Читать книгу "Страшный зверь - Фридрих Незнанский"

Валя понимала, конечно, о чем больше всего думает мать и о чем совсем не думает Саша. Легче от такого понимания не становилось, но не было и горечи разочарования. Она время от времени бросала ласковые взгляды на озабоченного Сашу, и не понимала, что еще может его заботить?

Турецкий же размышлял о том, как неприятно будет нынче вечером Корнею Петровичу, у которого разочарование в Турецком, принятым им с таким гостеприимством и даже с добродушием, ляжет тяжким камнем на душе. Вот, мол, акт добра попытался совершить, а в ответ — такая отвратительная неблагодарность. И куда смотрели эти сопляки-охранники?! Неужто прав оказался «ручной» адвокат Воропаев, который настойчиво советовал покрепче прижать москвича? Взять ту же бабу в заложницы и поставить его перед свершившимся фактом: попользовался, дай и другим! А что бы он сделал? Да в лепешку бы расшибся, чтобы спасти ее. А так — договоры, разговоры… бесполезная болтовня, одним словом.

Нет, удар, нанесенный Краеву, конечно, сильный, но не смертельный. Странно еще, что прокурор согласился участвовать в этой акции. Но тут, наверное, надо отдать должное Косте, умеет он разговаривать с этой публикой на местах. Опять же и с Махотиным там, в городе, ничего не сделают, ничем он особо и не рискует: Генеральная прокуратура, в данном случае, за него и решает, и расписывается. А с упрямыми телевизионщиками нынче расправиться довольно трудно, хотя их, возможно, спасает только сенсационность материала. Да и центральное телевидение наверняка подхватит эстафету: убит-то ведь московский следователь.

А вот как отреагирует власть предержащая, неизвестно. Ушаков и сам не уверен, что адекватно. Однако же пошел на риск, толковый парень. Да Катька, по правде говоря, того и стоит. Дай им бог удачи…

Но из всего «вышепередуманного», как понимал Турецкий, пока можно сделать лишь один вывод: битва с Краевым только начинается. Тот не спустит такой для себя «конфузии» и попытается принять ответные шаги. Не исключено, что в городе ему, по большому счету, мало что грозит, наверняка «сильные мира сего» прикроют его, попытаются спустить разоблачительные факты на тормозах. Найдут других экспертов, которые станут всерьез доказывать, что продемонстрированные фрагменты аудиозаписи — фальшивка, а «меченая» взятка подстроена прокуратурой нарочно, чтобы обвинить и унизить достойного человека. И остается только догадываться, в чьих интересах это делается. В самом деле, откуда у частного лица, хоть и широко известного, такие деньги?! Кто располагает подобными спецсредствами? Да, конечно, исключительно оперативные службы, к которым господин бывший полковник давно уже не имеет никакого отношения! И уж об этом-то станут говорить долго и громко, подключив все, подчиненные властям, средства массовой информации.

А потом сам Краев, уверенный в солидной поддержке, еще и в суд подаст на того же Турецкого — за клевету и публичное оскорбление. И вызовут его, «болезного», повесткой в районный какой-нибудь суд, давно уже купленный Краевым на корню, чтобы, не слушая возражений, влепить обвиняемому соответствующую статью. И ведь сделают, не задумываясь. И судебного исполнителя своего в Москву отправят с целью доставки строптивого частного сыщика под конвоем в здание суда. На все пойдут ради спасения человека, которому, очевидно, слишком много известно такого, о чем следует молчать…

И Ушакову подобного демарша не простят. Но тут еще как посмотреть: фрагменты записи беседы — это ведь еще не вся беседа, много чего осталось «за бортом» недосказанного, о чем Корней Петрович, послушай он себя заново и на свежую голову, наверняка захотел бы промолчать…

Из всего этого следует, что оставлять ситуацию статус кво нельзя, надо готовить очередные удары, но только такие, которые не были бы связаны с опасностью для жизни свидетелей: их убирают, не глядя. Как тех двоих киллеров-неудачников, о которых было сообщено в гостиницу по телефону голосом неизвестного человека. Как и обещали: два трупа в Серебряковском проезде, на пустыре, и оружие при них, из которого производились выстрелы в Неделина — в больнице, и в Ванюшина — возле дома Молчановых. Валяйте, идентифицируйте! Получилось просто замечательно, так как именно в этот момент городской прокурор комментировал для телевидения суть сказанного Краевым, отвечая на вопросы Ушакова. Такое невольное наложение событий и комментариев к ним несказанно усилило в телерепортаже главную интригу. Правда, неизвестно, как с ним еще обойдутся телевизионные начальники, если они пронюхают о качестве бомбы до выхода телерепортажа в эфир, но это уже, как говорится, дело везения.

Своим отлетом из города вместе с семьей Ванюшина Турецкий также «развязывал руки» Николаю с Филиппом, вынужденным до того основное свое внимание и время уделять безопасности свидетелей.

Анализируя теперь общие наработки, Александр Борисович с наслаждением вдыхал аромат, который источали пышные каштановые кудри дремлющей возле его щеки женщины, и размышлял о вещах, чрезвычайно далеких от «простого, человеческого счастья». А еще он чувствовал, что сегодня вряд ли попадет домой, потому что сидящие рядом женщины именно теперь остро нуждаются в его защите. Впрочем, и командировка могла же закончиться днем позже… Нехорошо, конечно, но… жизнь иной раз диктует свои законы и правила…

И последней посетила Турецкого еще в небе совсем простая и понятная истина. Да, ради спасения дорогих тебе людей можно сыграть и в труса. Ну, и пусть побег, пусть… что угодно, зато все живы. «А мы, — размышлял он, — тем временем, определим наш откровенный побег, как тактический прием с целью перегруппировки сил и дальнейшего сосредоточения их на главном направлении намечающегося удара. И если кто-то скажет, что вот, мол, струсил „следак“, укусил и сбежал, мы подтвердим мнение догадливых, ибо следующий ход оставляем за собой. Партия-то продолжается. И эндшпиль еще покажет, чей перевес был в гамбите…»

На верхней панели салона зажглось табло: самолет пошел на посадку…

О том, как Филя «брал интервью» у Нелли, он рассказал рано утром по телефону. Позвонил он на мобильный, естественно, а не по домашнему, справедливо полагая что Александр Борисович еще не вернулся из командировки.

— Как ты догадался? — ответил Турецкий вопросом на вопрос Фили: «Как чувствуют себя прекрасные дамы?», — поглядев при этом на насторожившуюся Валю, с лица которой еще не сошли следы ночного блаженства.

— А чего тут гадать? — ухмыльнулся Агеев. — Я исхожу из обыкновенной мужской логики. Ты же не предупреждал заранее Ирину Генриховну о своем возвращении, а любой муж, возвращающийся из командировки, просто обязан быть тактичным в этом смысле, если только он не желает нечаянно разрушить благополучных семейных отношений. Помнишь этот анекдот? Ну, муж, возвращаясь из командировки, дал жене телеграмму, а вернулся, — у него в кровати ее любовник. Крик, шум, ссора! «Я тебя убью! Ты — проститутка!» А любовник защищает ее: «Да никакая она не проститутка, просто телеграмму твою не получила».

— Негодяй ты, Филя, — засмеялся Турецкий. — Но, как всегда, прав. А настоящим коллегам и товарищам никогда и в голову не придет сделать это за него. Отвечаю: конечно, хорошо. Они успокаиваются.