Читать книгу "...И дай умереть другим - Фридрих Незнанский"

– Ничего не понимаю… Это вас. – Она так и не перешла на «ты».

Грязнов, едва глянув на часы и все еще не вполне проснувшись, все же успел подумать, какой это мерзавец его смог вычислить дома у Алины, да еще и проверить это звонком в половине четвертого. Не иначе Турецкий. Больше некому.

– Вячеслав Иваныч, – директивно заявила трубка, – есть разговор. – Это был замминистра, и остатки сна как рукой сняло. – Как поживает беглый заключенный Рыбак? Как он спит? Надеюсь, хоть не слишком уютно?

Когда у замминистра просыпалось чувство юмора, это был совсем плохой признак.

– В общем, так, – заявил он. – Меня тоже сейчас подняли, так что уж извини. Министр звонил. Дал указание немедленно заканчивать с этим делом. Терпение, говорит, у меня, то есть у него, лопнуло. Рыбак твой совсем обнаглел. Он банк ограбил. Он еще, оказывается, и медвежатник.

– Что?!

– Что слышал. Аникор-банк, слышал про такую организацию?

– Да. – Грязнов немедленно вспомнил, что покойный Патрушев, деньгами да и телом которого воспользовался Рыбак, работал как раз в Аникор-банке. Очень странное совпадение.

– Откуда это ты слышал? – удивленно спросил замминистра.

– А что, Аникор-банк – это какое-то секретное слово? – зло ответил Грязнов. – Вроде пароля доступа к ядерной кнопке?

– Да нет, конечно, не горячись. Уж не знаю, какого лешего ему там надо было, только ни денег, ни документов он не унес. А вот отпечатки свои оставил.

– Так разве ж это грабеж – если он ничего не украл, а совсем наоборот, что-то даже принес.

– Ты не остри. В банке пропал сотовый телефон. У него, видно, совсем мозгов нет. Его же по нему как по маяку вычислят. Министр сказал, что при задержании Рыбака можно кончать. За сопротивление, так сказать. Надоел, в конце концов. Ответственности ты не несешь.

Грязнов молчал.

– А министр злой как черт. Кажется, опять кому-то в шахматы проиграл. Совсем мужик на них помешался, азартный стал, просто ужас. Так, это я не говорил. Ты слышишь, Вячеслав Иваныч? Короче, собирайся, если хочешь успеть, на рассвете Рыбака будут брать. Позвонят на трубочку банковскую и засекут. Теперь самое главное. Люди для этого дела – для ликвидации – уже выделены. Те еще головорезы. Церемониться не будут. Твоя же миссия вроде как исчерпана. Министр персонально распорядился тебя к ликвидации не привлекать и информацией этой даже не снабжать. Так что я сейчас нарушаю, соображаешь? Хочу дать тебе шанс. Потому и нашел тебя у Севостьяновой. Попробуй возьми Рыбака сам. Или кончи. Но своих людей тебе привлекать категорически запрещаю. Никто ничего не должен знать. Все, отбой.

ТУРЕЦКИЙ

Ночью Турецкого мучили кошмары с участием Наташи Гримм. Сытый по горло немецкими журналистами и скорбью их о погибшем чиновнике, он принялся сочинять гневную отповедь, едва открыв глаза: не дай бог, вызовет меня Костя сегодня спозаранку на ковер – ни хрена я ему внимать не стану. У вас международная напряженность с осложнениями? Желаете разрядки? Элементарно! Обращайтесь к старшему следователю по особо важным делам Турецкому А. Б. Он, то есть я, собирает пресс-конференцию и популярно всем объясняет: покойный был гиперсексуален – раз. Отсюда бесконечные бабы – два. Отсюда убийство на почве ревности – три. Подробностей желаете? Подробности из зала суда, а пока тайна следствия – четыре! Кому по-прежнему неймется, может разыскать всех любовниц безвременно павшего на амурном фронте г-на Штайна и организовать круглый стол. Телемост! А Наташу Гримм на время конференции задержать под благовидным предлогом. За нарушение общественного порядка. За хамство. За наглость. За идиотизм. За что угодно. На семьдесят два часа, пусть сидит и тренируется быть скромнее, скромность украшает.

Желание устроить скандал с приходом на работу только усилилось. Турецкий поймал себя на том, что поглядывает на телефон с надеждой: мол, ты только позвони, и уж я тогда устрою! Уж я устрою…

Меркулов звонить не стал, посетил лично и справился о самочувствии. Что было немедленно расценено как плохая примета: видимого повода для визита нет. Если по служебной надобности – вызвал бы к себе. Если по старой дружбе – выбрал бы свободную минуту, а свободных минут у Кости практически не бывает, во всяком случае, не в такое время.

– Спасибо, Константин Дмитрич, – ответил Турецкий, тщательно взвешивая слова. – Стараюсь быть в форме. Борюсь с рутиной, готовлюсь к неожиданностям.

– Ты прямо дипломат.

– Конечно! Если будешь доставать – сбегу в МИД. – Меркулов, как вошел, так и остался стоять у порога, отчего Турецкому стало неловко. – Что ты застрял, как неродной, садись, сейчас чаю заварю для дорогого начальства, ты ведь кофе не пьешь.

– Это хорошо, – согласился он, присаживаясь. – Кофе, кстати, тоже хорошо бы, сто лет уже не пробовал.

– А что означает первое хорошо? – насторожился Турецкий.

– Хорошо, что ты у нас дипломат. Как раз имеется для тебя дипломатическая миссия.

Турецкий чуть не поперхнулся. Но пересилил себя, не стал задавать ни один из вертевшихся на языке вопросов, спокойно продолжал колдовать над кофеваркой. Интересно, сколько же надо молчать, чтобы замгенерального открыл рот первым? Минуту? Нет, две минуты? Три.

– Почему молчишь? Подробностями не интересуешься?

– Меня с детства приучили не перебивать старших, – ответствовал Турецкий, не отрываясь от своего занятия. – Все равно они всегда оказываются правы.

– Ладно, убедил, заканчиваем политес.

– Да я и не начинал, – заметил Турецкий почти без ехидства.

– Все-все, проехали! – Меркулов развалился на стуле поудобнее, давая тем самым понять, что разговор переходит в иную плоскость. – У тебя подозреваемый есть?

– Есть.

– Мотив, орудие убийства у тебя тоже есть. Подозреваемого твоего ловит за тебя Грязнов.

– Он его за побег ловит, – уточнил Турецкий.

– В общем, неотложных дел у тебя, как я понимаю, нет.

– Сколько сахара?

– Не надо. Одним словом, так: пока Слава гоняется за Рыбаком и ты все равно не в состоянии ему помочь, слетай, пожалуйста, в Германию – утихомирь немцев по возможности. Они мне уже дырку в темени прогрызли.

– Что я буду там делать?! – возмутился Турецкий. – Выступлю в бундестаге с законодательной инициативой? Пусть в срочном порядке введут цензуру в прессе и на телевидении на время расследования дела Штайна.

– Штайн проживал в Мюнхене, – Меркулов никак не прореагировал на его выпад, – нанесешь визит в управление полиции, встретишься с семьей, если журналисты пожелают обратить на тебя внимание – тем лучше, скажешь пару слов со значительным видом. И больше ничего. Заключать кемп-дэвидские соглашения от тебя не требуется. Заглянешь к Реддвею в гости, проспишься и можешь возвращаться. Я его уже предупредил.