасного места, где ее держали, пропитала ее кожу, волосы, все ее поры. Закутавшись в махровый белоснежный халат, спустилась в гостиную, Володя ждал ее за накрытым столом. Прежде Зоя всю ее перемазала каким-то чудодейственным пахучим средством, все ее синяки, ссадины и царапины. Потом кормила так вкусно, так сытно, что Оля начала клевать носом прямо за столом, проспала почти сутки. Володя ее разбудил, нежно целуя ее голое плечо, выскользнувшее из-под одеяла.

— Я купил билеты, милая, завтра утром мы улетаем, — сообщил он ей шепотом и полез к ней под одеяло.

Она думала, что никогда уже не оттает, что никогда уже не сможет быть прежней. Тот ужас, который ей пришлось увидеть, выжег много в ее душе. Оказалось, что не все!

— Я залечу все твои раны, любимая… — шептал Володя, осыпая ее поцелуями. — Я сделаю все, чтобы ты стала счастливой! Я помогу тебе исцелиться!..

Они всю ночь занимались любовью, страстно, бешено, со стонами и криками. Потом она ему все рассказала, и он еле удержался, чтобы не начать всхлипывать, как давеча Зоя.

— Что же делать?! — воскликнул он, когда она закончила. — Надо же что-то делать! Это чудовище… Оно и дальше станет продолжать!

— Да, он не остановится. Он болен, мне кажется. Но что мы можем сделать, скажи?! Позвонить в полицию?!

— Может быть, — неуверенно сказал Володя, нежно прижимая ее к себе. — Этот Мельников…

— Замолчи! — резко оборвала она его и отстранилась. — Я не хочу о нем ничего слышать! Ничего!

— Почему? — не без тайной радости поинтересовался Володя.

Он, если честно, все еще опасался соперничества со стороны этого юркого полицейского с крутым нравом и крутыми мышцами.

— Потому что все пошло не так именно из-за него! Он все сломал, заронил странное смятение мне в душу, я обидела тебя. Ты посадил меня под замок, потом явилось это чудовище и…

Она так стремительно сжалась в комочек, что у него тут же заныло сердце. Ее чудовищный рассказ мало походил на правду, скорее напоминал фильм ужасов, тот самый фильм, смотреть который люди по большей части себя заставляют. Отвлекаются то и дело, ставят на паузу просмотр, чтобы не нагнетать страха в душе, дабы он не пустил там корни, чтобы каждый не прокрутил сюжет на себя.

Олина история не была фильмом, она была реальностью. Страшной, уродливой, невыносимой к просмотру, но она была правдой, и ей до сих пор было страшно.

— Никакого Мельникова, — коротко отрезала она, через какое-то время приходя в себя. — И вообще никакой полиции… Во всяком случае, пока. Я не могу! Не могу, понимаешь, повторять это снова и снова для каждого дознавателя, для каждого следователя. Каждый раз, как я это повторяю, я все это вижу! Я все это слышу! Жужжание сверла, дикие крики… Не могу!!! К тому же… К тому же я не знаю, кто он!

— И ты его не узнала бы? — усомнился Володя.

— Нет! Он все время был в странной маске. Такой, знаешь, напоминающей человеческое лицо? Тонкая резиновая, с дырочками для глаз и ноздрей, и рта. Он всегда был в ней, когда мои глаза не были завязаны! Всегда! И когда пришел в этот дом. И когда…

— А по голосу? По голосу ты могла бы его узнать?

— Думаю, да. Но не уверена, он почти все время говорил шепотом. Хотя… Хотя, когда он был в твоем доме, он пел! И отдавал мне приказания… Господи, я как умалишенная тогда была! И плохо помню его голос и интонации, как пел, помню хорошо. И еще в последний раз, когда он вез меня куда-то, думаю, что хоронить… — Оля не выдержала и заплакала, вспомнив себя — скрюченную в багажнике. — Он уже остановился и открыл багажник, когда его окликнула та девушка, вот тогда он говорил в полный голос. Он не мог шептать тогда, это вызвало бы подозрения. А когда снова подъехали к его дому, то он опять понизил голос, но не до шепота, точно. Да, голос я могла бы узнать. И еще руки! Это… Это не забудется никогда!