Читать книгу "Злаки Зодиака, или Ижица-файлы - Игорь Чубаха"

— Не ерзай, прочитаем и подпись: «Записано с высочайших слов секретарем». Подпись — «Молюсь за вас, Патриарх Всея Руси собственной персоной».

— Ты понял? Сам Патриарх, пусть временно, пусть для повышения международного рейтинга страны, но приказывает ИСАЯ вступить в альянс с нечистью и играть в одни ворота! Сам Патриарх!!! Будто цель может оправдывать средства, будто, единожды поступившись принципами, не поступишься впредь дважды!

— Прекрати истерику. Теперь я понимаю, почему тебя свои же пытались флюидануть! Ты слишком близко принимаешь к сердцу житейские мелочи. Ладно, не пучь глаза, пошутил. Теперь я понимаю, во что ты, точнее — мы, вляпались. — Валера, наплевав на то, насколько его жесты лишены элегантности, стал скрести пальцами щеку, чесать затылок, ерошить волосы, щупать себя за губу, теребить мочку уха, дергать веко и иже с ними. Разве что не ковырялся в носу.

— Такие дела, — в бессилии царапал ногтями пластик столика Максимович.

После непродолжительного ступора Валерий оставил в покое уши, веки и бакенбарды:

— Только неувязочка здесь наблюдается. Если это — проклятая бумага, то ее содержание никто не посмел читать бы. Но тогда против тебя бросали бы обыкновенный дежурный наряд ИСАЯ с парочкой санитаров, а не весь истый спецназ. Так что, художественно посредственный дружок, нету никакого заклятия «Пешка-Ферзь», а есть несанкционированное знакомство низового игумена с глобальными архиерейскими тайнами. И во избежание дальнейшей утечки этого проныру игумена пытаются заставить молчать всеми возможными подручными средствами.

— Ага, нету заклятия!? Ты тоже уже заражен отравой «Пешка-Ферзь» и видишь то, что заклятие пожелает! Откуда ты знаешь, будто в письме Патриарх требует не мешать Богдухану? Это видят наши отравленные глаза, это заклятие заставляет нас видеть измену. А на самом деле на бумажке может быть написано все, что угодно, это запросто может быть повестка из медвытрезвителя или просроченный билет на Хулио Иглесиаса!

Услыхав волшебное имя, Алина непроизвольно дернула плечом и опять закатила шар в кювет.[40]Оставленный без контроля начальства бармен, устав зевать и созерцать, как жарко спорят о чем-то и размахивают руками двое мужиков (наверное, бабу поделить не могут, одна она у них на двоих), решил, что еще всего сто грамм текилы ему не повредят. И принял. Чесно сказать, до этого ему не повредили пинта «Хольстена», сто кальвадоса и сто кампари.

— Ты надеешься выгородить своего Патриарха. — Чтобы лишний раз не спорить, Валерий достал цифровой фотоаппарат неведомой Максиму модели и сфоткал документ. — Теперь посмотри в это окошко. Видишь, текст не изменился? А фотоаппарат — бездушная машинка — ее заклятием не обдуришь.

— Это не отменяет «Пешку-Ферзь». Может быть, я, отравленный, уничтожил прежнее письмо и в тайне от самого себя состряпал фальшивку.

— Да, тебе реально лечиться надо, но не от «Пешки-Ферзя», а от мании преследования.

— Так так-таки и нету никакого заклятия?

— Нету. И не из-за тебя моя хата погрому подверглась. Не хотел рассказывать, да ладно. Почему входная дверь была не заперта — в дальней комнате старуха пряталась, лучший киллер Богдухана. Она перед тобой проникла, будто ниндзя, да с замками не успела справиться, ты мымру спугнул, загнал в дальний угол. Работала мастер отравленными вязальными спицами, метала их, как бог. Пауков созерцателей-стукачей умела завораживать. Но в этот раз ей не повезло.

— Так что не про меня отвлекающий полтергейстный маневр устраивался?

— Не про тебя, а по мою душу. Как говорится: «На месте трупа должен был оказаться я, если бы не подсуетился».

— Погоди. Задрыпаная старушонка с черствой буханкой в авоське?

— И в авоське же талисман мокрушный — фетровая шляпа. Типа, мужская шмотка, типа я — не слабее сильного пола, судачили, комплексы у старухи были, Фред позавидовал бы, вроде бы в юности ее Блюхер соблазнил, а потом выгнал, с той поры она мужчин презирала. Короче, был у Богдухана классный киллер, а теперь нету. Не будем о грустном, ты лучше объясни, на кой ляд с собой диплом таскаешь? На новую работу решил устраиваться?

Бармен за стойкой одним махом запил сто текилы пинтой «Гинесса».

— Шуточки у тебя, Шарапов… — поморщился уставший психовать Максим. — В этом дипломе не только выпускные оценки. Там отдельно вписаны хвалебные слова за усердие, хотя именно усердием молодой Храпунов не славился. И как ты думаешь, чьей рукой эти скрижали писались? Да, Он тогда был еще далеко не Патриархом, но почерк с годами мало меняется, я хотел сличить, а вдруг…

Влюбленная парочка из среднего класса под ручку покинула зал. Алина устала валять кегли, тем паче, что те не особо и валились.

— Мальчики, вам не надоело? — в глазах красавицы гуляли бесы, пришла ей на ум шебутная идея, и сестра настолько сейчас пребывала во власти идеи, что подчинялась ей не хуже, чем некоторые мифологическому заклятию «Пешка-Ферзь».

— Ступай, Алинка, вкати им и за меня, — отмахнулся Валера. И уже Максиму, — Ну-ка дай, я как художник… А глянь-ка, друже, на росчерки у буквы «в». Здесь округлые, свидетельствующие о кротости нрава и недюжинной силе воли, а здесь спешащие, набегающие на следующие буквы, и холерически худые. А фигуры «а»? День и ночь. И главное, буква «з». Ничто так не рассказывает о характере писавшего, как эта буква. Не можешь не заметить, что здесь «з», словно рыболовные крючки, а здесь — будто начали рисовать колокольчик, да не дорисовали. Нужно ли после такой графологической экспертизы декламировать выводы вслух, или и так все ясно?

— Валерик, — не отступилась Алина, голос же ее стал сладко гортанен до приторно рахат-лукумового, движенья плавней, чем обычно, — глянь, милый, бармен назюзюкался и скопытился под стойку. А у него за спиной просторная афродизиачная подсобка, где никого лишнего. Давай, Максимыч здесь шары погоняет, а мы отправимся туда и сыграем в «Администратор поймал пытавшуюся слинять, не заплатив, студентку», или «Директор принимает официантку на работу».

— Вот ненасытная зараза, — восхищенно буркнул художник от парфюмерии, так, чтоб не обидеть. Так, чтобы это звучало комплиментом женским прелестям.

— Хорошо, — тряхнула гривой покорная, будто гейша, сестра. — Тогда сыграем в «Язычники празднуют сатурналию на складе пищевых продуктов».

Но не суждено оказалось сбыться мечтам Алины. На далеком входе в тридцатитрехдорожечный зал нарисовалось пятеро крепких парней. Их носы шевелили крыльями и веснушками, прочно держа след, их жвала перемалывали «Ригли Суперминт» ради отсутствия гнилого запаха, их брови были веско насуплены, а глаза процеживали действительность на предмет обнаружения правых и виноватых. Их руки не прятали короткоствольные семизарядные дуры.