Читать книгу "Разбитая ваза - Рекс Стаут"

— Ложь! — Помфрет облизал губы, с легкостью выдерживая взгляд Фокса: должно быть, ему это было гораздо легче, нежели смотреть на жену. — Беспардонная ложь. — Он снова ощерился. — Клянусь Богом, вы за это заплатите! Это явный трюк. — Он ткнул в скрипку пальцем. — Какое там может быть доказательство?..

— Як этому еще вернусь. — Фокс продолжал смотреть ему прямо в глаза. — Сначала еще несколько подробностей. Разбили вазу Мин вы. Вас видели в желтой комнате с осколком в руке более чем за полчаса до того, как ее обнаружил на полу Перри Данхэм.

— Кто меня видел?

— Лоутон Моубрей.

— Он мертв.

— Да, мертв. Полагаю, случай с вазой заставил его призадуматься и заподозрить вас. Возможно, он был настолько умен, что догадался о мотивах вашего поступка. Так или иначе, он проверил свои подозрения и узнал о ваших отношениях с мисс Тьюсар. Миссис Помфрет была его старым и добрым другом. Он предупредил вас, чтобы вы не позорили ее, и угрожал рассказать ей, если вы не прекратите изменять ей. Вы незаметно пробрались к нему в офис, ударили по голове и выбросили его из окна.

— Вы можете это доказать?

— Нет, это предположение, но я хотел сказать об этом в присутствии мисс Моубрей…

— Дора, — Помфрет простер руки через стол, — ты ведь не веришь?!

Она не смотрела на него. Губы ее были крепко сжаты, пальцы переплетены, она не спускала глаз с Фокса.

— Это произошло прошлой зимой, — сказал Фокс, — вы думали, что теперь вам ничто не угрожает. Но вы представляете собой редкую комбинацию ума и тупости. Можно скрыть одно преступление и навсегда сохранить его в тайне, но любое другое преступление неизбежно рано или поздно будет раскрыто. Моубрей обнаружил вашу связь с мисс Тьюсар, а не так давно про это узнал и Ян Тьюсар.

Не могу только сказать, где и когда. Мисс Тьюсар, несомненно, в конце концов восполнит этот пробел; к тому дню, когда вы окажетесь перед присяжными и судьей, она, скорее всего, поведает гораздо больше того, что сказал я вам, иначе ей не избежать обвинения в пособничестве.

Очень вероятно, что Ян увидел вазу Ван Ли в квартире своей сестры, как ее увидел Диего позднее, — вашу вазу, которую вы сами туда отнесли. Во всяком случае, Ян проник в вашу тайну, вы ему не нравились, а он был многим обязан вашей жене. Ян выложил вам напрямую все, что он думает про вас, и поставил ультиматум: или вы разорвете отношения с его сестрой, или он расскажет обо всем вашей жене. Вы отнеслись к его угрозе с дьявольской расчетливостью и змеиной хитростью: за несколько часов до его концерта вы налили лак в его скрипку. Вам был хорошо известен его характер и темперамент, вы знали, что в порыве отчаяния он способен даже наложить на себя руки, что он и сделал.

— Нет, — сказал Генри Помфрет приглушенным голосом. — Нет! — И тут он совершил грубую, непоправимую ошибку. Он повернул голову не к жене, а к Гарде. — Гарда! — крикнул он умоляюще: — Гарда, я не делал этого!

Миссис Помфрет встала. В ее голосе зазвучали металлические нотки:

— Вы сказали, у вас есть доказательства?

Фокс кивнул ей:

— Еще секунду.

Он снова обратился к Помфрету:

— Итак, еще раз. Если после убийства Лоутона Моубрея вы подумали, что вам ничто не грозит, то теперь возникли сложности. Исчезновение скрипки, должно быть, вас сильно встревожило, и, хотя я прояснил этот вопрос, к вашему удовольствию, вас привел в ужас лак, который мне удалось обнаружить. Вы испугались не того, что преступление припишут вам; вы испугались, что вас может заподозрить мисс Тьюсар, и попытались направить ее подозрения по ложному пути, послав ей записку со свастикой. Мисс Тьюсар, прошу вас! Диего, держи ее!

Диего выполнил просьбу.

Фокс продолжал:

— Но запальный шнур уже горел, и не было возможности его потушить. Вас уже терзал страх, и вы, наверное, были близки к отчаянию-, когда Перри Данхэм сказал вам, что Ян действительно оставил вторую записку, что она адресована вашей жене и раскрывала тайну ваших отношений с Гардой и что эта записка находится у него. Что еще он сказал вам? То же самое, думаю, что и Лоутон Моубрей, и Ян: потребовал порвать с Гардой.

Он знал, что его мать счастлива с вами, он любил ее и не хотел разрушить ее счастье, поэтому, вместо того чтобы показать записку ей, он дал вам шанс. Он, конечно, не подозревал, что вы убийца. Вы пообещали ему порвать с Гардой, и он был настолько глуп, что поверил вам. Как я уже сказал, он не подозревал, что вы убийца.

И все равно глупо было с его стороны пить виски из бутылки, к которой вы имели доступ, тем более что вам было известно, какую марку виски он пьет.

— Вам, черт возьми, прекрасно известно, — укоризненно сказал, глядя на Помфрета, Адольф Кох, — что и я иногда пью бурбон!

Хиби Хит истерически захихикала.

— Итак, когда Перри не стало, — продолжал Фокс, — вам снова ничего не угрожало. Но начали скапливаться улики, и ваши нервы не выдержали. Например, ваза Ван Ли. Гарда, конечно, сказала вам, что ее забрал Диего, и самообладание и сообразительность покинули вас. Вы снова превратились в миссис Гарриет Пискус, чтобы купить нитробензол. Вламываться в квартиру Диего, чтобы забрать вазу и поставить на него ловушку, было полным идиотизмом. Не буду объяснять почему — сами поймете. Но, главное, это ничего не решило. Оставалась вторая записка Яна. Она была жизненно важна для вас.

Вы раздобыли ключ от квартиры Перри, — когда миссис Помфрет давала мне ключ, я заметил, что у нее оставался дубликат, — пробрались наверх в образе миссис Пискус и учинили лихорадочный обыск, но записки не нашли.

Заговорила миссис Помфрет:

— Сын говорил мне, что записки не было. Что была только одна записка. Что Дора ошиблась. Сын никогда не лгал мне.

— Один раз он сделал это, миссис Помфрет. Учитывая обстоятельства, это была довольно безобидная ложь. — Фокс по-прежнему не спускал глаз с мистера Помфрета. — Записка, наверное, заставила вас понервничать.

Меня-то, безусловно, заставила. После того, как Перри схватился за скрипку, как только я оставил его одного, у меня возникла мысль, что записка может быть внутри.

Если один взгляд на содержание записки в тот вечер в гримерной заставил его спрятать ее, и спрятать не на себе, он вполне мог просунуть ее в одно из отверстий деки, а вынуть ее потом не сумел, поскольку скрипка исчезла. Я потряс скрипку, но никакого шороха не услышал. Я даже заглянул в нее с карманным фонариком — тогда я и обнаружил лак, но записки не увидал. Глупо, что я не догадался, в чем дело: слой лака был такой толстый, что он и спустя семь или восемь часов не застыл. Записка скользнула в конец корпуса и прилипла. Поэтому она не зашуршала, когда я тряс скрипку, а через отверстие в деке ее невозможно увидеть. Она все еще там.

— Она… она… — По лицу Помфрета прошла судорога. — Она… — это было все, что он смог из себя выдавить.