Читать книгу "Поединок невидимок - Сергей Зверев"

– Это он привел Белкину? – неулыбчивый вытащил из кармана фотографию Бондарева.

– Он, – заморгала немолодая женщина. – Осторожно, у него пистолет.

– Понятно, вооружен, – прозвучало буднично.

Офицеры ФСО переглянулись, после чего абсолютно нелогично спрятали пистолеты и зашли в кабинет. Охранник на диване раскрыл глаза, что-то промычал и тут же вновь впал в забытье.

При появлении визитеров Владимир Петрович расплылся в мстительной улыбке:

– Я их задержал до вашего прихода.

– Хорошо, что зашли, – спокойно поприветствовал Бондарев, кивнув неулыбчивому. – Вам тоже будет полезно послушать. Передадите по инстанции.

Тот, к кому обращался Бондарев, сдержанно кивнул в ответ, как кивают малоприятному, но хорошо знакомому человеку. Белкина сверкнула глазами, поняв, что сейчас переломит ситуацию.

– Если я или Бондарев исчезнем больше, чем на один день, или с нами что-то случится, – голос ее лился мягко, журчал, прямо как из динамиков телевизора во время передачи, – то мои коллеги извлекут спрятанную нами информацию и покажут ее на Западе. Так и передайте тем, кто нас преследует. Они с нас теперь пылинку сдувать должны.

По выражению лица Бондарева Тамара тут же догадалась, что «те, кто их преследует», лично присутствуют при разговоре.

– У меня сегодня эфир. Я веду вступление и окончание к показу фильма «Один день с президентом», – нагло напомнила Белкина. – Больше я не собираюсь быть чьей-то пленницей.

– Мы уже заменили ведущую передачи, – гендиректор с надеждой посмотрел на неулыбчивого.

– Как заменили, так и отмените. Я сама выйду в эфир, – твердо стояла на своем Тамара.

– Придется согласиться, аргумент у нее убийственный, – посоветовал неулыбчивый Владимиру Петровичу и посмотрел на телеведущую как карточный игрок, приберегший к концу игры козырь: с чего ни зайди, выиграет.

– Черт с тобой. Сегодняшняя и следующие передачи твои. Пропуск я восстановлю, – признал свое поражение гендиректор. – Но только мы начинаем сегодня в студии на час раньше. Не опоздай.

– Что? Вы изменили время выхода в эфир?

– Нет – прямые эфиры временно запрещены. Только запись. Даже вечерние новости, и те идут в записи.

– Я не согласна... мы против, – Тамара сузила глаза и впилась ногтями в подлокотники кресла, – если...

– Во-первых, этого распоряжения не в силах отменить ни уважаемый Владимир Петрович, ни даже я, хоть убейте нас всех в его кабинете, – перебил неулыбчивый и посмотрел на потолок, давая понять, что в те сферы, откуда так распорядились, лучше не соваться. – Во-вторых, никаких упоминаний о покушении. Если согласны, считайте, что сделка состоялась. Делаем запись, а через полчаса ваш «Резонанс» выходит в эфир.

– Запись так запись, – Бондарев неожиданно для Белкиной сдал позицию. – Ты же сама мне призналась, что после пережитого у тебя нет ни малейшего желания сообщить людям правду – от этого одни неприятности. К тому же истина чуть раньше, чуть позже, но сама выйдет наружу. И славу первооткрывательницы никто у тебя не отнимет.

Тамара затравленно посмотрела на Клима, наконец выдавила из себя:

– Я согласна. Ты прав. Главное, вновь оказаться в телевизоре.

– Держи, – гендиректор протянул прозрачную папку восстановленной в правах телеведущей. – Тут тексты прямых телефонных звонков телезрителей, которые поступят к тебе в студию, и тональность твоих ответов. Подготовься к толковым и непринужденным ответам.

На каждой странице стояла размашистая подпись гендиректора и виза «утверждаю».

– Теперь уже и звонки подставные, – чуть брезгливо скривила Тамара губы.

– А разве раньше на телевидении было по-другому? – искренне удивился Бондарев.

– Можете не верить, но было, – невесело усмехнулся Владимир Петрович. – Свободу слова никто не отменял.

– Чудеса!

Бондарев отвел в сторону неулыбчивого:

– Клим Владимирович, – с упреком тихо произнес тот, – эту сучку я еще понимаю, – покосился на Белкину, – но вас – нет! Что вы творите?

– А меня и не надо понимать. И снимите с нас «наружку». Это ваша самодеятельность.

– К счастью, мне вы не можете приказывать.

Уже в приемной Бондарев спохватился:

– Это его «табель», – и подал неулыбчивому пистолет, как и положено, рукоятью вперед.

– Что с ним теперь будет, уволят? – с искренним женским сочувствием к приходящему в себя охраннику спросила Белкина.

– Для начала проведут служебное расследование, а потом уволят и, надеюсь, накажут. И правильно сделают, – жестко произнес Бондарев. – Потерять оружие, позволить себя оглушить – это тоже самое, – он пощелкал пальцами, подыскивая близкое журналистке сравнение, – как если бы ты во время передачи выругалась матом на собеседника, плюнула в объектив, встала и ушла из кадра.

– Всегда кто-то оказывается сильнее. Это не его вина...

– А чья? Тебя-то никто не пожалел.

– Кроме тебя.

– И тут ты ошибаешься.

Глава 11

К вечеру центр Москвы заволокло дождевыми облаками. Моросил дождь, асфальт дымился и пузырился. Автомобильные потоки рассекали улицы с протяжным шипением, будто кто-то разлил газировку. Неон рекламы расплывался в лужах причудливыми цветными пятнами. Острие Останкинской телебашни терялось в ватном тумане. Теперь, в молочных сумерках, телевизионный комплекс выглядел не столь гигантским, как при дневном свете.

Сидя за рулем неприметного серого «Форда», Клим Бондарев шелестел газетой, то и дело бросая быстрые взгляды на одно из блочных зданий телекомплекса, стоявшее в нейтральном отдалении от вышки. Нужная ему дверь то и дело раскрывалась, выпуская и пропуская людей.

Впрочем, водителя «Форда» занимала не только останкинская дверь. Двадцать минут назад неподалеку от его автомобиля припарковался небольшой крытый фургончик с броской надписью по борту «Доставка пиццы на дом». Двое крепко сбитых мужчин в салоне вряд ли походили на развозчиков пиццы – как мрачными, набыченными физиономиями, так и общим экстерьером. К тому же они почему-то не спешили нести пиццу заказчикам, а о чем-то оживленно беседовали.

Наконец, на ступеньках телекомплекса обозначилась фигура Белкиной. Осмотревшись, телеведущая «Резонанса» направилась к машине Бондарева.

– Привет, Тома. Запаздываешь, – водитель предупредительно приоткрыл пассажирскую дверку.

– Как управилась, – буркнула тележурналистка, усаживаясь в салон. – Ты ведь понимаешь – оказывается, я человек идеологического фронта.

– Смотрю я на эту Останкинскую башню и думаю – что же она мне напоминает? – безмятежным голосом продолжал Клим.

– Неужели гигантский фаллос? – криво улыбнулась Белкина.