Читать книгу "Я сделаю это для тебя - Тьерри Коэн"

Мы подъезжаем к дому, водитель открывает дверцу, я выхожу и испытываю желание обернуться и взглянуть на окно моего гостиничного номера, но к нам уже направляется один из охранников. Он пожимает руку Мохтару, кивает мне и что-то говорит в микрофон невидимому собеседнику.

Калитка приоткрывается. Мы идем по аллее. Кажется, я здесь уже был: мне знаком каждый куст, каждая скамейка, каждая статуя — я множество раз проделывал этот путь у себя в голове.

Два амбала впускают нас в дом. Смотрят они ой как неласково, и я молюсь, чтобы лицо меня не выдало.

Один из телохранителей делает вопросительный жест, и Мохтар отвечает:

— Я за него ручаюсь.

Мой расчет оказался верным. Они не станут меня обыскивать. Оружие у меня в промежности они бы все равно не нашли, но я чувствую облегчение.

К Мохтару подходит человек, они обнимаются, обмениваются несколькими словами на арабском, не обращая на меня никакого внимания.

— Я вас ненадолго оставлю, — говорит Мохтар. — Нужно кое-что обсудить с секретарем шейха.

Телохранители провожают меня в комнату с восточным убранством. Похоже, это приемная. Я сажусь. Громилы стоят у стены и смотрят на меня, не произнося ни слова. Собраться с мыслями я не успеваю: дверь открывается и на пороге появляется… шейх. Меня пробирает дрожь. Как часто я видел его в ночных кошмарах. Темные глаза, густые брови и борода закрывают почти все лицо. Тонкие губы поджаты, как у человека, сдерживающего злость. Он пристально смотрит на меня живыми умными глазами.

У меня плавится мозг, страх улетучивается, и я становлюсь воином, одержимым желанием исполнить свою миссию.

— Рад видеть вас в моем доме, — говорит моя мишень и опускается в кресло, не подав мне руки.

Шейх кажется ниже ростом и плотнее, чем я себе представлял, наблюдая за ним из окна. Очевидно, все дело в одежде — на нем длинная белая туника.

Я не отвечаю, одержимый мыслью о прижатом к ноге оружии и о том, что предстоит совершить. Шейх знаком отсылает телохранителей, чем облегчает мне задачу.

— Давайте начнем без господина Эль-Фассауи, — говорит он. — Мохтар уже дал вам наилучшие рекомендации.

— Мы действительно успешно поработали.

Я не обдумывал эту фразу, не формулировал ее в голове — она выскочила сама собой, автоматически. Похоже, мои чувства управляются участком мозга, неподконтрольным моей воле.

— Вы, вероятно, поняли, что я жду от вас совершенно особенной работы… Хоть и не верю, что уроженец Запада действительно способен послужить моему делу. Все очень сложно. Речь ведь идет о духовных ценностях. Сомневаюсь, что ваши совпадают с моими, значит, вы вряд ли способны меня понять и уж тем более защитить.

— Так зачем же вы ко мне обратились?

Он раздумывает, и я вдруг замечаю, что голова у него слегка трясется.

— Мохтар поведал мне, что деньги для вас главная, можно даже сказать, единственная ценность, — объясняет он. — Мне подобное непонятно, но я знаю, что вам, живущим на Западе, это действительно свойственно. А у меня достаточно денег, чтобы дать вам мотивацию.

— Да, деньги…

Я не заканчиваю фразу, словно хочу оценить его предложение. Нельзя отвечать слишком быстро. Нужно выиграть время. В моем нынешнем состоянии я не способен действовать как надо. Необходимо успокоиться, наладить сердечный ритм, глотнуть кислорода, чтобы прочистить мозги. Крошечный участок мозга все еще позволяет мне играть роль, давая воину время на подготовку штурма.

— Это правда, я люблю деньги. Деньги дают возможность осуществить мечты и планы. А у меня их много…

— Вы типичный представитель западной цивилизации. Ваша система создана, чтобы удовлетворять аппетиты человека. Вами движут желание и зависть. Ничего удивительного, вы ведь полагаете, что жизнь заканчивается в этом низком мире, а рай можно купить за доллары и евро. Мы, мусульмане, живем по завету Пророка, и деньги для нас — одно из средств к достижению наших целей.

— Ваших целей?

— Объединить всех правоверных. Достичь Уммы. Создать исламское государство в сердце мусульманского мира, чтобы все верующие могли поклоняться Аллаху и занять свое место в другом мире. Истинном мире.

Он приукрашивает свою программу, выдает оскопленную версию, очищенную от насилия. Я пытаюсь справиться с лицом, чтобы не выдать ни своих убеждений, ни чувств, ни намерений.

У меня нет охоты слушать его разглагольствования, и я пользуюсь паузой, чтобы задать вопрос:

— Чем такой человек, как я, может быть вам полезен?

— Речь не об этом. Не впрямую… Вы нужны мне, чтобы решить проблему иного толка.

Он закрывает глаза, собираясь с мыслями, как будто хочет подобрать точные слова:

— Все просто: те, кто живет на Западе, считают меня дьяволом. Злобный, способный на самое худшее человек, который ни перед чем не остановится, чтобы добиться своей цели. Некоторые мусульмане почитают меня, боятся, обожают. Я хочу уменьшить разрыв между тем и другим восприятием моей личности. Я хочу, чтобы западные медиа поняли мои послания и могли донести их до людей. Часть общественного мнения уже сейчас воспринимает мои аргументы. Не мои методы, но гуманизм моих проповедей.

Он выдал эту ложь не моргнув глазом, убежденный, что слово «гуманизм» не противоречит природе его борьбы. Я пытаюсь сдержать дрожь, но он успел уловить мое смятение:

— Вам не нравится термин «гуманизм»? Но именно он руководит моими действиями, дорогой друг. Совершенно очевидно, что в моем и вашем мире значение этого слова разнится. На Западе гуманизм есть олицетворение идеалистического видения мира, призыв к доброте и состраданию, которые заповедовал своим последователям Иисус. Красивое, но чрезвычайно наивное понимание гуманизма. Вы не различаете добро и зло, считаете, что ошибки, грехи и преступления есть результат слабости натуры и их нужно прощать, чтобы человек в благодарность за понимание раскаялся и вспомнил об источнике добра в своей душе. В этом причина слабости Запада: он отказывается судить, наказывать и сражаться. Предпочитает сочувствовать, делать вид, что понимает. Запад больше не размышляет, он испытывает чувство вины. Он не осуждает, а сострадает. Все это — чудовищное лицемерие. Потому что параллельно он угнетает, подавляет, захватывает, пытает, морит голодом и убивает народы, живущие по другим законам. Милосердие, любовь к ближнему, гуманитарные миссии обеспечивают ему чистую совесть и право продолжать убийства.

Шейх делает паузу, смотрит в окно и продолжает:

— Мой гуманизм заповедан Пророком. Его Закон должен лечь в основу нового мира. Только шариат способен победить коррупцию и исправить нравы. Все фундаментальные ценности человечества извращены. Порнография подменила любовь, корысть — братство, а деньги и власть — равенство. Сегодня каждый мужчина живет в подчинении, женщина унижена, ребенок обманут. Мой гуманизм призван восстановить мораль, которая вернет людям их достоинство.