Читать книгу "Чтобы ахнули - Лариса Каневская"

не могла понять, что ее смущало: большая уценка или отсутствие желающих купить такую прекрасную вещь?

— Берем!

Вадим заранее уже настроился на покупку и, увидев жену, совершенно убедился в том, что эта меховая жилетка ей просто необходима. Длинный голубой ворс красиво оттенял цвет глаз, прямой классический силуэт скрывал излишества слегка располневшей фигуры. Он перебрал в памяти шубы, купленные когда-то в Милане. Пожалуй, ни одна вещь ей так не шла, как эта, хотя жилет, даже длинный, нельзя в полной мере считать шубой. Алла покрутилась во всех зеркалах. Какая-то преклонного возраста тетка, вышедшая из соседней кабинки, остановилась и пристально стала вглядываться в Аллины отражения. Больше никого в примерочной не было.

Алле стало скучно. Зрителей мало. Морщинистая тетка смотрела бесстрастно — огромные очки в половину лица и поджатые губы ничего не выражали. Это Аллу задело. К восхищению Вадика Алла всегда относилась скептически: что он понимает в моде? Кажется, меховые жилетки были модны в позапрошлом сезоне, поэтому, наверно, ее так уценили. Цвет — специфический, запачкается моментально. С чем носить — тоже непонятно, под нее еще надо придумывать какие-то рукава. Это в Польше можно всю зиму в одной жилетке проходить, а в Москве руки посинеют и отвалятся.

— Вадь, я передумала, на фиг мне сдалась эта жилетка, у меня дома норка голубая натуральная, не то что этот крашеный песец…

Вадим не стал уговаривать, он знал: бесполезно, да и времени уже не было, пора стартовать — ехать предстояло всю ночь.

— Ладно, как хочешь, давай тогда быстренько возьмем еще ящичек пивка — и на кассу!

Алла оставила шубу в кабинке, и супруги поспешили к полкам с алкоголем. По дороге в кассу в душе Аллы стал расти дискомфорт. Вроде все правильно, и жилетка ей не нужна, но…

Очередь в кассу была небольшая, однако двигалась медленно. Чувство глубокой неудовлетворенности переполнило Аллу до того, что, оставив Вадика, она рванула в примерочную за песцом. Голубая жилетка исчезла. Вот тут Алла окончательно поняла, как правдива народная мудрость: «Что имеем, не храним, потерявши — плачем». Теперь она страстно желала эту прекрасную вещь. Она тут же вспомнила и про синий мохеровый свитер, который можно поддевать вниз, и про то, что девчонки обкупились в Милане, а она, как сирота казанская, вернется в Москву с сыром и ящиком пива. Запыхавшись, Алла прибежала к мужу, выложившему продукты на ленту и собиравшемуся расплачиваться, и взволнованно крикнула: «Вадик, мою шубу украли!» Кассирша, ничего не понимая, уставилась на русскую пару, которая как-то странно себя вела, по-видимому не собираясь платить за выложенный товар.

Взгляд Аллы рассеянно блуждал… блуждал и вдруг наткнулся на тележку возле соседней кассы, где поверх макарон покоилась ее прекрасная голубая шуба. Алла показала одними глазами на одиноко стоящую тележку и умоляюще прошипела: «Шуба! Вадик, моя шуба!» Вадим мгновенно сориентировался, выхватил песца из чужой тележки, бодро кивнул обомлевшей кассирше и выложил на ленту купюру в сто евро. Алла восхищенно любовалась своим героем. Она радостно улыбнулась пожилой польке, подтвердив, что, мол, все в порядке, и прошла вперед — принимать покупки.

Дальше на их долю пришлось несколько минут позора, когда та самая тетка, что индифферентно изучала Аллу в примерочной, вернулась к своей тележке и обнаружила пропажу. Алла в этот момент уже упаковывала шубу в пакет. Тетка заметила голубой мех и, перекрестившись, со словами «Jezus Maria» кинулась отнимать пакет. Поднялся такой крик, что прибежал управляющий. Вадим торжествующе оглядел собравшихся и высоко, как знамя, поднял пробитый чек. Управляющий обеспокоенно уговаривал женщину не скандалить, но та с жаром выкрикивала польские ругательства, адресуя их наглым русским, и уж какими словами она их крыла (курва — самое мягкое слово), в переводе не нуждалось.

С головы до ног обруганные, испепеленные враждебными взглядами, серебряные «молодожены» гордо покинули магазин и неторопливо направились к машине, испытывая сладкое чувство победы. Насвистывая «Прощание славянки», Вадик закинул пакеты на заднее сиденье, элегантно открыл жене переднюю дверцу и завел мотор. Черный джип матерно бибикнул. Алла, не сдержав нахлынувших чувств, кинулась Вадиму на шею, чуть не свернув руль. Победители стремительно взяли курс на польско-белорусскую границу.

Кура гриль

— У Надюхи день рождения, надо ей кур купить.

— Лен, что за странная идея, по-моему, у нее своих штук двадцать. Солить их, что ли? Может, лучше козочку?

— Вить, какая козочка, ей некогда с козами возиться, а птица — дело привычное: кинул в курятник зерна и забыл, только яйца вынимай. Надя мне недавно жаловалась, что курам больше двух лет и они плоховато стали нестись, пора, мол, резать. Мы же можем ради нее на рынок съездить и поискать породистых яйценосных.

В деревню Николаевы приезжали раньше только летом в отпуск. Крепкая деревенская изба досталась Виктору от деда, который, будучи заядлым охотником и рыболовом, долго подыскивал подходящее пристанище, пока не обосновался в деревне Колебякино, что на высоком берегу живописной речки неподалеку от Питера. В середине прошлого века в деревне насчитывалось пятьдесят жилых дворов. Девяностые годы повыкосили местных, осталось несколько стариков да две семьи с малыми детьми, в том числе Надя, почтальонша. Надин муж был бригадиром на лесопилке, вкалывал до изнеможения, а с пятницы по воскресенье напивался до беспамятства. В прошлом году угорел в бане насмерть. Осталась Надюха с детишками — Ванькой да Машкой. Не было у нее никаких накоплений, а детей доучить надо. Завела Надюха кур и уток, яйца продавала дачникам. Летом в Колебякино было довольно оживленно. Понаехавшие из столицы бабушки с детьми, мамы с младенцами да рыбаки из соседнего района разметали яйца, только успевай за калитку выставлять.

У Лены с Витей дети тоже, считай, в деревне выросли: каждое лето по три месяца то с одной бабушкой, то с другой. Теперь выросшая молодежь ездит с друзьями на море или в горы, в деревню не заманишь. А Николаевы, наоборот, стали наведываться сюда и осенью, и весной — насладиться тишиной природы и отсутствием человеческих толп. Почтальонша Надя жила по соседству, в этом им повезло: было кому за домом приглядеть в отсутствие хозяев. Так-то в деревне особого воровства не наблюдалось, но лет десять назад по осени бродили цыгане и разживались посудой да постельным бельем в тех домах дачников, что на другом краю деревни.

Надю с той поры, как случилось несчастье, питерские соседи старались всячески поддержать. Николаевым это было не сложно: от выросших детей много вещей осталось —